Звезды сделаны из нас - Ида Мартин
Никто не обещал мне безоговорочной преданности – да и глупо было ее ожидать от знакомого по интернету.
Никто не должен со мной нянчиться: ловить каждое слово, предугадывать желания и вытирать сопли. Пусть поначалу Глеб и проявлял интерес, это не значит, что идиллия продлится вечно.
Наш шутливый спор предполагал подобный исход, Глеб руководствовался здравым смыслом, а вот мой хваленый разум отказал, как только я увидела его фото и улыбку, обращенную мне. Именно мне…
– Кузьмина, поведайте нам, что такое магнитное поле! – нудит физичка; я вздрагиваю, прихожу в себя и судорожно соображаю:
– Ну… это… особый вид материи… посредством которой осуществляется взаимодействие между движущимися зарядами…
– Достаточно! Так вот, ребята… – Она вдохновенно пускается в объяснения, а я снова отворачиваюсь и безучастно пялюсь в окно.
Нет, Глеб почти сразу рассыпался в извинениях и произнес то, что я очень хотела услышать, но каждый раз вымогать его внимание ультиматумами и истериками – идея не из лучших.
Слишком уж далеко Москва от моего серого скучного городка, и в ней нет места угрюмой девчонке с периферии.
В девятом классе нас заставляли учить письмо Татьяны к Онегину, и тогда глупая слабая героиня меня взбесила. Однако теперь я понимаю: она была по-настоящему крутой. Решилась на искренний, взрослый поступок – признание – и сделала все, что в тех обстоятельствах от нее зависело. И пусть Онегин оказался напыщенным индюком и не проникся чувствами Татьяны, зато ей больше не пришлось ни о чем сожалеть и вечно ждать у моря погоды.
Я тоже больше не могу предаваться бесплотным мечтаниям и держать в душе комок изматывающих противоречий – сомнений, обиды, боли, надежды, благодарности и… привязанности к Глебу. Мы договорились созвониться после школы, и я расскажу, что он мне нравится – сильно и по-настоящему. А потом задам главный вопрос: «Что мне делать?»
О взаимности с его стороны я стараюсь не думать – такой вариант событий кажется фантастическим. Скорее всего, Глеб растеряется, попытается подбодрить, а потом потихоньку сольется, а я, как и подобает другу, все пойму и перестану его доставать. Мне не впервой прятаться за броней и переживать испытания молча, но от мысли, что дальше по жизни придется идти без него, становится трудно дышать.
* * *
Я до одури волнуюсь перед предстоящим разговором, поэтому и репетирую на износ. Клименко второй день проявляет чудеса выдержки, держит при себе грабли, тактично указывает на ошибки, подбадривает и помогает. На удивление, у меня начинает отлично получаться: движения отточены и доведены до автоматизма, я не дергаюсь, не лажаю и не держу в голове следующий шаг – он волшебным образом получается сам. К тому же я научилась считывать малейшие изменения мимики Артёма, улавливать напряжение его мышц, подстраиваться и импровизировать – танец нас в хорошем смысле сблизил и сдружил.
Он неплохой парень – немного напыщенный и самовлюбленный, но к тому обязывает идеальная внешность и денежки отца. С ним бывает прикольно и весело, но в груди, в самом дальнем ее уголке, поселилась гнетущая тревога.
Глеб точно в меня не влюблен и ничего взамен не предложит.
Неужели мне больше никто не ответит в любое время дня и ночи? Никто не выслушает, не утешит, не даст совет?
Вдруг накрывает кошмарное одиночество, я спотыкаюсь и едва справляюсь с желанием разреветься, но Артём не дает упасть, ставит музыку на паузу, вырастает рядом и щелкает перед носом пальцами:
– Нелли, Земля вызывает, прием! Ты сама не своя. Так сильно переживаешь?
– Ага. – Об истинных причинах хандры говорить не хочется, поэтому я увиливаю от темы: – Мы должны все сделать идеально, чтобы никто не смог предъявить, что нас выбрали незаслуженно! Страшно не оправдать доверие. Да и… Елена в случае провала живьем сожрет.
– Окей! Тогда давай запишем наш урок. Ты пересмотришь его дома и проанализируешь ошибки – так их будет легче исправить. – Артём достает телефон, но недоброе предчувствие сжимает нутро, я пищу:
– Не беспокойся. Запишу на свой! – Выуживаю трубку из кармана рюкзака и устанавливаю на нерабочей колонке, направив камеру к сцене.
Артём запускает трек сначала, берет меня за руку и обхватывает талию.
Старательно отсчитываю ритм и повторяю шаги. На душе погано: не реагировать на флюиды Клименко невозможно, но, если бы Глеб оказался рядом и прикоснулся вот так, я бы, наверное, свалилась замертво.
Прислушиваюсь к себе, кошусь на губы Артёма, и тот замечает.
Я мгновенно подаюсь назад, но ладонь на спине становится каменной, взлетает выше и ложится на затылок. А в следующую секунду его губы накрывают мои, и волна горячего… испуга, омерзения и бессилия подкатывает к горлу.
Хочется оттолкнуть этого недоумка, треснуть кулаком в живот и послать подальше, но я беру себя в руки. Я переживаю первый поцелуй с реальным парнем – звездой школы, – разве не таким он и должен быть?
И осознание настырно стучит молоточком по темечку: таким он не должен быть совершенно точно.
– Ты красивая. Сложно было сдержаться… – шепчет Артём мне на ухо. Музыка превратилась в монотонный гул, ноги заплетаются, голова кружится. Никак не определюсь, чего мне хочется больше: прополоскать рот холодной водой или попросить Артёма продолжить, но он отваливает, рассыпается в тысяче извинений и заключает меня в примирительные объятия, из которых я мгновенно выворачиваюсь:
– Все нормально. Давай сначала! Черт, я имею в виду репетицию!
* * *
Я бесшумно прикрываю за собой входную дверь, оставляю ботинки на полочке, крадусь в комнату и предусмотрительно запираюсь изнутри. Приглашение Алины присоединиться к чаепитию игнорирую – не соблазняюсь даже запахом свежей выпечки по новому рецепту и сплетнями из жизни селебрити.
Падаю на диван, вытягиваю уставшие убитые ноги, кусаю губы и наконец даю волю слезам.
Мне совсем не нравится такой план покорения мира, мне, черт побери, противно и больно… Но я не могу рассказать об этом Глебу – ведь друга у меня больше нет.
Он не звонит, хотя сам вчера настаивал на разговоре, и мое признание, вероятно, обернется катастрофой. Вся моя жизнь – разрушения, хаос и катастрофа.
Я стираю со щек черные борозды потекшей туши, старательно подрисовываю новые стрелки, раскрываю ноут и, прерывисто вздохнув, нажимаю на значок камеры. Глеб отвечает почти сразу, но странно растягивает слова и несет ахинею. Фоном орет музыка и раздаются громкие голоса. Судя по дебильной улыбочке и незнакомому интерьеру, он не дома и изрядно накидался, значит, никакого признания не выйдет. Да
