Анатолий Алексин - Сказочные повести. Выпуск третий
Получил то, чего хотел. Лидка тоже живет неплохо.
Смотрится в зеркало сколько хочет, воспитывает королеву Дылду в своем духе, варит варенье, командует нами в нашем доме и недовольна лишь тем, что в Мудросельске грязные улицы… Мне пришлось хуже всех. Хотел пожить в свое удовольствие, а приходится каждый день выполнять разные обязанности, чего-то устраивать и что-то придумывать. Где же она, свобода? Прав, наверное. Главный мудрец, что от всех потребностей надо отказаться решительно и навсегда. Иначе свобода будет только видимостью, а в действительности ты будешь самым жалким рабом своих желаний. Правда и то, что ничего не надо делать. Я уже заметил: чем больше сделаешь сегодня, тем больше дел встанет перед тобой завтра. Что это за такая странная зависимость?..
Я налил себе еще чаю, пил его и кусал крендель.
— А где же десятый пункт государственных дел? — спросил я.
— Сидит перед тобой, — сказал Степан Кузьмич.
Я поднял глаза от кружки — и в изумлении закашлялся. Передо мной сидел житель в целой рубашке и с чистой шеей. Он улыбался. Лицо жителя было мне знакомо. Где же я его видел?..
— Зовут его Шнырь, — продолжил Степан Кузьмич, поправив подушку. — Увлекается подноготной жизнью. Так сказать, частный сыск.
Страна Мурлындия открылась мне с новой, неожиданной стороны.
— Какой, какой жизнью? — спросил я.
— Подноготной, — сказал Шнырь веселым голосом. И вообще он показался мне очень жизнерадостным. — Такой жизнью, которую стараются от чужих глаз упрятать подальше. На улице ее не увидишь, надо каждому чуть не под ноготь забираться.
— Зачем это надо? — спросил я.
— В Мурлындии все можно, — объяснял мне Шнырь. — Не исключено, что иной шкодливый житель задумает, например, королю Муру булавку в кресло засунуть. Для того чтобы разузнавать такие нехорошие намерения, я и существую в Мурлындии.
— Его еще никто не видел, даже король, — сказал Степан Кузьмич.
— Вспомнил! — закричал я. — Видел его король! Когда ехали вдоль канавы, король на вас упал с лошади. Точно?
— Точно, — признался Шнырь. — Кто же мог предположить, что Митька его кобыле под нос ежа сунет? В каждом деле бывают промашки, в моем тоже… Должен вам сообщить: Петька до того напился воды через нос, что лежит животом кверху, единого слова сказать не может. Жители потешаются и очень довольны. Можете поставить на Петьке крест — он уже не вашего поля ягода. И остерегайтесь Петьки. С точки зрения своей дремучей глупости жители считают его исключительно мудрым. Он рассказал жителям, что вы его вчера дураком назвали, и те ропщут.
— А больше ничего предосудительного не случилось в Мурлындии? — спросил Степан Кузьмич.
— Все спокойно, как в глубинах моря, — заверил Шнырь. — Жители развлекаются и никаких планов не вынашивают. Доктор Клизман новый стишок сочинил.
— Он стихи сочиняет? — удивился я.
— Еще как! По этой причине и в Мурлындии оказался. На втором курсе фельдшерского училища сочинил стишок, товарищи похвалили из вежливости, а доктор возомнил о себе, училище бросил и стал еще сочинять. Стихи получались такие, что лошади шарахались. Его даже в Союз писателей не приняли… Уговаривали, чтобы бросил сочинять, потом стали гнать из городов. Как услышат первый стишок, так и выводят с дворником за пределы городской черты, чтобы не портил эстетические вкусы граждан. Бродил доктор из города в город и попал, наконец, в Мурлындию. Здесь все можно.
— А вы не помните, какое он стихотворение сочинил? — спросил я тайного человека.
— Попробую вспомнить… — задумался Шнырь. — Ага, вот такое:
Шиворот-навыворот, выворот-нашиворот,поворот на заворот, заворот кишок.У меня красивый рот, у тебя — шире ворот.Сделай рот наоборот, скушай артишок!
— Совсем спятил доктор! — отплюнулся Степан Кузьмин.
— Непонятное стихотворение, — сказал я по возможности вежливо. — Это, наверное, абстракционизм называется?
— Это бездарность называется, — сказал Шнырь. — «Измы» здесь ни при чем… Ну, прощайте!
Он пропал совершенно внезапно. Только хлопнула створка окна. Степан Кузьмич снял с шей золотую медаль и протянул мне:
— Иди к королю, доложи, что принял дела. Наденет он на тебя медаль, и станешь ты Главным комендантом. И Петьки не бойся!
Король Мур играл сам с собой в шахматы.
