Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Единственное, что тревожило пана Суходольского, - это то, что жену Санатора расспрашивали о Митте. Однако Збигневу он ничего об этом не сказал. Эта неряха и соврет - недорого возьмет. Может быть, она всю историю с инквизицией приплела для красного словца, то ли для того, чтобы припугнуть "ясновельможного пана", то ли, чтобы его разжалобить, а главное - чтобы заставить его принять участие в судьбе доктора.
Збигнев должен был от начала до конца рассказать о похищении Митты. Ну что ж, и этот рассказ только содействовал успокоению пана Суходольского. Ни Збышка, ни Генриха Адлера, ни беглого хлопа казненного браневского бургомистра, оказывается, никто в тех местах в лицо не знал, а уж об именах их - нечего и говорить! А что Франц - этот самый беглый хлоп - был ранен, а доктор Санатор перевязывал ему рану - тоже ни о чем подозрительном не говорит. Мало ли кто мог его подколоть, ну, хотя .бы та же городская стража!
Пан Вацлав до того рад был выяснить наконец, какого это его хлопа перевязывал доктор Санатор, что даже не очень рассердился как на то, что Франц обратился за помощью к мало знакомому лекарю (а по нынешним временам это большая неосторожность!), так и на то, что беглый хлоп назвался слугой из столь добропорядочного дома... Но вообще-то говоря, хорошо, что Франц съехал от них со своей хорошенькой Уршулой!
Плотно и вкусно затем позавтракав и запив еду ароматной домашней сливянкой, пан Вацлав и вовсе успокоился. И в таком благодушном настроении он пребывал до тех самых пор, пока старый Юзеф, обойдя стол, не шепнул ему тихонько, что к ним пожаловал каноник доктор Миколай Коперник, просит никому, кроме хозяина, о нем не докладывать и сейчас дожидается пана Вацлава в его кабинете.
"Опять что-нибудь по поводу Збигнева и Митты!" - вздохнул старый шляхтич, поднимаясь из-за стола.
Откровенно говоря, как ни мила была ему эта злосчастная профессорская дочка, он, как отец, предпочел бы, чтобы Збышек добывал себе невесту более обычным путем. Однако, если бы сейчас кто-нибудь заикнулся, что не одобряет выбора молодого Суходольского, пан Вацлав почел бы это за жесточайшую обиду.
Не тратя много времени на обязательное вступление, Миколай Коперник передал хозяину дома все тревожные новости, услышанные от Тидемана Гизе, головой ручаясь за их достоверность.
Весть о том, что святая коллегия начала расследование по делу о святотатстве, ограблении монастыря и похищении двух монахинь, а главное, что в качестве обвиняемых привлекаются Збигнев Суходольский, Генрих Адлер и беглый хлоп Франц Фогель, поразила бедного старого шляхтича, как громом. Он, с трудом дослушав утешения каноника, молча сидел в кресле, сжимая побелевшие руки.
- Отчаиваться, однако, не следует, - говорил Коперник, - вы обязаны собрать все свои силы, мужество и настойчивость, чтобы не дать своим близким попасть в цепкие руки святой коллегии.
- Что же я могу сделать? - спросил пан Вацлав, с надеждой поднимая на него глаза. - Что нужно для того, чтобы спасти моего мальчика, ну... и его товарищей?
- Повторяю: настойчивость, мужество и... конечно... деньги, - ответил Коперник. - Деньги на разъезды, на подарки всяким писарям, секретарям и, да простит меня господь, если я клевещу на этих людей, деньги судьям... К сожалению, у нас так заведено... Простите меня - мною руководит не простое любопытство, - в каком положении находятся сейчас ваши денежные дела?
- Как вам сказать... - ответил пан Суходольский смущенно. - Хлопы мои разорены войною, а драть с них шкуру, как это делают некоторые, я не могу... Из своего Сухого дола я уже несколько месяцев ничего не получаю. Эти затруднения, понятно, временные, и к тому же здесь, в Гданьске, есть близкий мне человек, который охотно выручает меня при случае. Это жених моей дочери, - добавил пан Вацлав смущенно, - состоятельный купец... Кстати, он и посоветовал Збышку обратиться за помощью к вам, когда болела панна Митта... Так вот, не окажете ли вы моему будущему зятю, негоцианту Куглеру, честь и не пожалуете ли вместе с нами к нему на семейный обед? Адольф будет польщен визитом столь высокого гостя...
- Семейный обед? - переспросил Коперник в раздумье. - Не члены семьи в таких случаях могут оказаться лишними...
- Пане Коперник, - сказал шляхтич проникновенно, - мне трудно обращаться к вам с такой просьбой, но должен признаться... Мой будущий зять - человек умный и просвещенный, он к тому же еще и человек великодушный... но ваше присутствие, отец Миколай, заставит его...
- ...заставит его быть еще великодушнее, не так ли? - закончил Коперник мысль пана Вацлава.
