Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
Все как-то странно переворачивается с ног на голову, и выходит, что теперь Сухарь – пострадавшая сторона, а моя обида, которая непрошеным гостем проникает внутрь меня, не имеет права на существование! Только вот она берет и противоправно существует, как бы я ни пытался ее игнорировать.
У меня появляется желание смыть с себя какую-то невидимую, но ощутимо противную слизь. Вроде, полезли ко мне, за попытку сопротивления обиделись на меня, а злодеем вырисовываюсь тоже я.
Черт, почему каждый раз, когда я перестаю быть для всех удобным положительным парнем и оправдывать клеймо героя, все реагируют на меня, как на предателя? И почему это ощущается как мой личный прокол?..
– Вам бы перестать входить в противофазу, – глубокомысленно замечает Далай-Лама, – не то все перессоримся.
Мне не приходит в голову, что ему ответить, поэтому я молчу, а он спешит вслед за Сухарем.
На следующем уроке друзья демонстративно садятся за одну парту, а я остаюсь в одиночестве. Если б меня не преследовал затхлый душок осуждения, я бы даже отдохнул один за партой, но в итоге весь урок провожу в напряжении.
Видимо, для учителя мое одиночество становится маяком, выделяющим меня среди одноклассников, и он дергает меня по поводу и без. В конце урока он надолго зависает над моей партой и учит меня жизни, пока остальные ученики покидают класс. Я киваю, попутно поглядываю на учительский стол и, уже почти не удивляясь, нахожу его пустым.
Моя охота за классным журналом продолжается до конца дня, но каждый раз меня постигает одна и та же неудача: я не успеваю добраться до него, как он исчезает. Если в первый и даже во второй раз это тянуло на случайность, то теперь это похоже на пугающую закономерность.
Так и подмывает поговорить об этом со Старшей, но я себя одергиваю. Странности школы – тема, от которой она почему-то слетает с катушек и закатывает истерики. А я сейчас совсем не готов выслушивать, какой я нехороший и мнительный.
Глава 37. Шорох в холодную ночь
СПАСАТЕЛЬ
На поляне темно и тихо. Влажный морозец превращает наше дыхание в пар.
– Знаю, это самое идиотское, что можно сказать в такой ситуации, но попробуй не обращать на них внимания, – вздыхает Старшая, выслушав поток моих возмущений.
– Ты еще скажи, чтобы я не опускался до их уровня, – бурчу в ответ, садясь на бревно рядом с ней.
– За кого ты меня принимаешь? – любезно скалится Старшая. – Такой совет может дать только Сверчок или Дива. А я даю совет, который пробовала на собственном опыте.
– И как? – скептически изгибаю бровь. – Помогало?
Старшая пожимает плечами.
– Не то чтобы. Но, если не обращаешь внимания, потом привыкаешь все время так делать, и чужое недовольство перестает до тебя долетать. И, кстати, быстрее сходит на нет. Если бурно реагируешь или пытаешься объясниться, делаешь только хуже.
Уныло вздыхаю и потираю замерзшее лицо.
– Отвратительная ситуация! – восклицаю с досадой. – Понимаешь, я же не хотел никого из них обижать! Просто мне не нравится, когда ко мне лезут без спроса. Это уже не забота, а навязчивость. Но как только об этом говоришь, сразу превращаешься в неблагодарного хмыря.
Старшая берет меня за руку. Это уже не неловкий жест и не заученное движение, а нежная поддержка, от которой на поляне становится чуточку теплее. Я улыбаюсь.
– Прости, тебя, наверное, достало мое нытье.
– Нет, – качает головой Старшая.
Твое нытье мне нравится больше, чем твоя паранойя, – читаю у нее на лице, и мое едва распустившееся хорошее настроение начинает стремительно увядать, но Старшая мастерски пользуется собственным советом и не замечает этого.
– Может, тебе стоит… – она передергивает плечами, – ну не знаю… чаще ночевать в комнате? Только не подумай, что я пытаюсь тебя прогнать! – Последняя фраза похожа на скороговорку. – Просто, ребятам, наверное, тебя не хватает. Может, они немного успокоятся, если ты начнешь проводить с ними больше времени? А то после твоего рассказа я чувствую, что украла тебя у друзей.
Усмехаюсь, высвобождаю руку и обнимаю Старшую за плечи.
– Может, ты и права, – неохотно соглашаюсь.
– Только не дуйся, – просит она. – Ты же не дуешься?
– А похоже?
– Не знаю. – Она нервно усмехается. – Я не всегда могу отличить одну твою реакцию от другой. У тебя всего слишком намешано.
– Я не дуюсь. Просто мне не нравится, что ты права.
– Значит, тебе много чего должно не нравиться, потому что я часто права, – смеется Старшая.
Какое-то время болтаем о пустяках, перемалываем школьные сплетни. Мне становится хорошо, и я забываю обо всем, что меня тяготило весь день. Однако настает момент, когда мы сдаем нашу поляну позднему вечеру с его чернильной темнотой.
Долго не можем попрощаться у двери сорок седьмой: Старшая смеется и напоминает, что мне пора перестать считать, будто я ворую время, ведь здесь его достаточно и оно лежит бесхозное – бери не хочу. Я отпускаю ее спать с большой неохотой, потому что не могу разделить ее ощущение. У меня не получается жить с уверенностью, что в нашем распоряжении все время мира.
Хотя я хотел бы этого.
Очень хотел.
***
Когда я прихожу на ночевку в тридцать шестую, меня встречают унылым молчанием. Я, как могу, стараюсь его не замечать, и с пристальным вниманием смотрю вокруг, игнорируя то, как мне становится паршиво. Мне бросается в глаза паутина на потолке и несколько довольно глубоких трещин, которых я прежде не замечал. Это зрелище наводит уныние, и я предпочитаю не обращать внимания и на него. Разговор тоже не начинаю: не вижу смысла.
Соседи жадно пожирают глазами мои попытки замалчивания конфликта. Им вовсе не кажется, что они раздувают из мухи слона, по их мнению, они – пострадавшая сторона от моей эгоистичной неблагодарности.
Мое раздражение, надо думать, тоже нешуточно фонит, но соседи стоят на своем.
Немую конфронтацию удается заглушить только с выключением света.
Ночь в тридцать шестой холодна и неуютна. То ли наш внутренний климат совсем остыл, то ли с отоплением большие проблемы, но я около часа не могу согреться под одеялом в собственной кровати. Меня трясет, зубы отбивают дробь, хотя пара при дыхании нет, так что я позволяю себе поверить, что дело не в Холоде. Да и остальные дрыхнут вполне мирно, демонстративно отвернувшись от меня к стене.
Поворачиваюсь
