Звезды сделаны из нас - Ида Мартин
От разочарования немеют губы, слабеют руки, щиплет глаза, в груди разливается крутой кипяток.
Рядом с пьяной физиономией Глеба возникает еще одна – в ней я мгновенно опознаю Оленьку Румянцеву и отчего-то не удивляюсь. Она целует Глеба в губы, прилипает к нему, машет мне и радостно скалится:
– Привет! – Радушие сменяется брезгливостью: – Это та самая твоя вебкамщица, что ли? Разве ты ее еще не послал?
Оля виснет на Глебе, он с глупой улыбкой пялится в экран, а я захлопываю ноутбук и закрываю глаза.
В нашем странном общении не было ни любви, ни дружбы, оставалась лишь надежда на честность и взаимное уважение. Но он врал. С самого начала и обо всем.
Его, успешного и яркого, забавляла переписка с фрикшей, возможно, где-то рядом даже сидела его девушка Олечка и подсказывала каверзные вопросы, а потом они обсуждали меня и смеялись…
Телефон оживает, но я сбрасываю звонки. Шум дождя сливается с шумом в ушах, рыдания раздирают горло, пальцы дрожат, я падаю в пропасть и вот-вот разобьюсь.
Отчаяние, просверлившее в груди дыру, внезапно отключается, боль понемногу стихает, и душу заполняет холодная ярость.
Я закончу тем, с чего начала.
Докажу ему, что у меня тоже есть жизнь. И есть парень.
Нахожу видео сегодняшней репетиции, бесстрастно наблюдаю за танцем парочки на тускло освещенной сцене, их коротким поцелуем и замешательством розоволосой девчонки.
Морщась, скриню момент поцелуя, где Артём выглядит особенно убедительным, а я – увлеченной, увеличиваю кадр и бросаю в диалог с Глебом.
«Хорошего вечера».
Глава 33. Глеб
– Почему ты не встаешь? – Мама пихает меня в спину и, откинув одеяло, требовательно трясет за плечо. – Еще пять минут проваляешься – опоздаешь в школу!
– Я не пойду, – не раскрывая глаз, я ныряю под подушку.
– Как так? – ахает она и, сняв подушку с моей головы, трогает лоб. – Температуры нет.
– Есть, – шепчу я. – Еще какая.
– Кончай придуриваться. – Ее теплая сухая ладонь прижимается к щеке, потом к шее. – Я чувствую, что все в порядке. Поднимайся.
– Мне плохо, – упрямо говорю я и, раскрыв глаза, смотрю в мамино рассерженное лицо. – Мне очень плохо!
– В каком месте тебе плохо?
– Везде. Я никуда не пойду. Не хочу и не могу.
Она выглядит растерянной и несколько секунд мнется, словно собираясь спросить, что случилось. Но вместо этого лишь бросает с тяжелым вздохом «ладно» и отдает подушку.
Я рад, что она не стала ничего спрашивать, потому что все равно не смог бы ничего объяснить. Мама уходит и возвращается с градусником.
– Померь на всякий случай. А потом напиши мне. Но не звони. Я все равно отключу звук.
Через пять минут входная дверь за ней захлопывается, и я силюсь заснуть, но уже не могу. В голову лезет всякая ахинея, от которой я не мог избавиться всю ночь, задремав лишь под утро.
Чувствую себя не просто разбитым, а раздавленным, как сырое яйцо, тягучее содержимое которого вытекает из треснувшей скорлупы. Меня тошнит и знобит, однако мама права – температуры нет.
Под столом валяется телефон. Вчера я со злости шибанул его о стену, но поднимать не стал. Хорошо бы он раздолбался, иначе меня обязательно потянет снова смотреть эту тошниловку. Другими словами назвать фотку, которую прислала Неля, я не могу.
Нет, я знаю, что заслужил месть за то, что, вместо запланированного разговора пошел к Титову, что пил и так по-дурацки разговаривал с Нелей, за слова Румянцевой и поцелуй. И Неля совершенно права, ткнув меня носом в мои же косяки, потому что облажался я со всех сторон. Однако она не понимала одного. То, чем она пыталась меня подколоть, для меня вовсе не стеб. Успей я сказать ей вчера все, что собирался, скорей всего она бы так не поступила, но я был и остаюсь для нее всего лишь сетевым другом, чувства которого попросту не берутся в расчет. Откуда ей знать, до чего я дошел?
Я нехотя поднимаюсь и тащусь в душ. После нагретой постели кожа тут же покрывается мурашками, изнутри пробирает озноб. Голова тяжелая, во рту вкус прелых яблок.
Убеждаю себя, что все дело в похмелье, но не уверен.
Мне хочется то ли разрыдаться, то ли умереть. Я стою, упершись обеими руками в кафельную стену, а по спине стекают потоки воды. Таким несчастным я не чувствовал себя, наверное, никогда. Я отлично умею дать отпор и зализываю раны без особых драм, я научился жить с обреченностью и спокойно сношу несправедливость, но сейчас не могу совладать с бешеным штормом нахлынувших чувств. Вода скапливается возле голых ступней, и мне кажется, что, закручиваясь водоворотом, я утекаю вместе с ней через сливное отверстие в бесконечную канализационную черноту.
Я не имею права обижаться на Нелю и предъявлять на нее свои права. Их у меня нет и не было. Она мне ничего не обещала. Ее жизнь и моя – две абсолютно разные точки во Вселенной. Объяснить это себе я способен и даже в состоянии принять, но у меня не получается освободиться от тепла и нежности, от страстной потребности в ее внимании, от горячих снов с поцелуями, от звука ее голоса и неизменного присутствия рядом: в компьютере или телефоне, словно она уже часть меня, а я – часть ее, ведь я тоже всегда у нее под рукой.
Представляю ее себе всю: от кончиков светло-розовых волос до голых ступней, которые я бессовестно разглядывал, когда в один из наших разговоров она полезла под диван, чтобы вытащить закатившуюся игрушку племянника. Перед глазами тонкая, облегающая грудь маечка и широкая умопомрачительная улыбка, гладкие округлые плечи и взгляд, в котором я добровольно и блаженно тону.
Тело мое, согревшись, горит, сердце рвется на части, а беспощадное воображение подкидывает все новые и новые картинки. Одна прекраснее другой.
Третья истина буддизма утверждает, что избавиться от страданий возможно лишь посредством избавления от желаний. Но как?! Как от них избавиться?
* * *
Телефон все же не сдох. Достав его из-под стола, я первым делом открываю профиль Нелли и, едва не поддавшись соблазну снова взглянуть на то фото, быстро отыскиваю перечеркнутый красный кружок и устанавливаю блокировку пользователя. Никаких объяснений не будет. Иначе я совсем расклеюсь и выложу ей все, а она не должна винить себя и оправдываться, пусть уж лучше считает меня отбитым придурком – так ей будет проще принять
