Джеймс Гринвуд - Маленький оборвыш
Я с трудом просунул плечи сквозь маленькое окошечко и соскочил в кухню.
– А ты не можешь еще побольше нашуметь? – поморщился он.
Я пролез еще раз, стараясь ступать как можно тише.
– Вот это лучше, – заметил он, – попробуй еще раз, становись на цыпочки.
Я пролез еще и еще раз, всего раз двадцать.
– Ну вот, теперь хорошо! – сказал Джордж. – Какие у тебя сапоги, Джим?
– Крепкие, на толстых подошвах, сэр.
– Это не годится. Тебе нужно купить пару тонких башмаков, которые ты мог бы легко снимать и надевать. Поди, купи себе сейчас. В Бишопсите есть башмачная лавка.
Он дал мне полусоверен, и я ушел. Мне нужно было пройти мимо дверей столовой. Миссис Гапкинс увидела меня; она кивнула мне головой и тихо шепнула:
– Беги теперь же!
В ответ я кивнул ей головой. Ясно было, что она не обманула меня вчера. Мистер Гапкинс не объяснил мне, для какого дела я был ему нужен, но я понял, что мне придется влезать куда-нибудь в окно и таким образом принимать участие в грабеже. А за грабеж ссылают, как я слышал, на каторгу. Значит, я погибну на всю жизнь, если не убегу как можно скорее.
Не раздумывая больше, я направился к Спиталфилду. Я не знал точного адреса Рипстона. Он сказал мне только, что живет где-то около церкви, и я надеялся, что около церкви немного зеленных лавок и что я разыщу его без труда. На деле оказалось, что я ошибался. Вблизи церкви жило множество зеленщиков и угольщиков, я спросил в шести лавках и везде получил ответ, что ни о каком Рипстоне и не слышали. Мной начинало овладевать отчаяние. Что если Рип-стон поступил на другое место или живет под другим именем? Как я найду его?
Я стоял в недоумении среди улицы, как вдруг увидел на тротуаре самого Рипстона. Он нес на плече мешок с углем, а в руках корзину с зеленью и шел, весело напевая какую-то песню. Я быстро подбежал к нему и окликнул. Он так испугался, что чуть не уронил мешок. Едва дав приятелю опомниться, я тотчас рассказал ему всю историю моего знакомства с Гапкинсом и то, почему я от него бежал.
– На-ка, понеси! – сказал он, как только я закончил рассказ, и сунул мне в руку корзину с зеленью. – Неси корзину, мы так скорее дойдем, это недалеко, сейчас за углом. Я уж говорил о тебе с хозяином, и он сказал, что коли ты не слишком далеко зашел, так чтобы я привел тебя к нему. Пойдем.
Несмотря на тяжесть, лежавшую на его плечах, Рипстон пошел вперед так быстро, что я со своей маленькой корзинкой едва поспевал за ним.
– Вот он, сэр! – воскликнул Рипстон, входя в богатую лавку зеленщика и обращаясь к маленькому плешивому старичку, перебиравшему картофель. – Вот тот мальчик, о котором я вам говорил, сэр. Это Смит, он не зашел дальше после того вечера, когда мы с ним виделись. Помните, я вам рассказывал?
Маленький лысый старичок надел очки и внимательно осмотрел меня. Затем он подошел к внутренней двери лавки и позвал:
– Сара!
В лавку вошла старушка с седыми волосами, в белом чепчике. Старик шепнул ей что-то и затем, обращаясь ко мне, сказал:
– Войди к нам в комнату, мальчик, я поговорю с тобой, когда закончу работу.
Я стоял в недоумении среди улицы.
Мне пришлось ждать конца его работы. Жена его начала расспрашивать меня так ласково и так кротко, что я тотчас же стал рассказывать ей всю свою историю. Дослушав меня до половины, она позвала своего мужа.
– Иди сюда, Тиббит, послушай, какие странные вещи он рассказывает.
Мистер Тиббит пришел, я и ему все рассказал. На него моя история произвела совершенно неожиданное впечатление. Едва дослушав последние слова, он снял синий передник, взял с гвоздя шляпу и пошел к дверям.
– Куда ты? – остановила его жена. – Что ты хочешь делать?
– Что? Известно что, я отведу сейчас мальчишку в полицию, там лучше нас сумеют распорядиться. Пойдем, мальчик!
– Зачем же, сэр? – спросил я, испуганный оборотом дела.
– Да надо же помешать этому грабежу! Это самое первое дело, об остальном мы подумаем после. Не бойся, мальчик. Полиция засадит мистера Гапкинса в такое место, откуда он не сможет вредить тебе. Пойдем!
Мне очень не хотелось идти, но, делать нечего, я должен был покориться, и через пять минут мы были уже в полицейском управлении. Меня заставили пересказать мою историю инспектору полиции. Он слушал с большим волнением, задавал мне множество вопросов, делал какие-то отметки в своей записной книжке, и, когда я закончил, несколько минут молча ходил взад и вперед по комнате.
