Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы
- Сама?! Танцевать?! - изумился Михалыч,- И сама тоже танцует?
- Ну да, конечно.
Михалыч расхохотался:
- Дорого бы я дал - посмотреть на это зрелище! Мама, не выдержав, тоже улыбнулась:
- И ты знаешь, с кем она танцевала в паре?
- С кем? Со своим дедом, что ли?
- Нет, что ты, что ты! Он ведь церковный староста. Какие же с ним танцы. С внуком, с Борисом. Михалыч снова расхохотался:
- Это с тем, кого вожжами порола?
- Вот именно. Да еще как танцевала! Он её за талию держит, а она его за ухо.
- Ой, умру, ой, умру!..- хохотал Михалыч, так что слезы выступили из глаз.- А линейка-то в такт по заду не подшлёпывала?
- Нет, линейки я не заметила,- тоже смеясь, отвечала мама.
Идея выучить нас танцевать крепко засела в голове нашей наставницы. Ещё хуже было то, что Лизиха решила перенести эти уроки на воскресные дни и тем самым лишила нас последнего отдыха.
Но, к нашему счастью, уроки танцев вскоре закончились, и притом совершенно неожиданно, раз и навсегда.
Помню, мы, так и не освоив вальса, приступили к изучению краковяка. И вот в самый разгар танца, когда всё кругом походило на шабаш ведьм на Лысой горе, входная дверь вдруг отворилась, и в комнату вошёл сам Иван Андреевич.
Как раз в это время Елизавета Александровна, приподняв юбку, показывала нам какое-то па.
Иван Андреевич так и остолбенел на месте. Мы все тоже замерли.
- Это что же такое значит? - послышался в тишине его негромкий суровый голос.
- Это... это... дедушка, я ребяток танцевать учу,-робко и конфузливо заговорила Лизиха.
- Ребяток, танцевать? Так, так.-Он помолчал и потом всё так же тихо, не повышая голоса, добавил:- Ну вот что, Елизавета Александровна, мой дом не для того, чтобы в нём плясать. Я его не для плясок построил. Хотят ребята дурачиться, пусть на двор идут, а у меня в доме прошу больше этой комедии не устраивать!- И он, повернувшись, пошёл к себе в спальню.
Тут бабка Лизиха струхнула не меньше нас самих.
- Дедушка не в духе, дедушка сердится! - залепетала она.- Расставьте мебель и расходитесь с богом, только потихоньку, не шумите.
Мы оделись и вышли из дома.
- Вот деду-то спасибо! - с облегчением вздохнул Борис.- А то бы она до праздников всё ухо мне напрочь оторвала.
Больше танцам нас ни разу не обучали.
ПОДЛЕЦ
Зима была в полном разгаре.
Приближались зимние праздники. И чем они были ближе, тем мучительнее становилось их ожидание. Мне просто не верилось, что я на целых две недели освобожусь от вставания по утрам затемно, при лампе, освобожусь от зубрёжки, от брани бабки Лизихи, смогу гулять, кататься на санках и ловить птиц сколько мне будет угодно.
Да когда же наступит это счастливое время? Нет, я не доживу до него.
Серёжа тоже мечтал о праздниках. Ведь он тогда! уедет в Москву к своей маме, побывает в театре, а; может, даже в цирке.
Но пока всё это было только в мечтах. А на деле; приходилось по-прежнему ежедневно ходить в школу и готовить уроки.
Елизавета Александровна, наверное, тоже устала, Во всяком случае, день ото дня она становилась всё злее и придирчивее. Бориса уже дважды пороли вожжами в спальне. Колька ходил с подбитым глазом. Лизиха хотела ударить его по плечу, а он пригнулся- вот и получил синий фонарь под глазом. Ольга, несмотря на свой двадцатилетний возраст и внушительный вид совсем взрослой барышни, терпела такую же печальную участь.
Бабке Лизихе как будто даже доставляло какое-то особенное удовольствие ставить Ольгу на колени рядом с нами, ребятами, и так же отделывать её линейкой.
Казалось, Лизиха хотела этим сказать: хоть ты и взрослая, а раз уж попала ко мне, изволь подчиняться и терпеть, как все другие. Мне наплевать, что ты уже взрослая. Не хочешь терпеть - выходи замуж,
Собственно, всё это Лизиха не раз и высказывала при нас самой Ольге. Та только молчала да, когда уже не хватало никакого терпения, горько плакала.
Один .только Митенька благоденствовал по-прежнему.
После неудачного диктанта, когда у него отобрали книжку, он, .видимо, так "расстроился", что в каждом диктанте стал делать не менее десяти, а то и пят-надцати ошибок. Но бабка Лизиха скоро и с этим примирилась. Правда, по вечерам она занималась с ним особо, заставляла списывать с книги и даже диктовала ему отдельно. Но успехи были не такие уж блестящие.
- Ну что, без книжечки-то не вытанцовывается? Опять десять ошибок насажал, меня догоняешь! - поддразнивал его Николай.
