Эдуард Веркин - Пролог (сборник)
Отец согласно промолчал.
– Полагаю, одна из лучших, – сказал Шклянский.
Отец скромно кивнул.
– Нет, разумеется, лучшая, – поправился Шклянский. – Я сам, знаете ли… Но по сравнению с вашей…
– Обращайтесь, – предложил отец. – Могу содействовать.
– Спасибо. Но у меня к вам еще одна нескромная просьба. – Шклянский потупился.
Отец вздохнул, сделал вид, что привычен к нескромным просьбам.
– Так получилось, что я литератор, – отчего-то с отвращеньем произнес Шклянский. – Я пишу книги. И я хотел бы…
Он замялся, поставил стакан с газировкой на полку, достал из кармана книгу.
– Я хотел, чтобы вы… Понимаете, все книги любимы автором. Но одна из них… Я считаю ее своей безусловной творческой удачей. Не могли бы вы ее вандализировать?
Отец промолчал.
– Понимаю. – Шклянский кивнул. – Понимаю и ценю вашу щепетильность. Но если бы вы могли взглянуть шире…
– Нам бы ховер, – перебил я.
Отец взглянул на меня строго.
– Не слушайте его, – сказал отец. – Он шутит.
– Не до шуток тут, – продолжал я. – Без ховера жить тяжело – в школу по три часа каждый день добираюсь. Но ладно я, вот отец на службу по пять часов добирается. Вы сами художник, должны понимать.
Отец поперхнулся от моей наглости.
– Да, я понимаю, – неожиданно согласился Шклянский. – Без ховера как без рук. Я, пожалуй, что-нибудь придумаю. У моего приятеля есть лишний. Разумеется, не новый, подержанный, возможно, он…
Отец взял из рук Шклянского книгу.
– Спасибо! – Шклянский искренне вспыхнул. – Спасибо!
Шклянский начал пятиться к выходу.
– Спасибо вам большое…
– А вы сейчас к Ае? – спросил я.
– Да, – кивнул Шклянский. – Мы работаем над моим новым романом…
– А можно я с вами?
– Зачем тебе? – натужно улыбнулся Шклянский.
– А может, я тоже. – Я кивнул на книгу. – Может, я тоже хочу. В литераторы.
– Какой умный мальчик, – поморщился Шклянский. – Ладно, пойдем. Только обещай сидеть тихо.
Я пообещал.
Шклянский пожал руку отцу, поклонился, улыбнулся и вышел.
– Ты что, действительно хочешь стать писателем? – с обидой поинтересовался отец.
– Да ну, ты что, – отмахнулся я. – Я, как ты, вандализатором хочу быть.
– Вот и правильно, – выдохнул отец. – Правильно, это надежное ремесло. А все эти литературы – это мираж…
Я согласно кивнул и выскочил в коридор. Шклянский дожидался меня возле двери Аи.
– А ты, я гляжу, шустрый парень, – сказал Шклянский. – Толковый. На самом деле в литераторы хочешь?
– Хочу. А что, в литераторы кого-то особенного берут?
– Да нет, – пожал плечами пстель. – Талант только нужен.
– С этим все в порядке, – сказал я и постучал в дверь.
Зойча Поликарповна, новая мама Аи, открыла дверь и посмотрела на нас с ненавистью, я этому не удивился, она всех ненавидела, даже себя. Но со Шклянским шутить не получалось, он поздоровался, отодвинул хозяйку в сторону и проследовал в холл.
– А ты куда? – Зойча Поликарповна схватила меня за руку.
– Этот мальчик со мной, – сказал Шклянский.
– Этот мальчик хулиган, – прищурилась Зойча.
– Хулиган, но со мной.
Зойча меня пропустила, хотя синяки от ее пальцев теперь наверняка останутся.
Ая уже находилась в холле, сидела в кресле и грызла печенье. Шклянский лежал в кресле напротив и перебирал листы бумаги. Я кивнул Ае и устроился в дальнее кресло.
– А я вот давно хотела спросить, – негромко сказала Ая.
– Да, конечно, – пробормотал Шклянский, не отрываясь от бумаг. – Спрашивай.
– А зачем надо писать про меня книгу?
– Это не про тебя книга, – ответил Шклянский. – Это книга про будущее.
– А зачем про это писать книгу? Я ведь все про будущее рассказала…
– Книгу писать просто необходимо, – заверил Шклянский. – Книга должна предотвратить это будущее. Оно ведь не очень радужное, метеорит, а если точнее, осколок кометы…
Он ткнул пальцем в лист.
– Разве можно одной книгой предотвратить метеорит?
– Разумеется, можно.
– Как? – это уже я спросил.
– Как? – и Ая тоже спросила.
– Видишь ли, Ая, это вопрос сложный. – Шклянский поднялся из кресла, прошелся по холлу и как бы в задумчивости остановился у стены, приложил тыльную сторону ладони ко лбу. – Не знаю, получится ли тебе объяснить…
– А вы попробуйте, – сказал я.
