Джеймс Гринвуд - Маленький оборвыш
– А что, Джим, – заговорил мистер Гапкинс, – как ты думаешь, что теперь ест твой «честный» знакомый? Дали бедняжке кусок хлеба с заплесневевшим сыром, да и будь доволен, правда?
– Я думаю, что так, – поддакнул я.
– Поест он да и завалится спать где-нибудь на угольном мешке, вместе с крысами, а?
– Да уж, конечно, – засмеялся я вместе с мистером Гапкинсом.
– У тебя очень хорошенькая спальня, – заговорил он снова после минуты молчания. – Ты найдешь там, в комоде, рубашки и все белье. Платье там тоже висит хорошее, не знаю только, будет ли тебе впору. А что, есть у тебя часы?
– У меня? Часы? Да я никогда и не мечтал о такой роскоши!
– Я сейчас тебе принесу. Мои мальчики всегда ходят в часах.
Он вышел из комнаты и через минуту вернулся, неся в руках прелестные серебряные часы, с длинной серебряной цепочкой. Он сам надел их на меня и очень ласково научил, как их заводить. При виде блестящей цепочки, болтавшейся поверх моей курточки, я почувствовал такую разницу между собой и несчастным Рипом, что не мог думать о нем иначе как с сожалением.
После ужина мистер Гапкинс выпил стакан грога, выкурил сигару и, спокойно усевшись на диване, попросил меня рассказать ему, что я видел в театре. Я охотно согласился на это и принялся подробно передавать ему содержание пьесы, так сильно растрогавшей меня. На него пьеса произвела совсем не такое впечатление, как на нас с Рипом. Он беспрестанно прерывал мой рассказ какими-нибудь насмешливыми замечаниями, доказывал мне, что все действующие лица дураки и что в жизни никогда не может случиться таких глупостей. В конце концов мне стало даже стыдно, что я мог растрогаться подобной нелепостью. Чтобы мистер Гапкинс не угадал, что я чувствовал в театре, я соглашался со всеми его замечаниями и смеялся громче его самого. Мы совсем подружились.
Наконец мистер Джордж взглянул на часы.
– Ого, как мы засиделись! – воскликнул он. – Уж двенадцать часов! Пора спать, Джим. Возьми свечку, не беда, что я останусь в темноте. Твоя комната наверху, направо. Когда разденешься, позови меня, я унесу свечу!
Я пожелал ему спокойной ночи таким голосом, который должен был показать ему, что мое мнение о нем стало значительно лучше с тех пор, как мы вернулись домой, и что я готов усердно служить ему. Затем, взяв в руки свечу, я отправился в свою комнату. Он предупредил, что у меня будет хорошенькая спальня, но такого великолепия я не надеялся найти. Над кроватью, застланной белоснежным бельем, висели красивые ситцевые занавески, на окнах были белые шторы, на комоде стояло зеркало, а на полу лежал мягкий пестрый ковер; около умывальника висело чистое белое полотенце.
Я смело сунул голову в комнату, но, увидев ее великолепие, быстро отступил, чтобы посмотреть, туда ли я зашел, нет ли другой комнаты направо. Нет, никакой другой не было, это действительно моя спальня. Я снял сапоги, чтобы не испачкать чудесный ковер, и робко подошел к постели. Мне очень хотелось хорошенько рассмотреть все вещи в этой прелестной комнатке, но я вспомнил, что мистер Гапкинс сидит в темноте, и потому поспешил раздеться и улечься.
– Я готов, – закричал я, – потрудитесь взять свечку!
Никто не отвечал мне. Тогда я встал с постели и отворил дверь, собираясь закричать погромче, как вдруг услышал голос мистера Гапкинса и молодой женщины, отворявшей нам дверь. Они, очевидно, ссорились.
– Неужели же я у тебя буду спрашивать, когда мне уходить и когда приходить, вот выдумала! Говорят тебе, иду по делу.
– И вчера, и третьего дня ты все ходил по делам, Джордж! Ты лжешь! Я узнаю, что ты делаешь! Я выслежу тебя.
– Ну, коли лгу, так и спрашивать нечего! Ухожу, да и все тут!
Голоса смолкли.
– Потрудитесь взять свечку! – закричал я.
Через минуту Джордж вошел ко мне, взял свечу и молча ушел прочь. Я услышал вслед за этим, как хлопнула дверь на улицу.
Ссора мистера Гапкинса с женой нисколько не тревожила меня. Он куда-то уходил, она его не пускала, что мне за дело до этого? Я спокойно улегся в своей хорошенькой кроватке и совсем собрался было уснуть, как вдруг услышал стук в мою дверь.
– Кто там? – спросил я.
– Оденься и сойди вниз, мальчик, мне надо поговорить с тобой.
Я узнал голос миссис Гапкинс. Она приотворила дверь, поставила зажженную свечу на пол моей комнаты и, не говоря больше ни слова, ушла прочь.
Глава XXIX. Под влиянием гнева миссис Гапкинс рассказывает мне вещи, невыгодные для ее мужа
Я не смел ослушаться приказания миссис Гапкинс. Если муж ее был моим хозяином, то она была моей хозяйкой. Я быстро вскочил с постели и начал одеваться.
– Не надевай сапог, – закричала она мне с лестницы, – оставь их наверху!
Это новое приказание отчасти успокоило меня. Я помнил, как она неласково приняла меня, и боялся, что теперь, когда Джорджа не было дома, она просто выгонит меня на улицу, но в таком случае она, конечно, не велела бы оставить сапоги.
Спустившись вниз, я увидел, что она сидит в гостиной одна и что глаза ее красны и опухли от слез.
– Войди же, – нетерпеливо проговорила она, видя, что я в нерешительности остановился на пороге, – войди и запри дверь.
Я вошел, хотя мои робость и недоумение все возрастали.
– Подойди сюда, поставь свечку на стол и дай мне хорошенько посмотреть на тебя, я ведь почти не видела тебя.
Не знаю, что она подумала обо мне, но пока она пристально и серьезно разглядывала меня своими красными заплаканными глазами, мне представилось, что она, должно быть, просто пьяна.
– Сядь, – сказала она, видимо, удовлетворившись своим осмотром, – и скажи мне, что ты за мальчик?
– То есть как – что за мальчик? – с удивлением спросил я.
– Что ты, совсем испорченный ребенок, испорченный до мозга костей, как все те маленькие негодяи, которые жили у нас до тебя?
Задавая этот вопрос, она пристально смотрела на меня, и я почувствовал, что краснею. Что мог я ей ответить? Конечно, если бы я был хорошим мальчиком, мистер Гапкинс не взял бы меня к себе.
– Я не знаю, что значит совсем испорченный мальчик, – сказал я, надеясь что не совсем испорчен. – Я для одного хорош, а для другого дурен. Вы спросите лучше у мистера Гапкинса, каков я.
– Долго ты был вором?
– Несколько недель.
– Только недель! А часто сидел в тюрьме?
– Ни разу.
– Ни разу! Есть у тебя мать?
– Была, да умерла, когда я был еще маленьким.
– А отец?
– Не знаю, может быть, и он умер; мне это все равно.
– Он, верно, вор? Почти всегда сидит в тюрьме, а?
– Отец в тюрьме? Кто это выдумал? Он славно задал бы тому, от кого услышал бы такие слова! Мой отец честный человек!
Негодование придало мне смелость взглянуть ей прямо в глаза. Она улыбнулась.
– Так отчего же ты сделался вором? – поинтересовалась она. – Как ты познакомился с Джорджем? Он тебе нравится?
– Да, очень, – поспешил я ответить, – он очень хороший человек.
– Он хороший человек! – закричала она со злобным смехом. – Сказать тебе, кто он? Он паук, который незаметно затянет тебя в свою паутину и высосет всю твою кровь!
– Высосет мою кровь?
Горячность, с какой говорила миссис Гапкинс, пугала меня.
– Кровь всякого, кто попадется ему! Он настоящий вампир! Как ты думаешь, зачем он взял тебя к себе?
Если она не знала зачем, то, пожалуй, Джордж Гапкинс рассердится на меня за то, что я ей скажу; если же она знала, то не стоило отвечать ей. Я понимал, что она, поссорившись со своим мужем, хочет восстановить меня против него. Но вспомнив, как обычно вела себя миссис Бёрк, я сделался очень осторожен: если я скажу что-нибудь дурное против хозяина, она завтра же, помирившись с ним, все перескажет ему. Кроме того, убедившись, что она не пьяна, я стал еще больше бояться ее. Все это заставило меня отойти к дверям с намерением при первом удобном случае убежать наверх и запереться в своей спальне.
– Мы с ним поладили, – проговорил я по возможности примирительным тоном, – я всем доволен, коли что не так, так об этом можно поговорить завтра утром.
Она несколько секунд смотрела на меня с выражением сострадания, смущавшего меня еще больше, чем ее гнев.
– Хорошо, если ты говоришь это только по незнанию, – проговорила она. – Ты доволен! Доволен тем, что тебе придется просидеть в тюрьме несколько месяцев, может быть, несколько лет! Доволен тем, что всю жизнь будешь носить имя, которое сделается позором и для тебя, и для всех твоих знакомых. Положим, у тебя нет ни отца, ни матери, но неужели нет никого, кто был когда-нибудь добр к тебе и о ком ты будешь думать, когда тебя посадят в тюрьму за воровство?
Да, конечно, у меня был такой человек. Я вспомнил миссис Уинкшип, я вспомнил ту ночь, когда она и Марта накормили, одели и приласкали меня, я вспомнил, как она хотела сделать из меня честного мальчика, и почувствовал, что мне будет очень и очень тяжело, если она узнает, что я сижу в тюрьме. Но с какой же стати мне этого бояться? Ведь Джордж Гапкинс обещал выручить меня из всякой беды.
