Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель
На пороге девочка останавливается, закрывает глаза.
– Лилим… Что ты здесь делаешь?
Нао стоит внизу, под верандой. Она смотрит на дочку.
– Я тебя всюду ищу.
С тех пор как Луи Крюкан остался единственным хозяином в «Красных землях», Нао живёт в страхе.
Лилим открывает глаза. Что-то вспархивает из её рук зелёной чертой и исчезает в небе. Мать хватает её за ладошку, ещё пылающую метой целителей.
* * *
И наконец, Лам сидит в самых Низовьях реки, в самом отдалённом уголке южной Луизианы. Он смотрит на проступающую на земле карту. Палка указывает в её центр.
– Здесь всё начнётся, – говорит стоящий перед ним человек. – Ручаюсь. На острове Сан-Доминго.
Говорящего зовут Катон. На нём чёрный костюм и круглая шляпа, отороченная змеиной кожей. Он сидит у огня перед хижиной. Собравшиеся вокруг женщины и мужчины слушают.
Лам смотрит на остров, который тот рисует. Остров похож на рыбу.
– Если беды для нашего брата однажды где-то закончатся, то именно там, – говорит Катон. – А белые и не догадываются. Они думают, что этот остров – венец их величия.
Он втыкает палку острову в жабры. И продолжает:
– Если бы мне снились по ночам кошмары, то в них я просыпался бы белым на Сан-Доминго. Я ворочался бы в мокрой от пота постели. И у меня мелькала бы мысль: «На моём острове пятьсот тысяч темнокожих и двадцать пять тысяч белых». И я бы вскакивал в страхе. Я бы думал: «Нас в двадцать раз меньше, чем их». Дрожа, я зажигал бы свечу и видел, что вокруг моей кровати стоят двадцать вооружённых женщин и мужчин. Вот каким был бы мой кошмар белого человека!
Все слушают его, посмеиваясь, и только у Лама вид очень серьёзный.
Говорят, мать Катона была индианкой из племени Чокто, а отец – темнокожим рабом. Он покупает у Лама и его товарищей ивовые корзины, которые те плетут, а затем продаёт их на рынке в Новом Орлеане. Он связывает их вместе и везёт на лодке. Навьюченная целой горой корзин, она напоминает воздушный шар.
– Помолчи, Катон, – говорит одна из женщин, указывая на рисунок на земле. – Не заражай этими мыслями Лама.
Ей чуть больше двадцати. Она смотрит в огонь, и на щеке её видны вырезанные ножом буквы. Она полновластная предводительница этой общины маронов – беглых рабов, тайно живущих в болотах Низовий. Год назад Дус прискакала сюда на Дымке вместе с Ламом, застав лишь разорённые хижины. Они искали бунтовщика Сен-Мало, его сторонниц и сторонников и среди них – подругу Дус, юную Молли, но всех их давно повесили перед собором Святого Павла.
Дус с Ламом отстроили хижины заново, вместе с присоединившимися к ним беглецами. Создали своё сопротивление. Их земли простираются от озера Борн до бухты Баратария. Вода здесь так перемешана с сушей, что охотники за рабами не отваживаются сюда заходить.
Но Лама такая невидимая жизнь не устраивает. Мета воина крепнет у него внутри. Он хочет биться. Лам смотрит на полтора десятка сидящих у огня людей. Они живут, точно воры в тайном притоне, хотя это у них всё украли.
Лам оглядывается на Дымку. Лошадь и мальчик смотрят друг на друга с вызовом в тени костра. И Лам возвращается к острову Сан-Доминго, который Дус стирает босой ногой.
* * *
Альма с Жозефом простились со «Счастьем». Они помогли перетащить бочки с вином на другое судно, которое пересечёт Ла-Манш и причалит в Портсмуте, на противоположном берегу. И сами сели на него же.
Перегруженное судёнышко скользит в утренних лучах мимо острова Уайт к побережью. Оно минует песчаную отмель, где покоятся обломки кораблей. Путь прошёл спокойно. С тех пор как они покинули Париж, всё на удивление легко.
Из-за отлива судно идёт осторожно. Альма впервые разбирает название на корме затонувшего корабля. Она умеет читать! Она сидит на носу рядом с Жозефом, свесив ноги за борт.
Солнце встаёт справа. Она читает опять:
– Же… лан… ная. А что значит «Желанная»? – спрашивает она.
Жозеф не отвечает. Он смотрит на неё.
До Альмы доходит смысл слова. Смутившись, она смотрит вперёд, на вход в Портсмутскую бухту.
Им не терпится ступить на берег и помчаться галопом на север, в Ливерпуль, попутно осваивая собственные уроки свободы: читать и скакать верхом.
47
Назвать имя
В ту же минуту, всего в сотне метров от них, Жак Пуссен идёт в воде почти по плечи, несмотря на отлив. Он пробирается вброд от острова Уайт до обломков «Нежной Амелии». И держит над головой драгоценный мешок, от которого зависят все его дальнейшие планы. Течение плавное. Прилив ещё не начался. Увидев французское судёнышко, которое могло его заметить, Пуссен останавливается. Потом идёт дальше, не спуская глаз с остова корабля.
Уже дойдя до борта, он слышит шум. Юркнув вбок, он прижимается к доскам.
Спереди доносятся осторожные удары.
Он слушает. И не двигается. Ждёт, когда стук возобновится.
Сейчас 1 июня 1789 года. Семьсот пятьдесят дней назад его засунули здесь в джутовый мешок и увезли на край света. Он вымотан. Только что он вышел победителем из смертельной гонки с Габриэлем Куком.
Четырнадцатого июля прошлого года оба отчалили из Сиднея на двух разных судах, вместе направлявшихся в Англию. Кук был на «Александре» вместе с капитаном Дунканом Сенклером. Пуссена взяли плотником на борт трёхмачтовой «Дружбы». В октябре, к северу от Борнео, больных матросов стало так много, что пришлось затопить один корабль, иначе не хватило бы рук для манёвров. Кук с Пуссеном оказались на борту одного судна.
Тогда начались самые опасные месяцы жизни Жака Пуссена. Днём и ночью приходилось быть начеку. Он прятался на время сна. Не ел того, что готовит кок. И опасался Дункана Сенклера, который, к счастью, делил власть с капитаном затопленной возле Борнео «Дружбы».
Два дня назад, двадцать восьмого мая, Жак Пуссен и Габриэль Кук увидели впереди остров Уайт. Они приближались к тому самому месту, где скрыт им двоим известный клад. Они были точно дуэлянты, подошедшие к барьеру.
Однако случилось чудо. Прошёл слух, что Габриэля Кука заперли в карцере на носу. В еде, поданной капитану Сенклеру, нашли яд прежде, чем он успел её отведать. Покушение на офицера его ранга – этого
