Зинаида Шишова - Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
И тут же, следом за пани Суходольской, в кабинет хозяина ворвалась маленькая, худая и действительно очень растрепанная женщина.
- Ой, Езус-Мария, горе мне, горе! - кричала она, тревожа утренний сон еще не поднявшихся с постелей молодых обитателей дома. - Я сама погубила его своим языком! И молодого шляхтича, и эту странную больную паненку!
Не слушая ее дальше, пан Вацлав осторожно выдворил из кабинета свою супругу и плотно прикрыл за ней дверь.
- О чем вы говорите? - спросил он строго, поворачиваясь к ранней посетительнице.
Но та уже судорожно рыдала перед распятием, ломая худые и не очень чистые руки.
Слово за слово пану Вацлаву удалось выпытать у гостьи следующее: Иоанн Санатор, он же Иоганн Вальдманн, муж этой женщины, человек общительный, не отказывающийся в компании пропустить лишнюю кружку пива. Заработки у него неплохие, и жили бы они неплохо, если бы не эта его пагубная страсть и не его щедрый и расточительный характер.
- Вот недавно, пусть пан Суходольский не обижается, ее Ганс бесплатно перевязал и смазал целебной мазью руку хлопа пана Суходольского... И бинты и мазь стоят денег, а Ганс не взял с больного ни гроша...
Пан Вацлав удивленно поднял брови, припоминая, какой же это его хлоп обращался за помощью к доктору Санатору. Так и не вспомнив такого случая, он учтиво пододвинул посетительнице кресло.
- Потом он был приглашен в этот прекрасный дом и лечил молодую паненку... Ясновельможный пан, правда, хорошо ему заплатил, но Ганс тут же отнес золотой в трактир и угощал всех пропойц города Гданьска. Мало того: когда она, жена его, как он говорит, его "обожаемая Анелька", напомнила, что ему следует повторно навестить больную паненку, Ганс ответил, чтобы она не мешалась не в свои дела, что к Суходольским он больше не пойдет, потому что паненку пользует теперь прославленный медик - отец Миколай Коперник, которому он, доктор Санатор, не достоин даже развязать ремень сандалий! Но ясновельможный пан знает ведь, - продолжала она, поднимая на пана Вацлава заплаканные глаза, - что в медицинской практике не положено, чтобы один врач отбивал у другого пациентов! Отец мой тоже был лекарем, не столь прославленным, как доктор Санатор, но и он никогда не пошел бы на такое нехорошее дело, как каноник Коперник!
Гостья замолчала, размазывая по лицу слезы и грязь.
- Я внимательно слушал вас, пани, - сказал пан Вацлав терпеливо, - но до сих пор не понял еще, в чем дело. Что касается доктора Коперника, то он не взял с меня ни гроша, а так как я все равно собирался уплатить доктору Санатору, если бы вместо него не пришел каноник Коперник, то пожалуйста... рад буду... - И пан Суходольский потянулся к шкатулке с деньгами.
К его удивлению, гостья, зарыдав, ухватилась за его руку.
- Не надо, не надо! - закричала она... - Вы спрашиваете, в чем дело? Анелька Санаторова, тяжело вздохнув, вытерла слезы. - Я только чуть-чуть, совсем легонько ударила его, - призналась она, - ну, и накричала на него, что он, мол, не дорожит своим домом и детьми, лечит бог знает кого! Я ведь не медик, и не костоправ, и не цирюльник, но я тут же поняла, что рана, которую Ганс перевязывал слуге пана Суходольского, нанесена никак не топором! Господи, это самая обыкновенная колотая рана! Такие раны отец мой вылечивал десятками, если не сотнями... Когда мы в повозке ездили за полком...
"Ага, вот где разыскал бедный Санатор эту особу! - подумал пан Вацлав с соболезнованием. - Дочка полкового лекаря! - Делая вид, что слушает, пан Суходольский подрёмывал, прикрыв глаза рукой. - Денег она не берет, придется пригласить ее к завтраку, пусть пани Ангелина меня простит, но я обязан это сделать!" И вдруг одна случайно достигшая его слуха фраза пани Санаторовой заставила его встрепенуться.
- И девушка эта - гостья панов Суходольских - имеет такой вид, точно она полжизни просидела в тюрьме или подземелье. Самая ясновельможная паненка может, конечно, заболеть огневицей или даже - пусть бог милует - оспой или холерой, но Санатор достаточно опытный медик, чтобы понять, от чего страдала эта странная девица, а если это уж такая страшная тайна, не надо было со мной всем этим делиться! Он шикал, шикал на меня и даже попытался зажать мне рот рукою, но не тут-то было: я взяла и выложила ему все как полагается!
Проверив, плотно ли заперта дверь, пан Вацлав прикрыл также и окно.
