Немного больше, чем любовь - Женя Онегина
– Мама отпустила меня и Алевтину с Яном на ночную. Правда, ее пришлось долго уговаривать. И я позвал Агату с нами.
– Я очень расстроилась, Ник, – строго произнесла Агата. – Это был очень важный для меня вечер.
Пашка видел, что Орлов смутился. Ему вдруг стало его ужасно жаль. Последние сомнения в содеянном вылетели у него из головы, когда Николай произнес:
– Тогда, наверное, мне стоит извиниться.
– Ревность – не лучший советчик, – назидательно произнес Берг. – И Агата этого уж точно не заслужила.
– Отвези меня домой, – тихо сказала Агата и протянула Николаю руки. Он помог ей подняться на причал и прижал к себе, целуя в висок. Потом бросил на Павла беспокойный взгляд.
– Молодежь я отвезу сам, – хохотнул Берг. – Я же обещал! – и его взгляд очень не понравился Пашке.
Едва Агата и Николай покинули причал, как Ян схватил Павла за куртку на груди и ощутимо встряхнул. Они были почти одного роста, но Пашка почувствовал себя маленьким ребенком.
– Я должен сказать тебе спасибо, парень! Только что ты спас семью своей сестры, – глухо проговорил Ян, чеканя слова. – И мою шкуру тоже. Ты поступил как настоящий друг. Но какого черта, Колбецкий, ты снова оказался там, куда тебя не звали?
– Это все из-за меня, – пробормотала Алька, поднимаясь на палубу.
– Ну вот, теперь вся команда в сборе! – воскликнул Ян и громко и со вкусом выругался.
Глава седьмая
Пашка сидел на качелях в саду. Рядом, положив голову ему на колени, тревожно дремал Бин. В его преклонном возрасте чехарда, начавшаяся в коттедже «Чайка» с рассветом, была слишком тяжелым испытанием. Мистер Дарси устроился на траве в паре метров от них и жалобно поскуливал. Его выгнала из дома тетя Лиза, запретив даже смотреть в сторону свадебного платья. Пышную фату пес почему-то особенно невзлюбил. В тени яблонь дядя Алекс и Елисей пили кофе: каким-то образом им все же удалось пробраться на кухню и утащить пару бутербродов. Агате же с утра кусок в горло не лез.
Где-то под крышей веранды привычно выл Снежок. Чем старше становился кот, тем меньше он любил людей. А сегодня в коттедже с самого утра царил кавардак, хотя церемония должна была начаться ближе к вечеру.
Агата аккуратно опустилась на качели рядом с братом.
– Спасибо! – сказала она просто.
Но Пашка промолчал. Только пожал плечами, показывая, что услышал.
– Ты злишься на меня? – спросила Агата.
– А есть за что? – юноша по-прежнему смотрел перед собой.
Агата не знала. Она вообще ничего не знала. Убежать от мамы, а потом – и от тети Лизы оказалось непросто.
– Что у тебя с Алей?
– Ничего. Мы друзья, – Пашка снова пожал плечами и добавил тихо, – лучшие друзья.
– А что по этому поводу думает Аля?
– Ничего не думает, – огрызнулся Пашка и засопел сердито, словно Снежок, загнанный собаками на шкаф.
– А Аля думает так же? – повторила Агата.
– Ты не отстанешь?
– Если очень попросишь…
– Аля считает иначе… – Пашка тяжело вздохнул, – но она не Эльза. Она другая.
– Лучший друг. Я поняла, – Агата противно захихикала, изображая Елисея.
Паша вымученно улыбнулся.
Дождь пошел после обеда. Мелкий, колкий, несмелый, он сменился отголосками гулкой грозы, что неслась к острову с запада. Дядя Александр с тревогой вслушивался в прогноз погоды, который передавали по радио.
– Дождик – это всегда к счастью, – заметила тетя Лиза, бросив на племянницу обеспокоенный взгляд.
«Дождь – это всегда к счастью», – два часа спустя повторяла про себя Агата, глядя, как украшенную лентами праздничную арку трепал бессовестный ветер.
Дождь то и дело прекращался и начинался снова. Темное небо вспыхивало зарницами, и где-то вдали громыхала гроза, а море волновалось. Не шумело, не буянило, а просто тревожно билось о покатый, покладистый берег, как будто хотело дождаться наконец ответа: да или нет…
Да или нет?
Агата куталась в синюю Пашкину штормовку, наброшенную поверх свадебного платья, и изо всех сил старалась не дрожать особенно явно. Дядя Алекс неодобрительно покачал головой и в сотый раз предложил плед. Она отказалась, конечно.
Платье было милым. Кукольно милым. Не стоило даже и надеяться, что мама и тетя Лиза и в этом важном вопросе предоставят ей право голоса, – не предоставили. В кипенно-белом платье с пышной юбкой длиной чуть выше колена и рукавами-фонариками Агата казалась себе зефиркой.
Ужас…
Зато она отстояла право на церемонию на пляже…
Жених опаздывал. Неприлично опаздывал. Причину они знали: при выезде из города во время грозы упало дерево, перегородив единственную дорогу. Пашка проехал почти десять километров под проливным дождем на велосипеде, чтобы сообщить об этом. К тому же из-за урагана на всем острове выключили свет.
– Анна просила передать, что все под контролем, – пробасил брат, отряхиваясь, как Дарси. – У нас есть что-нибудь горячее выпить?
– Только игристое, – ухмыльнулась Аглая. – Я так понимаю, что в вашей глуши ураган – это не повод отменять свадьбу?
– Если невеста еще здесь, значит, не повод, – пожал плечами дядя Алекс.
Агата фыркнула и показала дяде язык.
– Зефиркам слово не давали! – заметил Александр Колбецкий и прижал упирающуюся, дрожащую племянницу к себе. Выругался, коснувшись ледяных пальцев девушки. Прошептал:
– Сумасшедшая. Упрямая, как Станислав. Он бы не отступил, Агата. Он бы оценил и гром, и молнии, и прочее.
– Я не отступлю, дядя. Гроза – совсем не повод отменять церемонию.
– Шторм, – заметил Александр.
– Тем более…
Звук приближающегося мотоцикла Агата узнала сразу, но все равно не смогла сдержать улыбки, когда, немного забуксовав во влажном песке, на пляж въехал Елисей. Промокший насквозь, он стянул перепачканный в грязи шлем и с трудом поставил на подножку своего монстра, нашел глазами Агату и крикнул:
– Едут! Весь город едет! Дорогу расчищали всем миром, сестренка! Твой жених умеет убеждать!
Она знала это отлично.
Украшенную лентами праздничную арку по-прежнему беззастенчиво трепал ветер. Оставалось только удивляться, как хрупкое сооружение еще держалось. Дождя не было. Далекие раскаты грома отдавались странной болью в груди.
Лысоватый мужчина в строгом костюме и галстуке все говорил и говорил, но Агата его не слушала. Елисей не соврал: за ее спиной на пляже действительно собралась вся округа, и ее близкие, конечно, – тетя Лиза и дядя Александр; ухмыляющийся Елисей, грязный и с трудом удерживающий встревоженных собак; хмурый Павел и присмиревшая Алевтина рядом; мама и Анна.
Но Агата на них не смотрела. Как не смотрела и на Николая Орлова. Сжимая в руках букет белых лилий, Агата вглядывалась в бесконечное, холодное, безжалостное море. Море, которому было абсолютно все равно, будет она счастлива или нет.
– Да… – произнес Николай, сжимая в горячей ладони ее заледеневшие пальцы.
Агата наконец подняла на него глаза. На непривычно бледных щеках жениха алым полыхал
