Вильям Козлов - Президент не уходит в отставку
- Почему же?
- Как бы тебе объяснить... Алена - это поэзия, музыка, а тебя, дружище, тянет в пивную...
- Алена - филармония, Нина - пивная? - Гарик наимурился и отвернулся. - Так я тебя понял?
- Очень уж ты меня примитивно понял, - поморщился Сорока. - Я Нину вовсе не имел в виду.
Только что, вспоминая о своей детдомовской жизни, они, как никогда, почувствовали себя близкими, родственными душами, и вот сейчас это ощущение общности исчезло. Сорока и сам бы не смог себе объяснить, почему он задел больное место приятеля. Неужели ему и в самом деле обидно, что его друг так легко изменил Алене?.. Стоило появиться Нине - и он забыл про девушку, которую, как он утверждал, любил два года. Что-то тут было не так, не сходились концы с концами. И это Сороку тревожило. Хотя, казалось бы, ему надо было радоваться: Гарик сам открыл ему дорогу к Алене. Так сказать, снял вето, наложенное мужской дружбой. Но он не радовался, а мучительно размышлял: что же все-таки произошло? Здесь, на Островитинском озере, буквально а течение нескольких дней одна за другой рвались старые прочные привязанности, возникали новые - и тоже с треском рвались...
С того самого дня, когда Сорока, рискуя собой, остановил на глухом проселке машину и почти силой вытащил из нее Алену, они почти не разговаривали. Девушка замкнулась в себе и явно его избегала, а навязываться Сорока не хотел. Ну, что с Аленой происходило, можно еще понять, но Гарик и Нина его удивляли! Они были неразлучны и смотрели друг на друга влюбленными глазами. И это уже была не игра. Если вначале Гарик, может быть, и пытался вызвать у Алены ревность, то теперь все это было позади. Для него существовала только Нина, и больше никто. Он по-прежнему выказывал дружеское внимание Алене, но это было совсем другое внимание, точно так же он мог относиться к любой девушке. Кстати, Алена была только благодарна ему за это. У них даже установились новые ровные товарищеские отношения. Больше они не подковыривали друг друга, не задирались. Да и Гарик стал вести себя смелее с ней, спокойнее. Он больше не терялся в разговоре, не злился. Былое напряжение, которое делало его в присутствии Алены неловким и подчас неумным, исчезло. Гарик стал таким, каким он был всегда: жизнерадостным, веселым.
И вот сейчас, Сорока это сразу почувствовал, Гарик всерьез обиделся. Не за себя - за Нину. Это тоже было на него не похоже...
- Я не знаю, что со мной случилось, - подавив обиду, начал Гарик. - Ты и сам, Сорока, догадывался, что она меня не любит.
"Догадывался... - усмехнулся про себя Сорока. - Знал!"
- Я помню, ты мне намекал об этом там, в Комарове... - продолжал Гарик. - А Нина... Сначала думал: мол, буду волочиться за ней напропалую назло Алене... А потом вдруг понял, что это, понимаешь, серьезно.
- Когда это произошло "потом"? - спросил Сорока,
- Мы с ней любим друг друга, - сказал Гарик. - И я думаю, этим все сказано.
- А как же... Борис?
- Это не имеет значения, - беспечно ответил Гарик. - Бориса нет. И больше не будет. Я верю Нине.
- Вам можно позавидовать... - вырвалось у Сороки.
После разговора с Аленой он всю ночь провел на Каменном острове у костра, размышляя: как ему поступить? Он вспомнил слова Владислава Ивановича, который сказал, что доверяет Сороке своих отпрысков... Но не это заставило его чуть свет выйти на дорогу, притаиться за сосной и два часа караулить "Жигули". Не мог он допустить, чтобы Алена поехала с человеком, который наверняка расчетливо воспользуется ее романтической восторженностью. Именно расчетливо. Незаметно было, что Длинный Боб с первого взгляда влюбился в девушку. Он держался как человек, не сомневающийся в том, что девушка окажется в его руках. Иначе Сорока никогда не решился бы помешать Алене.
Но Борис мог только принести ей несчастье, и Сорока в этом ни минуты не сомневался. Он знал о Борисе то, чего еще не знала Алена. Такой человек способен на все. В этом Сорока еще на станции техобслуживания убедился. Убить доверчивое животное, потянувшееся к тебе за угощением... И он, Сорока, чуть было добровольно не отдал ему в руки Алену?..
Несколько раз приходила в голову мысль рассказать девушке о том, как герой ее романа убил ручную косулю. Ту самую, которую Алена когда-то целовала и носила на острове на руках... Но по его законам чести это было бы не по-мужски. Пусть лучше она никогда не узнает об отвратительной кровавой драме, что произошла на берегу Островитина...
- Старина, - положил ему на плечо руку Гарик. - Зная твою щепетильность в вопросах чести, хочу сказать, что я и Алена... В общем, она свободна...
