Джордж Макдональд - Легковесная принцесса
Принц снял с себя перевязь, затем портупею, затем тунику, связал их воедино и спустил вниз. Но леса оказалась чересчур короткой. Принц размотал свой тюрбан и добавил его к остальному, — теперь до нужной длины недоставало совсем чуть-чуть, и кошелек довершил дело. Принцесса ухватилась за узелок с деньгами — и в следующее мгновение уже стояла рядом с принцем. Этот утес был куда выше давешнего, и всплеск от падения получился оглушительный. Принцесса ликовала от восторга, и поплавали молодые люди всласть.
Так встречались они каждую ночь, и вместе рассекали темную, прозрачную воду; и принц был так счастлив, что, — неизвестно, передался ли ему образ мыслей принцессы или юноша впал в легкомыслие, — ему зачастую казалось, будто плавает он в небесах, а не в озере. Но когда он заговаривал о том, что, дескать, ощущает себя на седьмом небе, принцесса безжалостно его высмеивала.
А встающая луна дарила им новые наслаждения. В серебряном сиянии все вокруг казалось непривычным и странным, исполненным древней, поблекшей, и все-таки неувядающей новизны. Когда же близилось полнолуние, их излюбленное развлечение состояло в том, чтобы нырнуть как можно глубже, а затем, перевернувшись, посмотреть сквозь воду на огромное пятно света сразу над головами, — мерцающее, подвижное, переливчатое, оно то расходилось кругами, то сжималось, то словно таяло, а то застывало снова. А затем они взмывали к поверхности, разбивая серебристый блик, и ло! — луна сияла далеко в вышине, ясная, неизменная, холодная, и несказанно прекрасная — на дне заводи еще более глубокой и синей, нежели их собственное озеро, как уверяла принцесса.
Принц вскорости обнаружил, что в воде принцесса почти не отличается от обычных людей. Кроме того, в озере она не так бесцеремонна в вопросах и не так дерзка в ответах, как на берегу. И хохотала она куда меньше, а ежели и смеялась, то как-то мягче. Казалось, что в воде принцесса становится и скромнее, и застенчивее. Но когда принц, который, нырнув за нею в озеро и по уши погрузившись в воду, одновременно по уши же и влюбился, заговаривал с красавицей о любви, принцесса принималась заливисто хохотать. Впрочем, спустя какое-то время девушка озадаченно хмурилась, словно пыталась понять, что значат эти речи, да не могла, — выходит, кое-что слова принца для нее все-таки значили. Но, едва оказавшись вне озера, принцесса преображалась столь разительно, что принц говорил себе: «Если я женюсь на ней, нам останется только одно: превратиться в русалку и водяного и, ни минуты не откладывая, переселиться в море».
11. Змеиный шип
Любовь принцессы к озеру превратилась в страсть; вне воды она и часу прожить не могла. Вообразите же себе ее ужас, когда однажды ночью, ныряя вместе с принцем, девушка вдруг заподозрила, что озеро уже не такое глубокое, как прежде. Принц взять не мог в толк, что случилось. Принцесса взмыла к поверхности и, ни слова не говоря, стрелой устремилась туда, где берег был выше. Юноша последовал за ней, заклиная ответить, не больна ли она и в чем же все-таки дело. Но принцесса даже головы не повернула в его сторону и расспросов словно не услышала. Добравшись до берега, она проплыла вдоль скал, пристально их осматривая. Однако доподлинно выяснить не удалось, ибо луна только-только народилась и видно было плохо. Так что принцесса повернула домой, ни словом не объяснив свое поведение принцу и словно напрочь позабыв о его присутствии. А принц вернулся к себе в пещеру изрядно озадаченный и огорченный.
На следующий день принцесса подметила немало подробностей, которые, увы! — лишь укрепили ее страхи. Склоны потрескались от жары, так что прибрежные травы и ползучие растения, затянувшие скалы, жухли и вяли. Девушка приказала сделать отметки вдоль уровня воды и всякий день изучала их со всех сторон, откуда бы ни дул ветер, пока страшное предположение не превратилось в уверенность: озеро и впрямь постепенно мелело.
Бедная принцесса едва не лишилась той малой доли рассудка, что отпустила ей природа. Ей было невыносимо видеть, как озеро, которое она любила превыше всего живого, умирает на ее глазах. А оно все шло и шло на убыль, постепенно исчезая. Далеко, в прозрачное глубине, мало-помалу обозначились острые камни, прежде невидимые. Не прошло много времени, а они уже высыхали под солнцем. Страшно было представить себе, что очень скоро здесь останется лишь запекшаяся, гниющая грязь, в которой умирают создания прекрасные и дивные и оживают гнусные твари, точно настал конец мира. А до чего жарко будет печь солнце, если озеро исчезнет! Принцесса уже не отваживалась выйти поплавать — и стала чахнуть. Похоже было на то, что жизнь девушки связана с озером: по мере того, как убывала вода, угасала и принцесса. Говорили, что, едва озеро высохнет, она не проживет и часа.
