Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
Мы возвращаемся в тридцать шестую, спрятав топор войны. Я про себя думаю, что за такую услугу Холодный ребенок – если только он не был коллективной галлюцинацией – заслужил собственную кровать здесь, в коридоре, где ему, возможно, будет тепло.
***
Старшая старательно разжевывает пересушенную котлету, слушая меня. Я невольно улыбаюсь: кажется, что если она не будет концентрироваться на движениях челюстями, то просто забудет, что надо прожевывать еду, и начнет заглатывать ее целиком. Старшая бывает очень милой в своей нелепости, когда дело касается бытовых банальностей, вроде еды или необходимости одеться по погоде. Я, разумеется, стараюсь ей на это не указывать – толку не будет, а вот ее взрывной характер себя покажет.
– Никогда не думала, что в интернате меня сможет что-то удивить, – качает головой Старшая. – Мне кажется, я знаю все его страшилки наизусть, но про Холодного ребенка ни разу не слышала.
Пожимаю плечами. Я почти не удивлен, что мое нереальное злоключение не встретило скепсиса со стороны Старшей. Когда дело касается нашего интерната, ей куда больше не по душе мой прагматизм, чем мое погружение в мистику этого места. Более того, мое доверие к этой истории вызывает у Старшей явное одобрение, она не может скрыть его даже за старательным перемалыванием обеда.
– Понимаешь, – чешу в затылке я, – тут начинается самое интересное. Дело в том, что это и не интернатская страшилка. Ну, то есть… черт, как бы это сказать?
Старшая хмурится.
– Скажи, как есть. В чем дело?
– Понимаешь, в ночь страшилок я должен был что-то рассказать. Что-то непременно новое, но чтобы оно касалось интерната.
Глаза Старшей становятся похожими на большие блюдца.
– Ты же не хочешь сказать…
– Боюсь, что хочу, – качаю головой. – Да. Именно я придумал эту страшилку в ту ночь. Мне ничего не приходило в голову, и я… вроде как, попросил у интерната помощи, если это можно так назвать. Дальше начал рассказывать, не задумываясь, и получилась вот эта история.
– Пересказать можешь?
– Я уже и детали-то плохо помню. Мне кажется, у нас эту историю лучше всех Стриж запомнил, очень уж его впечатлило.
– Перескажи, как помнишь.
Сбивчиво вываливаю перед Старшей обломки спонтанной страшилки про Холодного ребенка. Она слушает внимательно и не перебивает. В конце истории хмыкает и трет подбородок. Недоеденная еда обиженно остывает в тарелке.
– Концовка вполне в духе интернатских страшилок, – заключает она.
– Да, просто я думал, чтобы легенда ожила, в нее должно верить много людей в течение долгого времени. Да и это не гарант, с болотницей ведь не сработало. Ты, вроде, так говорила.
Старшая неуверенно передергивает плечами.
– Я от своих слов не отказываюсь. До сегодняшнего дня я думала, что так и есть. Выходит, все сложнее.
– Тогда, получается, ночи страшилок опасны, – встревоженно шепчу я, наклоняясь к ней через стол.
Старшая улыбается мне, как наивному дурачку.
– Видимо, все, в чем участвуешь ты, сопряжено с опасностью, – нервно хихикает она. Взгляд у нее многозначительный, и я смотрю ей в глаза, пытаясь вызвать в себе проницательность, какая иногда посещает меня и позволяет читать людей, как открытые книги. Со Старшей этот фокус сейчас не работает. Несмотря на то, что с ней я провожу больше всего времени в интернате, она остается для меня многослойной, многоуровневой загадкой, в которой невозможно разобраться – чем больше узнаёшь, тем больше запутываешься.
– Что ты так смотришь? – улыбается она.
– Есть идеи, что делать с созданным мной монстром?
Старшая разводит руками.
– Знаешь, я ведь тоже частенько гуляю по ночам, но ко мне Холодный ребенок не приходит. Возможно, его дебют был там, где в него больше всего поверили и где находился его, скажем так, создатель. Но вы выкатили ему в коридор кровать с одеялом, и ты говоришь, что пожелал ему обрести дом. Возможно, он больше ни к кому и не придет.
Звучит слишком просто, и верится мне в это слабо. Я высказываю свои соображения Старшей, и она терпеливо вздыхает.
– Ну ты же очень хотел, чтобы у Холодного ребенка был дом?
– Сейчас уже сложно сказать, я не оценивал степень своего желания. Но, думаю, что хотел этого искренне. У меня обычно так и бывает.
Старшая ободряюще улыбается.
– Значит, возможно, это сработало.
– Возможно? – переспрашиваю беспомощно.
– Гарантий у меня для тебя нет, – говорит Старшая. – Но у нас будет шанс это проверить. Пару ночей похожу на дежурство без тебя и посмотрю, придет ко мне Холодный ребенок или нет.
Удивляюсь ее смелости. Лично мне повторять встречу с этой ползучей жутью совсем не хочется, а Старшей, похоже, движет любопытство.
– И ты еще мне будешь говорить, что я зря рискую? – возмущаюсь.
– Конечно, буду, – кивает Старшая. – По статистике я нарываюсь на неприятности в бесконечное количество раз меньше тебя.
Я недоволен, но крыть нечем, поэтому временно отдаю историю с моим неудачным творением Старшей на откуп.
И почему меня не покидает чувство, что она знает о Холодном ребенке больше, чем я сам?
Глава 38. Из уважения к чужой воле
МАЙОР
Майору удается найти директора в коридоре возле кабинета. Старик стоит на коленях и из последних сил тянется к ручке двери. Из груди доносится усталый скрип, словно цель недосягаемо далеко от него; пальцы дрожат, тщетно стараясь увеличиться в длине и дотянуться.
Майор преодолевает разделяющее их расстояние за считанные секунды.
– Помоги открыть… – шелестит директор.
Вместо выполнения просьбы Майор наклоняется, подныривает директору под плечо и помогает ему подняться на ноги. Старик тяжело опирается на него: тело отказывается сохранять вертикальное положение самостоятельно, его тянет к земле.
– Нет, – выдавливает директор. – Просто открой мне дверь.
– Дружище, я знаю, тебе трудно, но нужно бороться с этим. Ты должен встать и заставить себя идти, понимаешь? Иначе…
– Я знаю.
В словах директора абсолютная ясность. Он прекрасно понимает, что его ждет, и готов к этому.
Майор медлит несколько мгновений, затем решает вести спор, глядя другу в глаза, и исполняет его просьбу. Пропахший пылью кабинет встречает их привычным полумраком. Майор помогает директору зайти внутрь и собирается опустить его на диван.
– Нет. Помоги сесть за стол.
Может, так даже лучше? Может, директорское кресло каким-то образом придаст ему сил? Майор кивает и сажает старика за стол.
– Спасибо.
У директора изможденный вид, лицо кажется почти серым, под глазами тяжелые темные круги. Он смотрит на Майора взглядом мертвеца, и это слишком