Митенька при этом от злости бледнел, но ничего не отвечал. Только один раз со слезами в голосе сказал:
- Бог тебя за меня накажет. Вот увидишь, накажет!
- За тебя-то? - удивился Колька.-Да он меня наградит ещё, что я тебя на чистую воду вывел.
Эта лёгкая перебранка заклятых врагов произошла на большой перемене. После перемены в тот день все решали трудные арифметические примеры и потому, чтобы немного освежиться, то один, то другой удалялись в переднюю и дальше в сени, якобы "по необходимости".
Ушёл даже самый прилежный Митенька, ушёл и что-то долго не возвращался.
А вот и Коля решил немного освежиться. Он вышел в переднюю. И вдруг оттуда донёсся его яростный крик:
- Ты что здесь делаешь? Дай сюда!
Послышалась возня.
Елизавета Александровна встрепенулась:
- Колька, в чём дело? Иди сюда! Колька влетел в комнату весь красный, задыхаясь от бешенства:
- Он, он! Сволочь!.. Он - часы, мне в карман... Вот, глядите!
- Кто? Какие часы? - изумилась бабка Лизиха.
- Ваши, ваши часы! В карман суёт! А я вхожу, увидел. Вот он!
Все обернулись к передней. В дверях стоял Митенька, бледный как смерть.
- Митя мои часы тебе в карман совал? - спросила Лизиха.- Что ты врёшь! Зачем?
- Не знаю. Чтоб вы искать начали. Чтоб подумали- я их взял. Чтобы...Колька остановился, поражённый какой-то мыслью, вдруг даже завизжал от злости: - Он! Он и тогда - Ваське! Он... кошелёк. Васька не брал! Он, он... подлец!..
Все вдруг поняли, о чём кричит Коля. Поняла и Елизавета Александровна.
Она встала и подошла к Мите:
- Говори, зачем часы ему совал?
- Я пошутил,- чуть слышно ответил тот,
- Пошутил? - как-то загадочно проговорила Елизавета Александровна.- И тогда тоже пошутил?
Она вдруг взяла Митю за воротник курточки и стала дрожащими руками расстёгивать.
- Что вы, что вы!..- залепетал он. Елизавета Александровна вытащила из-под воротника крест на тонкой золотой цепочке:
- Целуй крест, клянись, что не ты кошелёк положил!
Митя весь затрясся.
- Целуй, говорю, и помни: руки-ноги отсохнут, если, если соврёшь!
- Простите меня! - завизжал Митя, бросаясь на колени, схватил руку Лизихи, начал её целовать.- Простите, простите меня! Я больше не буду!
- Подлец! Иуда!..-заорал в исступлении Колька, готовый броситься на Митеньку.
- Николай, на место! - приказала Елизавета Александровна.
Все разом притихли,
~ Встань, Митя, -сказала она взволнованным, но твёрдым голосом.- Не проси! Бог тебя простит' Собери книжки и уходи. Больше ты у меня учиться не будешь.
Митя понял, что просить уже не стоит. Он встал и, опасливо поглядывая в сторону Николая и Бориса, быстро собрал свои книжки и тетрадки.
- До свидания, Елизавета Александровна,- сказал он серебряным голоском, будто ничего и не случилось.
Елизавета Александровна не ответила.
Митя подождал секунду: не простит ли? И, не дождавшись, вышел в переднюю.
Хлопнула выходная дверь.
Все сидели молча, будто придавленные страшной новостью.
Потом Елизавета Александровна обратилась к Коле:
- Сходи к Марье, Васиной матери. Скажи, что Елизавета Александровна её просит сейчас же прийти. Если Вася дома, пусть тоже придёт. Скажи -я очень прошу.
Все мы продолжали сидеть за книгами, но ничего не учили. Да и Лизиха не требовала. Она сидела за столом, облокотив голову на руку, и будто никого из нас не замечала.
Не знаю, сколько времени длилось это мучительное ожидание.
Несколько раз Лизиха даже вставала и выходила в переднюю, послушать не идут ли. Слушала, снова устало садилась в своё кресло.
Наконец послышались шаги. Пришли. В комнату вошёл Коля и следом за ним худая немолодая женщина в поношенном пальто и в платочке.
Она не вошла в комнату, а остановилась в дверях и низко поклонилась Елизавете Александровне.
- Здравствуй, Марья! - сказала бабка Лизиха, вставая навстречу,Проходи, проходи сюда!
- Благодарствуйте. Я и тут постою,- ответила
женщина.
Бабка Лизиха подошла к ней и положила руку на
плечо.
- Виновата я перед тобой, Марья! - сказала она дрогнувшим голосом.Перед тобой и перед Васей. Не брал он денег, зря мы все на него подумали.
- Зачем все? - тихо ответила Марья.- Мы не думали, мы знаем, что он не вор.
- Грех попутал, уж ты прости! - И она поцеловала Марью в щёку,
- Что ж, бог простит,- ответила та.- Конечно, уж очень тяжко, уж очень прискорбно тогда было! Вася чуть руки на себя не наложил. Э, да чего зря вспоминать!-добавила она.
