Анатолий Алексин - Сказочные повести. Выпуск третий
— А мы их переучим! — заявила Лидка.
— Скорее они вас переучат, — покачал головой Шнырь. — Масса, знаете ли, играет свою историческую роль… Она подавляет отдельную личность и растворяет ее в своей толще…
— Отдельные личности нерастворимы, как булыжники, — сказала Лидка. — Считайте, что мы из таких. Мы знаем, что делаем!
— Ух ты, колючка! — засмеялся Шнырь и взъерошил Лидке прическу. — В общем, к вашему, Миша, удовольствию, сообщаю, что Петька в луже. Фокус с водой всем надоел. Жители галдят о кирпичах, из дома в дом образец носят. Митька выставил Петьку за дверь, дал по шее и не велел приходить ночевать.
— Ох, за что ж это он его так? — вскрикнула Лидка.
— Петька хотел ученого Ежуню сварить и съесть. Теперь сидит на берегу ручья под елкой и заливается слезой.
— Надо его позвать, — сказала Лидка. — Не оставаться же на улице ночью…
Она кинулась к двери, но Шнырь удержал ее за руку:
— Не стоит. Он не гордый. Замерзнет — и сам придет.
— Да, он не гордый, — вздохнула Лидка и села на пол.
— А больше ничего предосудительного не случилось в Мурлындии? — спросил я тайного человека. — Никто не передрался, не замыслил нехорошего?
— Девять кирпичей у вас жители стибрили, — сказал Шнырь.
— Пускай, — я махнул рукой. — Что такое девять кирпичей?..
— Вот и все события дня, — сказал Шнырь. — Доктор ночью стишок сочинил.
— Не помните?
— Сейчас вспомню… — Шнырь прикрыл глаза. — Вот такой…
Котята съели бегемота среди болот во время сна.
А у меня на сердце что-то, не то зима, не то весна.
До посинения об этом рыдал зеленый крокодил.
А я, ребята, прошлым летом пешком в Австралию ходил.
— Глупые стихи, — определила Лидка.
— Как всегда, — согласился Шнырь. — Впрочем, «зеленый крокодил», рыдающий «до посинения», — в этом что-то есть… Спасибо за чай, милая Лида. Ждите Петьку!
Тайный человек Шнырь растворился в наступающих сумерках.
Потом явился Петька. Он стоял перед нами, глядя в землю.
— Ну что, помогли тебе твои папуасы? — спросили мы с Лидкой.
— Простите меня, — всхлипнул Петька. — Я больше не буду. Мне ночевать негде, а на улице холодно.
— Некоторые вещи простить трудно, — сказал я. — Например поддую измену.
— Миша, накажи его и прости, — попросила Лидка. — Видишь, какой у него раскаявшийся вид. Он больше не будет.
— В общем, так, Петр, — сказал я. — На первый раз прощается. Сделаешь стол для общего пользования. Все.
Обсуждению не подлежит. Не доволен — проваливай ко всем папуасам!
Петька молчал и не проваливал.
— Видишь, какой он хороший? — сказала Лидка.
— А еды дадите? — тихо спросил Петька.
Лидка причесала ему волосы, дала лепешку, сказала сердито:
— Зачем же ты ежика хотел слопать? И не стыдно?!
— Я еще никогда ежиков не пробовал, — объяснил Петька.
С восходом солнца к нашему дому потянулись жители.
Усаживались на травке и терпеливо ждали, когда мы проснемся. Мы умывались, завтракали, а жители все сидели и ждали, гладя на кирпичи. Наконец я вытер губы, сказал Лидке «большое спасибо» и подошел к жителям.
— Совсем ты, Митька, потерял совесть, — ругнул я папуаса. — Ну, украл бы один кирпич, если невтерпеж. А то два утащил!
— Грызушка то же два, — выдал Митька. — И Федя! Я уже после них взял.
— Про всех знаю, — сказал я. — И про Евтихия, и про Жареного, и про Аркадиуса. Вот уж от кого не ожидал!
Серьезный житель, солнечные часы чуть не изобрел, а кирпичи ворует!
— Не корысти ради, — развел руками Аркадиус. — Надо было познакомиться, что за вещь такая, исследовать.
Я подал Аркадиусу формочку и распорядился:
— За провинность сделаешь таких формочек десять штук. Возьми в помощники Жареного. Остальные — за мной!
Я показал жителям, где копать глину, как ее размешивать, сколько лить воды и сыпать песку. Они удивлялись: как это из серой глины, такой мягкой, получатся твердые красные кирпичи? Но они верили мне, работали охотно и споро. Когда Аркадиус принес формочки, мы налепили тысячу кирпичей и сложили их в штабеля для просушки. На другой день мы выкопали яму, развели в ней огромный костер и обожгли кирпичи. Многие, конечно, потрескались, но штук семьсот получились как надо. Положили их остывать и разошлись.