- Все это пани высказала супругу, конечно, потихоньку, как и принято при супружеских ссорах, чтобы не навлечь на себя злословия соседей? спросил он, поворачиваясь к своей посетительнице.
- Горе мне, горе! - закричала та, запуская пальцы в свои и без того всклокоченные волосы. - В том-то и дело, что, после того как я Ганса ударила, он, хлопнув дверью, выскочил на улицу, а я бежала за ним по улице и кричала все, что только приходило мне в голову! Я даже не могу припомнить, что именно я кричала... Пусть простит меня ясновельможный пан, но я напустилась и на слугу пана, и на доктора Коперника...
- Итак, пани пришла ко мне повиниться в том, что заодно со своим супругом пани обругала и моего слугу, и доктора Коперника, а может быть, и наш дом? - спросил пан Вацлав, несколько успокаиваясь. - Так вот, пускай пани не тревожится: мало ли что можно наговорить со зла... Вернувшись домой, пани, конечно, примирится со своим супругом. То, что он, имея жену и детей, пропивает последние деньги в трактире, конечно, достойно порицания... Но пани столь привлекательна, - тут галантный пан Вацлав приложил руку к сердцу, - что, если бы пани не была так сурова к своему супругу, он безусловно больше времени проводил бы дома, а не искал утешения в кабаках! Прошу пани к столу, у нас сейчас подадут завтрак. Пани поест, успокоится и, вернувшись домой, как ни в чем не бывало, ласково и нежно заговорит со своим супругом...
За приглашением пана Вацлава последовал новый взрыв рыданий.
- А где он, мой Гансик? Я пришла к ясновельможному пану, чтобы он помог мне его разыскать... Ведь все это произошло из-за того, что он лечил эту странную молодую паненку! Когда пришли эти трое людей, я была уверена, что это городские стражники. Я ждала их со дня на день. Но они оказались очень любезными... Один из них даже взял на руки нашего маленького и сказал, что у него красивое личико...
- Позвольте, позвольте, - сказал пан Вацлав, довольно невежливо останавливая жестом свою гостью, - при чем здесь, не пойму, молодая паненка, и что за трое людей, и почему пани ожидала к себе в дом городских стражников?
- Да, святые муки Христовы, разве я не сказала, что Ганс, когда напивается, превращается в дикого зверя? Вот он на днях, напившись, так ударил по голове писаря из магистрата пивной кружкой, что того вынесли из трактира на руках... Ганс, протрезвившись, сказал, что дело плохо, что его посадят за это в тюрьму. А паненка... Ну, я расскажу все по порядку. Вытерев слезы и высморкавшись в подол юбки, пани Санаторова продолжала: Эти трое людей приходили не из-за писаря... Они стали меня расспрашивать о раненом хлопе пана Суходольского, о больной паненке...
Пан Вацлав кашлянул в усы. У него пропала охота приглашать эту женщину к столу.
- Это было позавчера... А вчера пришли уже другие люди и увели моего Гансика! - закончила пани Анелька, ломая руки. - Я решила, что это стражники, но соседи говорят, что это фискалы святой инквизиции. Соседи уверяют, что моего Ганса будут пытать и выпытают у него всю правду о паненке, что была в заточении, и о раненом хлопе... А если Гансик будет молчать, его сожгут на костре!
- А откуда соседям известно о больной паненке и об этом чертовом раненом хлопе - понять не могу, что это за хлоп? - спросил пан Вацлав, еле сдерживаясь, чтобы не стукнуть кулаком по столу.
- Да, матка бозка, пан Езус и святые апостолы, как я могла молчать, когда на меня свалилась такая беда! - ответила Анелька Санаторова, рыдая. Однако, разглядев гневный, кирпичного цвета румянец, проступивший на щеках старого шляхтича, она тут же испуганно добавила: - Пусть пан простит меня, но у меня в голове все так перемешалось, что я уже и сама не знаю, что было на самом деле, а что только вообразилось моей бедной голове... Но за что бы ни забрали моего доброго Ганса, очень прошу ясновельможного пана помочь мне его разыскать!
Пан Суходольский пообещал женщине помощь и поддержку. В сердцах выпроваживая гостью, он все-таки сунул ей золотой. Не заходя в столовую, он заглянул в комнату Збигнева.
После разговора с сыном он несколько успокоился. Оба они со Збигневом решили, что мало ли о чем могут болтать соседи. Пьяницу лекаря, по всей видимости, арестовали за драку в трактире, а поскольку в пылу ссоры с мужем пани Санаторова во всеуслышание выкрикивала все, что приходило ей в голову, то, понятно, соседи могли сделать свои выводы. Особенно, однако, это тревожить не должно: люд, живущий рядом с Санаторами, все больше мелкий, ремесленный и мастеровой - такие с доносом в святую инквизицию не побегут. Потолкуют, потолкуют, да и забудут...