Шклянский пронзил меня злобным взглядом, его руки как-то сами выставились из рукавов и, как мне показалось, даже увеличились в длине. Но потом Шклянский опомнился.
– Я не эхо-физик, конечно, – Шклянский обуздал руки и встряхнул прядью, – и мне это тоже непросто. То есть метафизику я понимаю, чего нельзя сказать о физике…
Я устроился в кресле поудобнее.
– Есть некоторые фундаментальные законы, которые нельзя обойти, – изрек пстель. – Каждый гость, прибывающий из грядущего, своим появлением уже нарушает причинно-следственную цепь. То есть любой скачок во времени уничтожает будущее, если говорить проще. Если бы у нас имелась возможность отправить тебя обратно, то ты бы попала в мир, совершенно тебе незнакомый. После изобретения где-то там в будущем машины времени мы, в нашем настоящем, живем в одном вечном дне, в котором нет ни сегодня, ни завтра. Мы навсегда застряли внутри зеркального коридора. Даже не так – внутри зеркального шара!
Шклянский разволновался, теперь он ходил по комнате и рассказывал, а я подумал, что он, наверное, еще и преподает. На каких-либо курсах, где воспитывают пстелей.
– Хочешь насмешить Господа – расскажи о планах на завтра. – Шклянский с достоинством выпрямился в центре комнаты, и я убедился – настоящий пстель. – На этом основана вся наша стратегия противостояния грядущему. Давно подмечено, что почти все писатели, пытавшиеся предсказать будущее, просчитались – оно вывернулось из их цепких, казалось бы, лап. Да, будущее не терпит чужого взгляда и уходит в сторону. Поэтому наша задача проста – встретиться с гостем…
Шклянский коротко поклонился Ае.
– Определить сектор…
– Сектор? – это я уже спросил.
– Разумеется. Все разделено по секторам. Эпидемии, атомные войны, природные катастрофы, восстание машин. Я персонально занимаюсь космическими угрозами – метеориты, вторжения, взрыв Солнца. Поэтому с Аей работаю именно я. Поверьте, я профессионал. После того как определяется сектор, техническая задача превращается в творческую, а дальше все просто.
Шклянский многозначительно наморщил лоб:
– Вот, помню, был случай…
– Значит, теперь Земля не столкнется с метеоритом? – наивно спросила Ая.
– Конечно, нет, – заверил Шклянский. – Хотя не все так просто, конечно. Бывает, что одной книги недостаточно для предотвращения, и требуется серия или даже межавторский цикл. Но результат всегда положительный. Кстати, Ая, вы представитель вымирающей породы, вы – последний метеоритный гость. Предыдущий, с которым я работал, случился уже как четыре года назад. Метеоритная угроза больше не на повестке дня.
Ая как-то погрустнела. А я слушал, интересно же. Кто его знает, а вдруг я на самом деле подамся в литераторы?
– И какую книгу вы будете про меня сочинять? – спросила Ая.
– Я уже все придумал. Это будет повесть про девушку, не такую как все. Она живет в мире, где под предлогом защиты от метеоритной атаки построен режим тирании и жестокой деспотии. Население страдает от голода и непосильного труда, а развращенная элита жирует в охраняемых карательными войсками районах. Неожиданно девушка узнает, что от нее, равно как и от остального населения, скрывают зловещую тайну…
Я хихикнул. Шклянский поглядел на меня с упреком.
– Это только экспозиция, – как бы оправдываясь, сказал Шклянский. – Впрочем, мы отвлеклись. Ая, расскажите, пожалуйста, про метеорит подробнее. Вы помните ваши ощущения, когда узнали, что ваш мир обречен? Опишите!
Шклянский выхватил блокнот и ручку.
Дальше было скучно. Пстель расспрашивал, Ая отвечала, пстель записывал. Я послушал немного про будущее. Будущее предстояло, как всегда, безрадостное, так что скоро я отправился к себе. По пути заглянул в номер триста пятнадцать, я люблю там посидеть в свободное время, а сейчас лето, свободного времени у меня полно.
Лифты на лето отключили, так что вниз я спускаюсь редко, ленюсь. Туда час, обратно час, да и непонятно, чего внизу делать? Отец понятно, он по делу туда-сюда носится, а я нет. Вот прошлым летом я в город вообще ни разу не выбирался, что там делать?
В триста пятнадцатом нет одной стены, блок вывалился лет пять назад, очень удобно наблюдать за миражами, они по вечерам особенно хороши. Я могу сидеть там часами, я притащил туда диван, иногда там и засыпаю.
На следующий день была пятница.
Я проспал почти до обеда, отец летом меня не беспокоит. Погода стояла хорошая, солнечная, по квартире гулял теплый ветерок, в такую погоду я могу сколько хочешь спать. Это ведь такое счастье – спокойно спать. Проснулся, только когда захотелось есть.