Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
Серьезным потрясением для Лихачева стало поражение в войне с Японией и особенно разгром флота при Цусиме.
– О, Цусима! – рыдал престарелый вице-адмирал. – Снова ты разрываешь мое сердце!
В ноябре 1907 года Иван Федорович Лихачев скончался в Париже, завещав свою коллекцию и библиотеку в дар родному городу Свияжску. Тело покойного было доставлено на родину и погребено в монастыре в Свияжске. Увы, ныне могила Лихачева утрачена.
Что касается Николая Алексеевича Бирилева, то после возвращения на Балтику он был назначен командовать парусно-паровым фрегатом «Олег», на котором совершил плавание в Средиземное море. В 1865 году Бирилев женится на младшей дочери знаменитого поэта и дипломата Ивана Тютчева Марии. Отношения между тестем и зятем, к сожалению, не сложились. В 1872 году Бирилева постигло большое горе – вначале умерла только что родившаяся дочь, а за ней и любимая жена. После этого капитан 1 ранга Бирилев впал в депрессию. В том же, 1872 году он вышел в отставку. Вскоре на фоне полученной при обороне Севастополя контузии головы у Бирилева начала стремительно развиваться деменция. Несмотря на полную потерю памяти, помня о заслугах Бирилева, император Александр II присвоил ему чин контр-адмирала. Умер Николай Алексеевич Бирилев в июне 1882 года в Петербурге и был похоронен на Новодевичьем кладбище рядом с любимой женой и нелюбимым тестем.
Глава седьмая
Пока в Средней Азии и на Дальнем Востоке Россия преподавала Англии один урок за другим, в Европе началась очередная политическая рокировка. Еще в конце 50-х годов XIX века там образовались два противоборствующих блока – Англия, Франция и Австрия, с одной стороны, и Россия с Пруссией, со второй.
Канцлер Бисмарк, ставший у руля прусской политики, не скрывал своих планов по объединению Германии. Это волновало Лондон, поскольку считали создание сильного немецкого государства опасным. К тому же позиция Пруссии была тогда достаточно прорусской, одновременно антифранцузской и антианглийской. Одновременно в Европе резко активизировались и русские дипломаты, т. к. во главе угла политики Александра II и Горчакова была борьба за отмену позорного Парижского договора 1856 года.
Что касается США, то Россия им симпатизировала. России требовалось сблизиться с серьезной державой, с которой у нее не могло быть противоречий, а еще лучше с державой, враждебной Англии и Франции. Именно такой державой были тогда США. В политике не бывает совпадений, поэтому отмена крепостного права в России и последовавшая вслед за этим отмена рабства в США, безусловно, являлись звеньями одной цепи. Это еще больше сблизило две могучие державы.
Как оказывается, в США также давно симпатизировали России, внимательно следя за нашими успехами в Средней Азии. Еще в декабре 1858 года нью-йоркский корреспондент «Русского вестника» Мантль писал, что американцы «с большим удовольствием смотрят на развитие русской силы в Азии и на расширение пределов Вашей империи… они (США. – В. Ш.) предчувствуют, что из всех могущественных европейских держав с одной Россией она может жить в наилучших отношениях», а американская печать интересовалась всем, что происходило в России, и сообщала все, что русские газеты и журналы писали о Соединенных Штатах. Одновременно Мантль писал об обострении экономической борьбы между США и Англией, «последствия которой будут значительнее последствий побед, одерживаемых на поле битвы».
Теплое отношение к России в США было неслучайным. Американцы видели в России силу, направленную против Англии, которая всегда враждебно относилась к США. Ни для кого не было секретом, что Лондон стремится господствовать и на американском материке, но наталкивается там на противодействие США, которое базировалось на быстром экономическом росте последних. К тому же США выступали соперником Англии и на море. Торговый флот США достиг огромных размеров и сравнялся с английским. Более того, обладая быстроходными клиперами, американцы не только начали угрожать монополии английского флота на Дальнем Востоке, но даже отчасти вытеснять последний. В Лондоне это всех нервировало. Поэтому англичане всячески поддерживали разногласия Севера и Юга США, чтобы раздробить конкурента на мелкие враждующие территории.
– Джентльмены! – объявил членам своего кабинета Генри Пальмерстон. – Мы всего лишь не забываем старого римского правила: «Разделяй и властвуй!» Именно так мы всегда поступали и поступаем в Индии. Именно так нам следует поступить в США… Пальмерстон обвел пристальным взглядом своих министров:
– Может быть, кто-то из вас усомнился в мудрости древних римлян?
Министры отрицательно замотали головами. Древним римлянам и своему премьер-министру они доверяли.
Увы, повернувшись лицом к Атлантическому океану, Пальмерстон оказался спиной к России и тут же был за это наказан.
В начале 1861 года Петербург, совершенно неожиданно для Лондона, решил сыграть в Большую Игру, помимо Европы, Закавказья, Средней Азии и Дальнего Востока, на совершенно новом для себя поле – американском.
В июне 1861 года министр иностранных дел России канцлер Горчаков поручил русскому послу в Вашингтоне барону Эдуарду Стеклю довести до сведения президента Линкольна позицию Петербурга.
– Американский Союз в наших глазах является не только существенным элементом мирового политического равновесия, – передал Стекль послание Горчакова, – кроме этого, наш государь и вся Россия питают к вам самые дружественные чувства!
Это было более чем откровенное приглашение к политическому союзу, и Линкольн все правильно понял.
– Я придерживаюсь такого же мнения! – улыбнулся он уголками губ. – Скажу больше, именно я, как президент, должен проводить эту политику в жизнь.
– Я готов передать вам и то, что мое правительство заинтересовано в сохранении единого государства США и категорически отвергает южный сепаратизм!
Линкольн провел рукой по своему лошадиному лицу, будто смахнул некую пелену:
– Спасибо, господин посол! Передайте мою благодарность. Америка этого никогда не забудет!
В ответном донесении в Петербург Стекль написал, что Линкольн и его окружение весьма заинтересованы в дружбе с Россией и благодарны, что та высказала заинтересованность в сохранении Соединенных Штатов как единого и сильного государства.
Что касается американского посла в Петербурге Джона Эпплтона, то он был окружен особым вниманием и заботой.
В феврале 1861 года Эпплтон сообщал: «Наиболее активным и энергичным сторонником императора в его мероприятии по освобождению стал его брат, великий князь Константин. Он затронул вопрос о крепостничестве, когда я был представлен ему в январе, и сообщил мне, что является председателем комитета, который занимается этим вопросом. «Из этого, – добавил великий князь, – вы легко поймете, на чьей стороне находятся мои симпатии в борьбе между свободными и рабовладельческими штатами в вашей стране».
С начала 1861 года в США начался «парад суверенитетов» южных штатов, которые один за другим объявляли о своей независимости. А
