Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - Борис Борисович Батыршин
Он повернулся и внезапно ощутил, как правой щеки коснулось что-то – легко, почти нечувствительно. Ток воздуха между глыбами, образующими завал? Несомненно. Значит, препятствие не такое уж и сплошное?
Он замер, вслушиваясь. Лёгкий стук, поскрёбывание – почти неслышные, но несомненные звуки, доносящиеся с той стороны…
Его ищут?
Тогда он встал на четвереньки и торопливо, сбивая в кровь пальцы, принялся выковыривать камни из завала. Сколько это продолжалось – неизвестно, но в какой-то момент между глыбами мелькнул свет, и чей-то голос произнёс по-английски:
– Профессор, это вы? Вот и славно, а то мы уж боялись, что вас тут насмерть придавило…
"…но позвольте, почему по-английски? Дворцовые служители и стражники хедива не владеют этим языком…"
Он попытался крикнуть, но из высохшего, как древний египетский пергамент, рта вырвалось только хрип.
– Скажи, чтобы не вздумал орать. – к первому голосу присоединился второй, резкий, лающий. – Не хотелось бы затыкать ему рот, когда вытащим наружу.
II
Австрия,
Зальцбург
апрель, 1888 г.
Этот зал разительно не походил на библиотеку британского аристократического клуба, подумал Уэскотт. Ту, где он, Уильям Уэскотт, его коллега и единомышленник доктор МакГрегор, основатели «Герметического Ордена Золотой Зари» встречались с лордом Рэндольфом Спенсером Черчиллем. С тех пор миновал почти год, но память услужливо подбрасывала ему детали того, прежнего интерьера – для сравнения с этим. Место резных дубовых панелей занимали вытертые от времени гобелены с сюжетами из рыцарских романов. Заменой веерам шпаг, шотландских палашей и развешанных между ними елизаветинских касок с кирасами служат максимиллиановские турнирные доспехи – стальные манекены, сжимающие латными перчатками огромные двуручные мечи-спадоны и фламберги с устрашающе-волнистыми клинками. И никаких тебе эзотерических символов – ни масонских «глаз в треугольниках», ни розенкрейцерских геральдических цветов, египетских картушей или каббалистических символов. О том зале напоминал, разве что, полумрак, в котором терялись высокие, стрельчатые, в готическом стиле, своды, сложенные из массивных каменных блоков. Из таких же глыб, а вовсе не из изящно отделанных мраморных панелей, сложен и камин – столь внушительных размеров, что в его чреве легко можно было зажарить цельного кабана на вертеле. Наверняка, решил Уэскотт, прежние хозяева именно так и поступали.
А вот книги тут совсем другие. Вместо устрашающе подробной подборки трудов по оккультным наукам, что хранится на полках штаб-квартиры Лондонского «Колледжа Каббалы», здесь выстроились рядами книги по истории германской нации – от древних времён, до наших дней.
– Это место нам любезно предоставил герр Лангасснер. – заметил один из присутствующих, плотно сбитый господин с высоким, открытым лбом и окладистой, слегка раздвоенной бородой. Говорил он по-немецки.
– Это, если я не ошибаюсь, основатель союза фейранов[5]? – осведомился Мак-Грегор. Уэскотт покосился на своего спутника. На его благородном, породистом лице обозначилось лёгкое неудовольствие – зачем спрашивать о том, что и без того известно?
– Он самый. – кивнул бородач. – Антон Лангасснер, как и его единомышленники, сочувствуют с пониманием относятся к идеям пангерманистов. Особенно – австрийских.
Он указал спутникам на кресла, стоящие полукругом возле камина. Рядом – столик с бутылками вина, графином непрозрачного зелёного стекла, и блюдо с фруктами. После чего, исполняя обязанности хозяина встречи, поворошил угли медной кочергой, разлил по бокалам багрово-красное вино.
Бородатого господина звали Гвидо фон Лист; гостям он был известен, как писатель, поэт, знаток древних рун, восходящая звезда пангерманизма. А так же – один из столпов австро-германского отделения «Теософского общества», основанного тринадцать лет назад мадам Блаватской – дамой, широко известной в определённых кругах.
Уэскотт взял бокал и сделал маленький глоток. Мак-Грегор же с независимым видом помотал головой. С некоторых пор коллега и соратник по Уэскотта по «Золотой Заре» чересчур увлёкся практикой индийских йогов и полностью исключил из своего рациона животную пишу и спиртное, заменив их рисом, индийскими овощами и приправами, содержащими и огромное количество специй. Уэскотт не уставал гадать, как долго шотландец, выросший на хаггисе, мясных пирогах и виски с ячменным элем, продержится на столь экзотической диете.
Австриец, по-видимому, был в курсе кулинарных предпочтений гостя – в графине, из которого он наполнил бокал Мак-Грегора, оказался имбирный настой. Тот благодарно кивнул, схватил бокал и жадно отпил. Уэскотт чуть заметно поморщился: великосветские манеры явно не относились к сильным сторонам его спутника. Как, впрочем, и сдержанность.
Фон Лист, в свою очередь, поднял бокал, отпил, поставил на стол.
– Итак, господа…
Он сложил руки на животе, сплетя пальцы в характерном жесте, и Уэскотт только сейчас обратил внимание на булавку галстука – серебряную, с солярным знаком свастики и древне-германскими рунами.
– Мы собрались, чтобы обсудить судьбу профессора Бурхардта. Соглашаясь предоставить ему убежище в Австрии, я полагал, что это затянется, самое большее на два-три месяца. Но с тех пор миновал почти год, и мне хотелось бы знать: как вы намерены поступить с вашим… – фон Лист откашлялся – …с вашим пленником?
…наёмники ван дер Стрейкера, вытащившие Бурхардта из-под завалов, сумели вывезти его из гудящей, как растревоженный осиный рой, Александрии в обход стражников хедива, потом погрузить на зафрахтованную шхуну алжирского контрабандиста и переправить на Сицилию. Здесь, на съёмной вилле, они провели в ожидании дальнейших указаний около трёх недель, пока на них не вышел Уэскотт.
Англичанин воспользовался тем, что исполнителей нанимал и инструктировал лично Стрейкер. Дело в том, что сам бельгиец к тому моменту канул где-то в дебрях Чёрного континента, и похитители со своим призом на некоторое время стали невидимы для сверхбдительного ока подчинённых сэра Рэндольфа. Уэскотту и «Золотой заре» это было только на руку: да, британская корона платит за всё – но давать специальным службам королевы Виктории слишком уж много власти над собой и своими планами герметисты не собирались. Как говорят русские: «дружба дружбой, а табачок врозь.»
Дальнейшее оказалось делом техники. Назвав старшему группы пароль и предъявив половинку разорванной банкноты в один фунт, полученную от Стрейкера, Уэскотт организовал отправку Бурхардта на континент – но не во Францию, как это было оговорено с сэром Рэндольфом, а в Австрию. Соображения его были вполне понятны: в отличие от других европейских стран, агенты Форин Офис – как, впрочем, и военно-морской