Но принцесса так ни разу и не заплакала.
На все королевство было объявлено: кто установит причину обмеления озера, получит награду воистину королевскую. Пе-Дант и Копи-Кек ревностно взялись за физику и метафизику, но тщетно. Даже они не смогли выдвинуть никакой гипотезы.
А на самом-то деле виновницей всех бед стала старуха-принцесса. Узнав, что племянница в воде счастливее, нежели любой другой — на суше, она рассвирепела и выругала себя за недальновидность.
— Но скоро я все улажу, — объявила ведьма. — Король и все его подданные умрут от жажды; мозги их вскипят и зажарятся в черепах прежде, чем я откажусь от мести.
И колдунья расхохоталась свирепым смехом, от которого шерсть на спине у ее черного кота встала дыбом.
Она подошла к старому сундуку в углу, открыла его, извлекла на свет нечто похожее на обрывок высушенной водоросли и бросила находку в бочонок с водой. Затем добавила туда какого-то порошка и размешала его рукой, нашептывая при этом слова, наводящие ужас одним своим звучанием, и еще более ужасные по смыслу. Затем отставила бочонок, трясущимися руками извлекла из сундука огромную громыхающую связку из ста заржавленных ключей, села и принялась смазывать ключи маслом. Не успела она закончить, как над бочонком, где вода медленно колыхалась с тех самых пор, как колдунья прекратила ее мешать, показалась голова и до середины — туловище гигантского серого змея. Но ведьма так и не обернулась. А змей поднимался все выше, медленно раскачиваясь по горизонтали взад и вперед, пока не дотянулся до старухи-принцессы, а тогда положил голову ей на плечо и тихонько зашипел в ухо. Колдунья вздрогнула — но от радости; и, увидев на своем плече змеиную голову, привлекла ее ближе и поцеловала. А затем вытянула змея из бочки целиком и обмотала вокруг себя. То был один из Белых Змеев Тьмы — этих чудовищных созданий мало кому доводилось видеть.
Затем ведьма взяла ключи и спустилась в подвал, и, отпирая дверь, сама себе сказала:
— Вот ради этого и стоит жить!
Замкнув за собою дверь, она спустилась по ступенькам, пересекла подвал и отперла еще одну дверь в темный, узкий коридор. И ее колдунья тоже заперла за собой, и сошла вниз еще на несколько ступенек. Если бы кто-нибудь последовал за принцессой-ведьмой, он бы услышал, что отперла она ровнехонько сто дверей и после каждой спускалась на несколько ступенек. Отперев последнюю, она оказалась в обширной пещере, свод которой покоился на огромных колоннах естественного камня. А находилась эта зала под дном озера.
Тогда ведьма отмотала от себя змея и, удерживая его за хвост, подняла вверх. Мерзкая тварь вытянула голову и достала-таки до свода пещеры, хотя и с трудом. А затем принялась водить головой взад и вперед, плавно раскачиваясь и словно что-то высматривая. В то же мгновение ведьма принялась расхаживать вокруг пещеры, с каждым очередным обходом приближаясь к центру, и по-прежнему удерживала змея в руках, так что голова чудовища повторяла ее путь, но вдоль свода. А змей все раскачивался и раскачивался. Так обходили они пещеру снова и снова, постепенно сужая круги, но вот, наконец, змей стремительно прянул — и присосался к каменному своду.
— Отлично, красавчик мой! — воскликнула ведьма. — Выпей его досуха!
Колдунья выпустила змея из рук, оставив его висеть, и уселась на огромный валун. Черный кот, что бродил за хозяйкой след в след по всей пещере, устроился рядом. Ведьма взялась за вязанье, бормоча себе под нос кошмарные заклинания. Змей свисал с потолка, точно огромная пиявка, всасываясь в камень; кот застыл, изогнув спину, вытянув хвост, точно канат, не сводя глаз со змея; старуха сидела на камне, вязала и бормотала себе под нос. Семь дней и ночей оставались они в этом положении, как вдруг змей рухнул вниз, точно обессилев, и понемногу съежился и усох, снова превратившись в обрывок увядшей водоросли. Ведьма вскочила на ноги, подобрала змея, спрятала его в карман и подняла взгляд к своду. На том месте, к которому присасывался змей, подрагивала одна-единственная капля воды. Едва завидев ее, ведьма развернулась и обратилась в бегство вместе с котом. В страшной спешке захлопнув дверь, она повернула ключ, пробормотала кошмарное заклинание и бросилась к следующей; заперла и ее, нашептывая те же заклятия; и так — миновала все сто, пока не оказалась снова в собственном погребе. Там она опустилась на пол, едва не теряя сознания, и все же со злобным упоением прислушиваясь к гулу воды, что отчетливо доносился сквозь все сто дверей.