Придя к ручью утром третьего дня, я увидел, что жители, ругаясь и отвешивая друг другу подзатыльники, пытаются разделить кирпичи. Я самым решительным образом пресек это безобразие и велел еще работать. Только на пятый день, когда кирпичей накопилось достаточно, я разрешил взять — кто сколько унесет за два раза…
В стране Мурлындии началась кирпичная лихорадка. Жители валили ко мне толпами, просились работать. Они построили сарай, куда я складывал продукцию. Из каждой сотни сделанных кирпичей я давал жителю десять, остальное отправлял в сарай. Житель хватал заработок и говорил «большое спасибо», а на его место приходил другой. Мой сарай наполнялся строительным материалом.
— Куда тебе столько? — дивилась Лидка.
— Дом! — высказал я свою заветную мечту. — Понимаешь?
— Понимаю, — сказала Лидка, хотя вряд ли она понимала всю грандиозность моих замыслов. Королю я подарил сто кирпичей. Мур забросил охоту и шахматы: он целыми днями играл в кирпичи, строил стены и башни, возводил дома, замки и крепости. Построив крепость, Мур говорил:
— Вот в какое неведомое царство надо играть! Его можно завоевать без всяких хлопот и увечий! Иногда он играл с королевой в «кто больше кирпичей поставит друг на дружку». Дылда выиграла у него все кирпичи и выложила ими дорожку в саду. Печальный король пришел ко мне просить еще.
Но у меня был принцип. Только придерживаясь его, я мог исполнить мои грандиозные планы.
— Придется поработать, ваше величество, — сказал я королю. — Сотню я вам подарил в виде исключения, как коронованной особе. Больше не могу. Не надо было проигрывать.
Мур Семнадцатый заткнул попы мантии за кушак, нахлобучил корону и работал на общих основаниях. Король не ленился. За два дня он заработал семьдесят четыре кирпича. Мое сердце размягчилось, и я добавил ему двадцать шесть — как премию за усердие.
Кирпичная лихорадка трясла страну Мурлындию.
Жители играли только в кирпичи. На моем заводе было уже сто формочек, и ни одна не валялась без дела. Жители построили второй сарай. Он быстро наполнялся, и я велел строить третий. Кирпичей жителям требовалось все больше, потому что они совершенствовали игру и научились возводить наисложнейшие фигуры. Трудились даже ночью.
Над берегом ручья пылало зарево. Капитан Прунамель привел своих матросов. Они заработали по сотне кирпичей и погрузили их на телегу, сияя от счастья. Я спросил капитана:
— А как же карты? Ведь восьмивековая традиция…
— Традиция традицией, а мода модой, — сказал капитан. — Одно дополняет другое, и жизнь приобретает гармоничную цельность. Всякая традиция когда-то была модой, не так ли?
Жители очень неохотно тратили время на ловлю муравьев. Кирпичи стали монетой. Установился курс. За восемь штук давали теплую лепешку. За двадцать кирпичей житель снимал рубаху и еще считал, что ему повезло. Грызушку я назначил начальником охраны кирпичных складов, и он добросовестно служил за сорок восемь кирпичей в неделю. Лидка тоже не терялась. Она нанимала жителей на уборку улиц и давала по десять кирпичей за рабочий день.
От желающих не было отбоя. Улицы в Мудросельске засияли чистотой, как полы у хорошей хозяйки. Лидка решила озеленить город и объявила, что даст пять кирпичей за каждое пересаженное дерево. Сбежались желающие, и через три дня улицы Мудросельска были обсажены березками, кленами, липами и тополями. Город преобразился. Жители тоже. Появились богачи, накопившие по три, а то и по четыре сотни кирпичей. А когда какой-нибудь лодырь просил у них: «Дай кирпичик» — богачи складывали кукиш и говорили: «Работай, братец, работай!»
Лодырь Дел ко мне или к Лидке, просился на работу и получал кирпичи. Одним словом, страна Мурлындия встряхнулась, стала жить деятельной, полнокровной жизнью. Только сторож Кирюха сидел в будке, играл в пятнадцать и ничего, кроме этой игры, не желал знать.
Как-то раз к нам пришли гости: Митька-папуас, мудрый Аркадиус, начальник охраны складов Грызушка и бездомный житель Жареный. Сперва Митька показывал фокусы. Он командовал:
— Ежуня! Покажи, как зампотех Федя развлекает жителей!
Ученый Ежуня становился на задние лапки, а передними крутил в воздухе.
— Ежуня! — кричал Митька. — Петька пришел, сейчас тебя съест!
Ежуня быстро забирался в Митькин мешок.
— Ушел Петька!
Ежуня вылезал из мешка, озираясь, и подходил к хозяину. Митька вынимал из кармана дохлого мышонка и кидал Ежуне награду. Мы смеялись, а Петька сидел красный, с опущенными ресницами и страдал от стыда. Чтобы отвлечь от себя внимание, он спросил:
