Альма. Неотразимая - Тимоте де Фомбель
– Стойте, – говорит госпожа Бубон.
Оба замирают. Она смотрит на управляющего.
– Вы, Салливан, кажется, говорили, что с Хлопком была ещё негритяночка?
Кортес встрепенулся. Стоило ему представить себе Альму, как он тут же осознал, что происходит. Он слышит, как Салливан отвечает, теребя пальцы:
– Хлопок был один. И это к лучшему. Я видел девчонку в поместье Роуз-Хилл. Ничего путного.
Салливан сам не знает, почему он так ответил, ведь Альма где-то здесь, совсем рядом. Может, он защищает её из-за Дус, которая наверняка утонула. Слишком много злодейств на одну праздничную ночь.
Хозяйка подходит к управляющему.
– Перекатите бочки в безопасное место и сожгите повозку. Пускай все луизианские плантаторы сажают в теплицах по три жалких грядки. Имение Лашанс первое будет целиком засеяно хлопком Sea Island.
Она поворачивается к работорговцу.
– Нужно найти лошадь и маленького воришку, – говорит она ему. – Мальчика я отдам тому, кто их схватит. Лошадь оставлю себе.
Люди Гибсона схватили Кортеса за руки.
Он почти не вырывается. Он уверен, что такая афера не выгорит. На этом материке у него всюду есть друзья, добросовестные покупатели. Его уважают. Он вхож к губернатору. Капуцины всегда держат для него комнату в городе.
Но свобода хрупка. После первого удара коленом в живот она – уже одно воспоминание, до того ослепительный свет, что и не знаешь, сиял ли он когда-то в твоей жизни.
* * *
Заря только занимается. Альма лежит с закрытыми глазами и слушает, как рядом разговаривают четверо мужчин.
– Ну а теперь, – спрашивает молодой скрипач, – кто-нибудь знает, что с нами будет?
– Хорошо бы, конечно, если бы мы и дальше смогли играть вместе, когда вернёмся в Европу.
– Да.
Они заканчивают сборы, кладут инструменты в футляры. Вокруг беседки земля вся перепахана дождём. Точно её вскопали.
Пасмурно и зябко, но Альме хорошо. Каждый из музыкантов, проснувшись и обнаружив её рядом, по очереди накрывал её своим одеялом.
– Хорошо бы, конечно…
– Хватит, – перебивает Ноэль Вандом. – Никто нас нигде не ждёт. А музыканты всюду голодают. Вспомни: потому-то мы и уплыли.
– Будем играть в портах, где хоть кого-нибудь знаем. В Марселе, в Гамбурге, а то и в Ливерпуле!
Когда он упоминает Ливерпуль, все смеются.
– Ну, будет, Марселен, – говорит Вандом. – Собирай вещи. Пора. Корабль отходит из Ла-Бализ послезавтра утром.
Альма ещё не открыла глаз. Европа, Ливерпуль. От этих двух слов сердце её забилось сильнее.
Паренёк по имени Марселен продолжает болтать, скручивая парик и запихивая его в футляр к скрипке.
– Говорю вам, господин Вандом, у нас хороший квартет.
– По ту сторону океана хороших квартетов тысячи, – отвечает мастер-виолончелист. – Мало быть хорошим квартетом. Нужно…
– А что нужно? – спрашивает альт, который годится Марселину в дедушки, а Вандому в отцы.
– Нужно, чтобы нас вожделели. Чтобы все умирали от желания услышать нас и только нас. Чтобы дрались за право нас пригласить.
Они глядят друг на друга, на штопаные рукава и стоптанные подмётки, на натруженные руки. И пытаются представить, как кто-нибудь падает в обморок, дежуря возле их двери.
– Значит, дело за малым, – говорит старый альт.
Они смеются и возвращаются к сборам.
– Ну а правда, чего нам не хватает?
Они вслушиваются.
Возможно, они оттого не заметили сразу, что голос сперва встроился в гармонию тишины. Всё пространство заполнила низкая нота. Но вот голос медленно идёт вверх. И в тот миг, когда его уже можно заметить, когда он достигает высоты слуха, он вдруг взмывает выше облаков, снова неуловимый. Но, даже вспорхнув, не теряет устойчивости.
Впервые Альма знает, зачем поёт. Раз она не может больше доверять охотничьей мете, она разбудит другой дар, оставленный памятью око: мету песен.
К ней присоединяется второй голос. Он робко развивает тему: так петляет по дереву вьюнок. Это виолончель Ноэля Вандома. Вскоре оставшиеся инструменты покидают футляры. Никто не знает, что они играют. Но играют как никогда.
Открыв глаза, Альма видит перед собой четверых мужчин. Они стоят молча.
Они не знают, куда девать свои деревянные инструменты. И повторяют про себя слова Вандома. Нужно, чтобы нас вожделели, чтобы умирали от желания нас услышать.
Альма встаёт. На полу вокруг неё венцом лежат одеяла. Виолончелист прокашливается и говорит:
– Мы бы хотели спросить вас…
Альма слушает. Никто никогда не говорил ей «вы». Вандом покашливает снова.
– Если бы мы предложили вам отправиться с нами…
Он говорит так, будто сватается, вот только в подобных случаях влюблённых редко бывает четверо.
– Золотых гор я не обещаю, но делить всё будем на пять равных частей, и до сих пор на пропитание нам хватало.
Остальные кивают.
Альма думает о далёкой Европе. Она видела её на карте мира. Думает об одеялах, под которыми проснулась.
– Вы можете всё взвесить, пока мы убираем инструменты.
Появляется Салливан. В руках у него лук Альмы.
Музыканты встают за ней.
– Она с нами, – говорит Вандом.
– Где Кортес? – спрашивает Альма.
– Он уехал. Он искал тебя, чтобы сказать, что дальше поедет один.
Салливан протягивает ей лук.
– Он возвращает тебе твоё.
Затем управляющий расплачивается с Вандомом и говорит:
– Уезжайте. Ей нельзя здесь оставаться.
* * *
Работорговцы покинули поместье Лашанс несколькими часами ранее. К одной из лошадей, галопом скачущих на юг, привязан Сантьяго Кортес. Он думает об Альме. Она наверняка решит, что он её бросил. Он чувствует, как внутри разгорается пламя, от которого он всегда держался в стороне, но которое теперь не скоро его покинет: пламя это имеет имя – оно называется месть.
38
Ударить первым
Если в ту точку Земли, где только что разошлись пути Альмы и Сантьяго Кортеса, вонзить стрелу, то она, пройдя сквозь ядро, в конце концов выйдет по другую сторону планеты, неподалёку от залива Ботани у восточного побережья Австралии. Так уж совпало, что ровно тем же январским днём, в 1788 году, одиннадцать английских судов с сотнями каторжников и солдат на борту бросили якоря в этом заливе, чтобы основать первую колонию на новом материке.
Здесь уже вечереет. Ближайший к берегу корабль называется «Александр». Его капитан, Дункан Сенклер, сидит за столом в своей каюте и говорит темнокожему коку, который только что поставил перед ним ужин:
– Они высадили на берег группу людей, чтобы разведали местность, а других отправили по морю. Но я и так могу сказать, что залив опасный, он открыт всем ветрам и ничуть не похож на обещанный нам райский уголок.
– Да, – отзывается кок, стоя подле него. – Мне-то говорили, мерланги тут сами запрыгивают на палубу, по десять штук сразу…
Оба смотрят на стоящую на столе тарелку