– В котором часу ты ушел с улицы Кэт? – спросил он.
Я помнил, что было десять минут десятого, когда я заглянул в столовую, где была миссис Гапкинс.
– Теперь пять минут одиннадцатого, – сказал инспектор. – Он велел тебе купить башмаки в Бишопсите?
– Да, сэр.
Инспектор позвал полицейского, переодетого в простое платье, дал ему полусоверен и велел купить пару легких башмаков с завязками спереди.
Я решительно не понимал, для чего это делается. Если я не вернусь на улицу Кэт, зачем же мне башмаки?
– Вы напрасно послали за башмаками, сэр, – осмелился я заметить, – мои сапоги еще совсем крепкие.
Инспектор шепнул что-то мистеру Тиббиту, который тотчас же вышел из комнаты, а сам заговорил со мной ласковым голосом.
– Ты хороший мальчик, – сказал он. – Счастье твое, что ты вовремя остановился на дурной дороге. Теперь, если ты нам поможешь довести до конца это дельце, ты будешь обеспечен на всю жизнь. Тебе ведь хочется вести честную жизнь и ни в чем не нуждаться?
– Конечно хочется, сэр, только я не знаю, что мне делать.
– Ну, а я знаю. Ты можешь помочь нам. Как только вернется человек, которого я послал за башмаками, беги скорее назад на улицу Кэт.
– Назад на улицу Кэт? К Джорджу Гапкинсу? Да зачем же, сэр?
– Видишь ли, мы хотим, чтобы он пошел на этот грабеж, – ответил инспектор. – Ты неглупый мальчик, ты понимаешь, зачем нам это нужно. Тебе не грозит никакой опасности, – прибавил он, замечая, что я его понимаю, но сильно трушу. – Если бы ты был сообщником этих негодяев, тебе, конечно, досталось бы очень сильно, теперь же другое дело, ты помогаешь закону преследовать их, и закон защитит тебя. Даю тебе честное слово, что с этой минуты и до конца дела полиция глаз с тебя не спустит.
Последние слова инспектор произнес особенно выразительно, вероятно, желая дать мне понять, чтобы я и не думал обмануть его.
В эту минуту вошел полицейский с парой новых башмаков.
– Примерь-ка их! – приказал мне инспектор. – Отлично! Теперь беги скорее обратно, а то тебя там, пожалуй, хватятся. Постой, еще одно слово: могу я довериться тебе? – Он положил руку мне на плечо и посмотрел мне прямо в глаза.
– Можете, сэр, – кивнул я. – Если вы говорите, что со мной не случится ничего дурного, что вы не дадите меня в обиду, так я исполню все, как вы велели.
– Ну, и прекрасно. Иди домой и не рассказывай никому, где был. Еще одно слово. Тебе, верно, придется пролезать через какое-нибудь маленькое окошечко, так ты не бойся, я буду стоять возле и ждать тебя. Там будет темно, но ты меня узнаешь потому, что я возьму тебя за волосы, вот так. Ну, теперь ступай.
Я не берусь описать чувства, переполнявшие меня, когда я вышел из полицейского управления и побежал назад на улицу Кэт. У меня не было в голове ни одной определенной мысли; я знал только одно, что буквально исполню приказание инспектора, так как он обещал дать мне возможность вести честную жизнь. Я не думал, что подвергаю себя при этом какой-нибудь опасности, иначе я, наверное, опять бежал бы от полиции. Когда я вернулся на улицу Кэт, Джорджа Гапкинса не было дома, и мне отворила дверь его жена. Я думал, что она очень удивится, увидев меня, но она, напротив, пристально посмотрела на меня и затем весело воскликнула:
– А, ты вернулся, Джим!
– Да, я останусь здесь, – ответил я.
– Ну, и отлично, я очень рада, что ты останешься! – всплеснула она руками.
– А вы же мне говорили, чтобы я ушел, – с удивлением заметил я.
– Ну да, ты ушел и опять пришел, я очень рада!
Через несколько минут она спросила меня, помню ли я имена сообщников моего хозяина и то место, куда они хотят идти сегодня ночью. Я назвал ей и то, и другое.
– Отлично, Джимми! – она опять засмеясь своим странным смехом. – Ты умный мальчик, умеешь и помнить секреты, и хранить их! Славная штука, не правда ли? Ха-ха!
– Да-с, очень, – пролепетал я и в сильном волнении бросился наверх в свою спальню.
Я так и не узнал, подозревала ли она, в чем дело. В четыре часа она оделась и ушла куда-то, оставив меня в доме одного. Около семи часов вернулся Джордж Гапкинс. Он сначала рассердился, не застав жены дома, но потом повеселел и за чаем шутил и разговаривал со мной самым добродушным образом. Мне было очень тяжело слушать его шутки. Лучше бы он злился и ворчал на меня, тогда у меня было бы легче на сердце. После чая он поинтересовался:
– Знаешь ты Фульгет, Джим?