Все, что он слыхал о Куглере, мало оправдывало сложившееся о нем мнение его будущего тестя. Может быть, это и было одним из обстоятельств, побудивших вармийского каноника исполнить просьбу старого пана Суходольского. Необходимо было прийти на помощь не столько этому доброму, но до крайности легкомысленному человеку, сколько Збигневу Суходольскому и Митте Ланге. Бедные влюбленные и без того достаточно настрадались!
Вот потому-то и увидел пораженный Каспер Бернат в семейной группе шествующих к дому Куглера Суходольских и своего милого Учителя.
Когда запыхавшийся Збигнев с некоторым запозданием присоединился к обедающим, две девичьи головки разом повернулись к нему.
- Не догнал! - ответил молодой человек на обращенный к нему безмолвный вопрос. - Но это, конечно, не был Каспер!
Ванда заметила, с каким облегчением вздохнула ее подруга Митта.
Адольф Куглер расслышал фразы, которыми перекидывались его гости,
- Был ли это Каспер или не был, - сказал он бодро, - давайте-ка выпьем за здоровье этого человека! Как-никак раны свои он получил в сражениях, а не в драке под трактиром! Давай свой стакан, Збышек!
Збигнев опорожнил стакан. Куглер налил ему второй. Потом молодой Суходольский сам наполнил себе третий.
Никто из присутствующих за обильным столом Адольфа Куглера и не подозревал, что двое из гостей крайне обеспокоены полученными из Ольштына новостями. Так умело скрывали отец Миколай и пан Вацлав свои чувства.
Третий из гостей, молодой Суходольский, нисколько не принуждая себя к веселью, просидел весь обед, опустив голову и не притрагиваясь к еде. На это тоже не было обращено внимание, разве что Ванда несколько раз с тревогой оглянулась на брата.
- Матка бозка! До чего же походкой, статью, рыжими хоть и с проседью волосами он походит на Каспера! - вдруг сам себе сказал молодой человек.
Пан Вацлав не успел сообщить сыну о своем разговоре с каноником Коперником, Збышек и без того был чем-то расстроен. Свое же волнение старый шляхтич старался не выдавать. То и дело он поглядывал на отца Миколая и, чуть заметив на губах каноника подобие улыбки, оглушительно хохотал в ответ на грубоватые шутки хозяина дома. Галантно передавая соседям по столу солонки, хлебницы, соусники, он не отрываясь следил за выражением лица каноника. С облегчением вздохнул пан Вацлав только тогда, когда дамам были поданы сласти, а мужчины перешли в кабинет хозяина потолковать о делах.
Шляхтич подивился спокойному тону отца Миколая, когда тот сообщал Адольфу Куглеру о нависшей над домом его будущих родственников беде.
- Будь сейчас другое время, ничего не стоило бы отвести обвинение и от Збигнева, и от Генриха, и даже от Франца, - сказал каноник. - Но как раз сейчас святой престол обеспокоен распространением ереси в Вармии и Поморье, а уж отцы инквизиторы всегда рады доказать свою преданность Риму. Но дело это и выеденного яйца не стоит. Вот я советую пану Суходольскому немедленно же отправиться в Краков и подать его величеству королю Зыгмунту жалобу на незаконные действия монахини Целестины и ее брата, покушавшегося на жизнь досточтимого профессора Ланге. Чтобы скрыть это злое деяние, они заточили в монастырь свидетельниц совершенного братом аббатисы преступления - девиц Митту-Амалию и Уршулу. К заявлению пана Суходольского я, как врач, пользовавший отца и дочь, прилагаю два свидетельства. Первое о том, что нанесенные профессору рыцарем Мандельштаммом побои привели к потере памяти и речи человека. Во втором свидетельстве я даю заключение о том, что девица Ланге находилась в здравом уме и содержание ее в монастыре под видом умалишенной незаконно. Я решил снабдить пана Суходольского письмом к Бернарду Ваповскому, старому моему другу и однокашнику...
Последняя фраза отца Миколая была выслушана хозяином дома с почтительным вниманием: каноник Бернард Ваповский был влиятельным лицом при краковском дворе. Озабоченное выражение исчезло с лица Куглера.
- Если Бернард Ваповский действительно захочет помочь пану Вацлаву, дело наше выиграно! - сказал он, облегченно вздыхая.
- Бернард Ваповский действительно захочет помочь пану Вацлаву, - сказал отец Миколай так холодно, что румяное лицо Адольфа Куглера еще больше зарумянилось. А потом как ни в чем не бывало каноник продолжал: - Теперь дело за пустяками... Пан Суходольский сообщил мне, что испытывает временные финансовые затруднения. А поездка в Краков и хлопоты по всяким духовным и светским канцеляриям требуют больших денег... Однако, насколько я знаю, пан Суходольский так широко и охотно платит огромные проценты, что ростовщики наперебой станут предлагать ему свои услуги...
