Тонька – Левенгук - Тамара Шаркова
— Вот сдался тебе этот Левенгук! Микроскоп, кстати, не он первый изобрел!
Иван Климович, я правильно говорю?
— В общем, да. По- моему, его сконструировали лет за пятьдесят до Левенгука. Несколько его соотечественников. Независимо друг от друга. И даже Галилео Галилей смотрел не только на далекие миры, но и, так сказать, под ноги… на грешную нашу Землю с ее фауной и флорой.
Антон, ты слыхал о Галилее?
— Ага… по СТС. Там про щекотку интересно, про пальцы, про джолли- джамперы, на которых прыгыют…
— Иван Климович! — засмеялась Лиза. — Это Тонька о передаче «Галилео» с ведущим Пушновым говорит. О Галилео Галилее он факт ничего не знает.
— Ну, так просвети его. Кстати, все упомянутые микроскопы были сложными, то есть состояли из двух совмещенных линз. Такой же был у
Роберта Гука из Королевского научного общества в Англии. Он потом еще долго возился со своим прибором, чтобы добиться с двумя линзами того увеличения, которое давала одно стеклышко Левенгука. Трудно представить, но его линза в несколько миллиметров, изготовленная вручную, увеличивала предметы в триста раз!
— А я во сколько раз свой гриб увеличил? — спросил Антон, затаив дыхание.
— А какими объективом и окуляром ты пользовался?
— Сорок и десять, — сказала за Тоньку Курочкина.
— Ну, вот. Умножим сорок на десять. В четыреста раз. Вполне сопоставимое увеличение с тем, которое достигалось Левенгуком, — ответил Иван Климович.
— А как он вручную такие крохотные стеклышки шлифовал?! — спросила Елизавета. — Их же в пальцах не удержишь!
— Мне кажется, он расплавлял стеклянную палочку, ну а как потом обрабатывал застывшие капельки история умалчивает, — сказал Жуков. И прибавил, немного погодя:
— И все- таки главное не в шлифовальном мастерстве Левенгука. Поразительно, но он не испугался того, что увидел через свои стеклышки. Это был простой и очень религиозный человек. Мог не поверить своим глазам, подумать, что это искушение от дьявола и выбросить линзы. А он не только открыл мир невидимых «зверушек» для себя. Он сумел рассказать о них другим. Нашел приятеля, который латынь знал и уговорил писать за него письма в английское Королевское научное общество. Сам он знал только голландский язык. Но рисунки отсылал свои собственные. Очень точные.
Вывод! Тонька, учи иностранные языки! Печататься надо в журналах, которые читает весь мир! Это и к тебе относится, Лизавета! Напечатаешься в «Nature», и мы с Леопольдом Яновичем будем гордиться знакомством с тобой.
В среду у Ивана Климовича было неважное настроение, которое он принес из дому. А там оно появилось, потому что соседи с верхнего этажа устроили в своей квартире потоп и испортили в комнате Жукова новый навесной потолок. Следствием такого душевного состояния Ивана Климовича стало то, что Елизавете досталось за все «не до» последнего месяца: «не доделала…», «не дописала…», «не дослушала» и даже «не допила чай, а чашку не помыла»! Лизка молча слушала все упреки, но, когда Жуков, продолжая ворчать, повернулся к ней спиной, помахала ему рукой и исчезла! Обнаружив ее отсутствие, Иван Климович коротко вздохнул, развел руками и включил компьютер. Однако не успел он вытащить из архива какого- то иностранного журнала нужную статью, как под рукой у него уже оказалась кружка с ароматным горячим чаем, а рядом — Елизавета с раскрытой рабочей тетрадью и гелевой ручкой наперевес.
За «девятым валом» раздражения Жукова волна пошла тихая, а потом и вовсе в его настроении установился штиль.
Но напуганный Тонька все- таки не рискнул обозначить свое присутствие обычными вопросами и продолжил прятаться за столом Леопольда Яновича и внимательно рассматривать картинки в учебнике по микробиологии.
В четверг Иван Климович позвонил и сказал, что задержится. Тонька осмелел и сразу же пристал к Елизавете с вопросами.
— Лиза, а почему в моих чашках выросли только твои грибы. И как это они в воздухе летают? А где же микробы? Палочки и шарики такие, — спросил Антон, насмотревшийся иллюстраций в книге.
— Во- первых, споры грибов попали в твои чашки вместе с пылью. Частичками земли. Вон с одних твоих сапог сколько частичек земли к нам в комнату попадает, — огрызнулась Курочкина, которая спешила успеть все сделать до прихода своего научного руководителя. Мало ли какое у него будет сегодня настроение.
— Я хорошо сапоги вытираю. Мокрой тряпкой, — обидчиво сказал Тонька.
— Во- вторых, ты манную кашу любишь?
— Люблю.
— А я терпеть не могу. Так вот грибам одна «каша» нравится, а бактериям и коккам — другая. Есть правда такие обжоры, что везде пристроятся поесть на дармовщинку. Но таким я сюрприз приготовила — антибиотик против них в питательную среду добавила. Они от него ножки вытянут, а грибы этим антибиотиком закусят и не поперхнутся.
— А ты можешь для микробов специальную «кашу»… питательную пищу сделать?
— Питательную среду, — поправила его Елизавета. — Еще чего! Мне своей работы, что ли мало?!
— Лиза, — вмешался в разговор Короткевич. — Вы подругу свою попросите. Пусть Антону несколько чашек с мясо- пептонным агаром *даст. Она же там что- то с «кишечной палочкой» делает.
— Маньку попросить? Не даст!
— А Вы скажите, что для меня. Я же ей наш сусло- агар* для каких- то экспериментов давал. А долг платежом красен.
— Для кого- то «красен», а для нее, может, и «зелен», — ответила Курочкина, а, помолчав, прибавила. — Попрошу, только не сегодня.
В пятницу Елизавета обещание свое выполнила и принесла Тоньке три чашки Петри со «студнем», который по цвету почти не отличался от того, на котором росли грибы.
— На, фанат бактерий! И чем тебе грибы не угодили? Они же красивее! И разные такие! Одни в суп идут, другие лекарства делают. Среди них даже хищники есть!
— Ну да, — недоверчиво протянул Тонька.
— Представь. И на крупного зверя охотятся. Гораздо большего, чем они.
— Как змеи?!
— Ну, рот до ушей они растянуть не могут, но плетут из гиф* сети и там запутываются круглые черви, нематоды*. Тогда гриб их парализует токсинами…
— Ядом?
— Вроде этого. Обездвиживает и прорастает внутрь. У червей оболочка — «кожа» — плотная, но гриб в ней дырки делает. А