— Странное дело, — сказал он. — Когда я сам с собой играю, то каждый раз выигрываю. А с тобой — никак. Ну, с чем пожаловал?
— Принял государственные дела, — сказал я.
— Погоди, погоди, любезный! — замахал руками король Мур. — Нельзя же так попросту. Пойду переоденусь в церемониальное шитье!
Вскоре он вернулся, принаряженный в прадедушкину мантию с меховым воротником. Король взял из моих рук медаль и уселся в кресло. Он сказал:
— Докладывай по всей форме.
Я доложил:
— Дела государственные Мурлындии, страны мудрецов, в количестве десяти пунктов принял!
Король Мур величаво поднялся с кресла и повесил мне на грудь комендантскую медаль. Поздравив меня, он сказал «уф!», скинул тяжелую мантию и предложил мне партию в шахматы.
Я поддавался как мог, но проиграть так и не удалось. После восьмой партии король расстроился, смешал фигуры и сказал, что на сегодня хватит. Я попрощался, поправил медаль на шее и ушел.
Около ограды дворца нервными шагами ходила Лидка. Я спросил, втайне радуясь, что она за меня волнуется:
— Зачем ты меня караулишь?
— Я не караулю, — сказала Лидка. — Я переживаю, а ты ничего не чувствуешь, носорог толстокожий! Что это у тебя за штучка на шее? Дай лучше я буду носить?
— Нельзя, Лидочка. Это комендантская медаль. Кто ее носит, тот считается самым мудрым человеком во всей Мурлындии. Даже бить его никто не имеет права!
— Значит, ты уже самый настоящий Главный комендант? — восхитилась неразумная Лидка. — Ой, как здорово! Знаешь, Миша, я начала было жалеть, что убежала в Мурлындию. Домой захотелось. А теперь не жалею. Очень у нас все интересно получается!
Я нахмурился, выслушав эти легкомысленные речи.
— Тебе интересно, а у меня забот полные карманы. Десять пунктов государственных дел. Понимаешь?
— Понимаю! — радостно сказала Лидка.
Ничего она не понимала…
Дома я снял с шеи медаль. Мы ее рассмотрели, потом Лидка унесла ценную вещь на свою половину, чтобы не потерялась. Мы седели у костра, попивали чай с вареньем, и я рассказывал Лидке про десять пунктов государственных дел.
Вдруг мы услышали крики, и показалась толпа жителей. Впереди шел Петька. Жители держали в руках дубины, и выражение лиц у них было самое угрожающее. Петька размазывал по щекам слезы и кричал:
— Вот он, который меня дураком обозвал!
После каждого слова из его рта брызгала вода.
— Сейчас мы ему дадим! — орала толпа. — Покажем ему, что в Мурлындии нельзя безнаказанно оскорблять мудрого жителя!
— Бейте его палками! — выл Петька, брызгаясь в разные стороны.
— Будь уверен! — отвечали жители.
Лидка ойкнула, вскочила и убежала в дом. «А говорила, что никогда не бросит, — подумал я с горечью в сердце. — Верь после этого женщинам…» Я соображал, куда спрятать голову, чтобы не так больно было.
Надо мной уже нависли кулаки и дубины, как вдруг я почувствовал прикосновение к шее холодного металла. Это Лидка надела на меня золотую комендантскую медаль. Кулаки и дубины медленно опустились. Жители отошли на пять шагов и притихли. Петька удивился такому обороту дела, закричал, брызгаясь водой:
— Чего вы ждете, жители? Бейте его палками! Дайте ему как следует, чтобы Лидка видела.
Жители мялись, переступая с ноги на ногу.
— Почему же вы его не бьете?.. — тихо спросил Петька.
— Мишу не полагается бить, — сказал Митька-папуас. — Он теперь Главный комендант. Самый мудрый житель в Мурлындии. Видишь медаль?
— Вижу, — сказал Петька. — А что дальше?
— А то, что все остальные глупее его. Он имеет полное право любого и каждого дураком считать, — сказал Митька. — Понял? Пойдем, друг Петька. Тут наши, как говорится, не пляшут.
Петька закрыл лицо руками и поплелся вслед за жителями.
Когда они скрылись, я сказал:
— Ты меня извини, Лидка…
Она удивилась:
— За что это?
— Я подумал, что ты убежала. Испугалась жителей с дубинами и бросила меня на произвол судьбы…
— Толстокожий ты, как бегемот, вздохнула Лидка. — Ничего не чувствуешь!
Тетрадь 12
Я оказался никудышным деятелем. Жизнь в Мурлындии разладилась. Кирюха весь день храпел в своей будке. Зампотех перестал даже патефон заводить. Жители разленились и огрубели. Костер у волшебной пещеры едва тлел, а лошади разбежались по полям и стали дичать. Не на чем было в лесу бревно привезти.