Сорока мрачно посмотрела ему в глаза, и Гарик, не выдержав взгляда, медленно опустил голову. Он понял, что не надо было этого говорить. Ничего не сказав, Сорока быстро спустился со второго этажа вниз. Под ногами хрустела осыпавшаяся штукатурка. Внизу грохнула, по-видимому, сорвавшись с последней петли, дверь, гулкое эхо, вспугнув голубей, пробежало по пустым комнатам и затихло на чердаке. Гарик вздохнул, потер ладонью подбородок, чему-то улыбнулся, будто прислушиваясь к себе, и, осторожно ступая по грязному полу, пошел вслед за приятелем.
Инна и Алена загорали на острове и тоже беседовали, только о мужчинах. Тлеющими угольками посверкивали в траве цветочки клевера. По ним ползали пчелы. Сосны и ели подпирали ослепительно синее небо. В ветвях тренькали синицы, а в траве трещали кузнечики, гудели пчелы, перелетая с цветка на цветоок.
Услышав скрипучее "га-га-рх!", Нина приподнялась и взглянула на озеро: сразу за камышами и осокой плавала большая темно-серая птица. Длинная шея ее изгибалась, когда она дотрагивалась до воды.
- Посмотри, какая красавица! - сказала Нина.
- Гагара, - взглянув на птицу, определила Алена. - Она и раньше здесь жила... И тоже была одна.
- А где же ее гагар? - улыбнулась Нина.
- Он изменил ей, и гагара его прогнала, - без улыбки проговорила Ллепа. - Она гордая и принципиальная.
- И теперь страдает в одиночестве, - включилась в игру Нина, хотя по ее лицу скользнула тень.
Они немного полежали молча, провожая прищуренными глазами проплывающие над островом облака. Алена, приподнявшись на локтях, взглянула на озеро: гагара исчезла. Наверное, надолго нырнула.
- Не думай о нем, Алена, - сказала Нина. - Не стоит он этого.
- Тебе же он нравился? - равнодушным голосом заметила Алена.
- Я ничего тебе плохого про него не стану рассказывать, но... лучше, если ты его забудешь.
- Это что, ревность? - Алена приоткрыла один глаз и с любопытством взглянула на девушку.
- Поверь, я желаю тебе добра, - ответила Нина.
- Ты же с ним приехала? Значит, он тебе не безразличен? - Алена пытливо смотрела на Нину.
- Наверное, я слабохарактерная, - сказала Нина. - И потом, не хотелось компанию нарушать: ведь мы еще зимой договорились насчет этой поездки. И даже отпуска взяли в одно время.
- Тебе было неприятно, когда он стал ухаживать за мной?
- Я привыкла, - усмехнулась Нина. - Он никогда со мной не считался.
- Я тебя не понимаю, - отвернулась от нее Алена и снова стала смотреть на небо.
- Я буду счастлива, если он оставит меня в покое, - сказала Нина. Трудно ей говорить о Борисе. Да, она была влюблена в него. Ее познакомил с ним Глеб. Борис часто заходил в комиссионный. У него с Глебом были какие-то дела. Заглядывал к ней в отдел. Прошлым летом они вместе провели отпуск в Прибалтике. Вот там-то, в Паланге, Нина по-настоящему и узнала Бориса. Ему нравилось, чтобы девушки ходили за ним по пятам и страдали... Он получал от этого удовольствие и не скрывал этого. Он любил подчеркивать свое превосходство, к присутствии других выказывал равнодушие и пренебрежение к своей девушке... Нет, Нина не хочет даже вспоминать обо всем, что было между ними. Да, она согласилась с ними поехать, но знала, что это последняя поездка с Садовским...
- Ты любила его? - помолчав, спросила Алена. - Можешь не отвечать, знаю, что любила.
- Я и не собираюсь скрывать, - ответила Нина.
- Мне противны парни, которые рассыпаются в комплиментах, ходят как тени по пятам, угадывают каждое твое желание... А Борис не такой. Он настоящий мужчина.
- Это его любимая поза. Ему нравится причинять боль людям, которые слабее его, а это неблагородно! И совсем не свойственно настоящим мужчинам.
- Странно это слышать от тебя, - задумчиво произнесла Алена. - Мне казалось, что ты его любишь.
- Любила, - поправила Нина. - А это совсем разные вещи.
- И ты совсем-совсем равнодушна к нему?
- Хочу надеяться, что это так, - ответила Нина.
- А мне он нравится, - мечтательно произнесла Алена. - Когда я вижу его, со мной что-то происходит; мне на все наплевать, я готова любую глупость выкинуть...
- Мне это знакомо, - невесело улыбнулась Нина. - Скажу тебе одно: такой человек, как Борис, не пригоден для семейной жизни. Несчастная та будет женщина, которая свяжет с ним свою судьбу...
- Ты рассуждаешь, как... как совсем взрослая женщина, - сказала Алена.
