Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - Борис Борисович Батыршин
– Добей! – Геннадий сменил рожок. – Контрольный в башку, каждому! Не спи, замёрзнешь!
Виктор, двигаясь, словно в тумане, поднял оружие, целя женщине в голову. Металлический щелчок прозвучал куда громче хлопков выстрелов. Он снова надавил на спуск – ничего.
– Затвор передёрни! – злобно прошипел вожак. – Вояка, мля…
Затворная рама отъехала назад – и с громким щелчком вернулась на место, загоняя в патронник тускло-жёлтый бочонок.
– Скорее, интеллигент долбаный! Или что, чистеньким хочешь остаться? Гляди, два раза хохма – уже не хохма. Не выстрелишь – сам тебя вальну, и рука не дрогнет!
Глушитель «Скорпиона» упёрся Виктору в бок. Он, ставшими вдруг ватными руками, поднял «Вальтер».
Бац! Бац!
Голова женщины разлетелась, словно перезрелый арбуз под ударом кулака. Девять-девятнадцать «парабеллум» с полутора шагов – это много, очень много.
Бац! Бац!
И снова:
Бац! Бац!
Лицо мужчины превратилось в кровавое месиво.
– Всё, хорош патроны жечь. Они у нас считанные, а этим уже довольно.
Виктор стоял, как столб, сжимая обеими руками пистолетную рукоять. Перед ним лежали двое убитых им людей. Нет – ДОБИТЫХ им… Во рту возник мерзкий кислый привкус, в кишках скрутился тугой узел.
– Молодец, справился… – голос Геннадия звучал успокоительно. – Перезарядись – и пошли, нам ещё с командой разбираться.
Они высадились на берег, не дойдя примерно пяти миль до Або. Сначала планировали подойти поближе к городу, и затопить «Густавсберг» в каком-нибудь укромном месте, но жизнь, как водится, внесла свои коррективы – в шхерах возле острова Хирвенсало (Геннадий велел держаться ближе к берегу, в удалении от судового хода) шкипер ухитрился посадить пароход на мель. Виктор не был склонен подозревать шведа в дурном умысле – после долгих часов, под прицелом, в ожидании неминуемой расправы, можно и не так напортачить.
Переход до Або дался им нелегко. Не желая рисковать и двигаться ночью, Геннадий приказал с темнотой загнать пароход в неприметный заливчик, после чего крепко связал ноги и руки шкиперу, кочегару и машинисту – и запер всех троих до утра в канатном ящике. Караулили по очереди, так что и Виктору и самому Геннадию удалось кое-как отоспаться.
Остальным подобные меры предосторожности не требовались. Шесть изрешеченных пулями трупов – злосчастный фабрикант с супругой, стюард, служанка и двое матросов, без которых Геннадий счёл возможным обойтись – отволокли в каптёрку и закрыли на замок. А спустя двое суток к ним присоединились ещё три мёртвых тела – перед тем, как покинуть судно, Геннадий собственноручно пристрелил своих недобровольных помощников: заставил выстроиться на палубе, возле борта, и по очереди пустил каждому пулю в затылок. К удивлению Виктора ни один не пытался сопротивляться – покорно, словно скот, шли на бойню, только рыжий шкипер беззвучно молился, пытаясь перекреститься связанными руками. Виктор старался не думать, зачем его спутнику понадобилась подобная театральщина – наверное, от пролитой за эти дни крови у того медленно, но верно съезжала крыша…
Пароход они подожгли, облив палубу и деревянную надстройку керосином и машинным маслом. Остатки горючей жидкости Геннадий выплеснул в каптёрку, превращённую в мертвецкую, предварительно напихав туда промасленной ветоши из кочегарки. Догребли в лодке до берега – пламя, вставшее над «Густавсбергом» освещало всё вокруг, так, что был виден каждый валун, каждый комок водорослей на прибрежных камнях, – и двинулись вглубь острова. До утра им предстояло найти способ пересечь узкий пролив, отделяющий Хирвенсало от материка, и добраться до Або. Там, сказал Геннадий, можно сесть на пароход, направляющийся в один из шведских портов.
Виктор шагал за Геннадием и думал, что вот теперь-то он окончательно превратился в его послушную марионетку. А как иначе, если недавние их подвиги на суше и на воде – чистой воды разбой и пиратство, за которые в большинстве европейских стран полагается виселица. Или, в случае с высококультурной, цивилизованной Францией – гильотина. И если в Д.О.П. е ему ещё могут закрыть глаза на побег (в конце концов, можно заявить, что Геннадий заставил его, угрожая смертью), то финны, да и шведы тоже, нипочём не простят смерти соотечественников. Конечно, полиции предстоит ещё разобраться в случившемся – но в том, что их вскоре начнут искать по всему Скандинавскому полуострову, а то и за его пределами, Виктор не сомневался ни секунды. А значит остаётся одно: послушно следовать за Геннадием, уповая на то, что тот знает, что делает.
Он поудобнее перехватил своё единственное достояние – пачку тетрадей с записями. «Может, содержащиеся в них сведения позволят купить, если не свободу, то хотя бы жизнь? – мелькнула внезапная мысль. – Правда, для этого надо как-то добраться до Петербурга, где найдутся люди, способные оценить их важность. Например, явиться в ближайший полицейский участок и потребовать незамедлительно доставить его в штаб-квартиру Д.О.П. а?..»
Виктор в отчаянии помотал головой. Всё это пустые мечты, заведомо обречённые на неудачу. Стоит Геннадию что-то заподозрить, и он на самом деле его пристрелит. А даже если и получится удрать, где гарантия, что финские служители закона поверят заведомому убийце, да ещё и русскому, и не захотят расправиться с ним – сами, без лишнего шума? Нет уж, пусть всё идёт, как идёт…
Он тяжко вздохнул и прибавил шаг.
VII
Королевство Бельгия,
Брюссель,
Июнь, 1888 г.
– Значит, вас послал герр фон Лист?
– Там всё сказано. – один из стоящих перед Уэскоттом, длинный, худой, как щепка чернявый тип с вечно унылой физиономией и висячими усами, какие так любят жители Балкан, кивнул на конверт, лежащий перед англичанином.
Англичанин взял конверт – тот был аккуратно взрезан по верхнему краю, достал листок. Несколько строк с рекомендациями. Имя адресата не указано ни в тексте, ни на конверте – предполагалось, что послание будет передано из рук в руки.
Что, собственно, и произошло.
– Здесь говорится, что вы обладаете полезными навыками. – сказал Уэскотт. – Хотелось бы знать, какими именно?
Тощий обменялся взглядами со своим спутником. Этот был полной его противоположностью: маленький круглолицый живчик – похоже, у такого добродушная улыбка не сходит с лица ни при каких обстоятельствах. Представляясь англичанину, визитёры говорили по-немецки, и Уэскотт, неплохо ориентирующийся в лингвистических особенностях подданных двуединой монархии, без труда опознал в нём уроженца Чехии.
– Мой товарищ – профессиональный телохранитель. – заговорил чех. Уэскотт дёрнул уголком рта в скрытой усмешке – он не сомневался, что тот ответит первым. – Отменно владеет холодным оружием, прекрасно стреляет, но вот беда, неразговорчив. Покажи пану, Самир…
Босняк состроил недовольную мину, но подчинился – и выложил на стол американский револьвер «Кольт» с длинным стволом и пару кривых, восточного
