Д.О.П. (Департамент Особых Проектов) - Борис Борисович Батыршин
– Значит, всё же на что-то сгожусь? – усмехнулся он. – Всё сделаю, барон, будьте благонадёжны, как говорит мой кучер Егорыч. – Только вот подчищу за Дробязгиным – он, прохвост, по поручению Уэскотта окормлял несколько спиритических кружков – и сразу во Францию. Только уж не морем, а чугункой, через Варшаву и Берлин. Я, видите ли, страдаю морской болезнью…
– На том и порешим. – торопливо согласился Корф. – А сейчас, простите, некогда. Нехорошо заставлять даму ждать…
И указал на стоящую возле сходней Алису, начинавшую проявлять признаки нетерпения.
«Маастрихт» вспенил единственным винтом мутную, замусоренную, воду Купеческой гавани и медленно отполз от причала, огласив на прощанье окрестности протяжным гудком. Яша постоял, глядя вслед пароходу, повернулся и, не оборачиваясь, пошёл к пролётке. Перед отъездом предстояло переделать уйму дел, и времени на это не было – по забавному выражению нового сотрудника «сыскного бюро» Ярослава, «от слова «совсем».
XII
Великое Княжество Финляндское.
Июнь 1888 г.
От откоса, где они спрыгнули с состава до деревни Каарсалми, в которой проживало семейство Лехтоненов, оказалось не больше двух с половиной вёрст. Повезло? Это как сказать: с одной стороны, не пришлось расспрашивать местных жителей, кружить по просёлкам, рискуя привлечь к себе внимание; а с другой – эти две с половиной версты Геннадию пришлось тащить спутника на себе. И его, и саквояж с бесценным содержимым, который он не смог заставить себя прикопать в какой-нибудь рощице, чтобы потом вернуться и забрать своё имущество.
Перелома у Виктора, по счастью, не оказалось – дело обошлось сильным вывихом. Не пришлось даже искать врача – рыбак Юха-Пекка Лехтонен, отец погибшего студента, ощупал пострадавшую конечность, после чего, скомандовав Геннадию держать приятеля, изо всех сил, рванул ногу на себя. Виктор издал оглушительный вопль и лишился сознания. «Ничего… – проворчал старый Юха-Пекка, – полежит немного и очнётся. Правда, ходить потом с неделю придётся с клюшкой…»
Старый Лехтонен говорил по-русски правильно, но очень медленно и с заметным акцентом. Он с первого взгляда напомнил Геннадию Иххалайнена из гайдаевского «За спичками» – только вот Юха-Пекка, в отличие от персонажа Евгения Леонова, никогда не улыбался. Его жена, крупная, дебелая, ещё не старая финка по имени Тюуне, с кожей молочного цвета и рыжей косой, уложенной бубликом на макушке, встретила незваных гостей неприветливо. Всплакнула, когда они заговорили о безвременно погибшем сыне – и за всё время, которое Виктор с Геннадием провели в доме, не обмолвилась с ними ни единым словом. Младший сын Лехтоненов, двенадцатилетний Рейо, старался держаться от чужаков подальше; две или три попытки Геннадия наладить с мальчиком отношения успеха не имели.
К его удивлению, финн не пытался расспрашивать, куда они собираются дальше. «Эь-то меня не каса-ается, – говорил он. – Хотит-те бежать от-т русского цар-ря – так и бегит-те се-ебе. А я в чужи-ие дела не су-уюсь. Довол-льно того, что Йо-онас по глуп-пости сво-оей лишил-лся гол-ловы. Иаш-ше дел-ло ловить салаку и трес-ску, а полит-тикой пусть занима-аются городс-ские бездельник-ки…»
На предложение нанять его шхуну, Юха-Пекка обещал подумать – «вс-сё равно вы ещ-щё дня на три задержит-тесь, пока твой друг не пойдёт-т своими ногам-ми…» – и вечером огласил результаты размышлений: двенадцать рублей или сорок восемь финских марок
золотом, за то, что он доставит гостей в Або. Там, сказал финн, они смогут сесть на пароход, идущий в любой из портов на восточном побережье Швеции: Евле, Сундсвааль, Стокгольм – да хоть в датский Копенгаген или прусский Данциг, если будет на то их решение.
Вроде, всё шло именно так, как и планировал Геннадий – их приняли, оказали помощь, предоставили убежище (дом Лехтоненов примостился на окраине деревушки, и в светлое время суток гости не показывались на улице), кормили – сытно, обильно. А что хозяйка неприветлива и хозяин, старый Юха-Пекка лишнего слова не скажет – так ведь финны русских всегда недолюбливали… И всё же, Геннадий никак не мог избавиться от подозрений. На третью ночь он, дождавшись, когда в доме погасят свет (гостей устроили на сеновале, на шерстяных одеялах), незаметно выбрался наружу и притаился в тени, за крыльцом.
Ждать пришлось недолго, около четверти часа. Потом входная дверь жалобно скрипнула, и на крыльцо вышел Юха-Пекка. Присел на верхнюю ступеньку, раскурил трубку, такую де тёмную и корявую, как его пальцы – и принялся пускать голубоватые кольца дыма, хорошо различимые в падающем из дверного проёма свете.
Дробно застучали башмаки, и из дома выскочил младший Лехтонен. рыбак заговорил – Рейо через слово кивал и поддакивал отцу.
Геннадий знал по-фински от силы, десяток фраз, в том числе и «поммиконеет» – «бомбисты, бунтовщики». Слова же «полиция» и «русские» в переводе не нуждались. Кивнув в последний раз, мальчишка скатился с крыльца и припустил через село к дороге, ведущей к ближайшему, всего в двух верстах городишке, где – Геннадию это было известно – находился полицейский участок. Отец проводил сына взглядом, выколотил о ступеньку погасшую трубку, с кряхтением встал и ушёл в дом. Геннадий, только того и дожидавшийся, обежал здание с противоположной стороны, так, чтобы не попасть в сноп света из окна – и огородами, кинулся наперехват.
Он нагнал мальчишку за околицей, крался за ним шагов двести, пока оба не миновали небольшую рощицу – и только тогда окликнул. Рейо повернулся и не успел даже испугаться – последний раз в своей недолгой жизни. «Вальтер» тихо кашлянул – раз, другой – и мальчик ничком, не издав ни звука, повалился в пыль. Геннадий подхватил обмякшее тело под мышки, оттащил в придорожные заросли и там старательно завалил ветками. Постоял немного – не видел ли кто? – и, снова огородами вернулся к дому Лехтоненов. Но сперва заглянул в амбар, где на расстеленных поверх кучи соломы одеялах досматривал третий сон его спутник.
– Вставай! – он бесцеремонно ткнул Виктора в бок. Тот проснулся сразу, сел и принялся протирать глаза.
– Ген, ты? Что случилось? Темно ещё, дай поспать…
– Заткнись!! – прошипел он сквозь зубы. – Сейчас ты встаёшь, одеваешься и тихо – тихо, понял? – идёшь за мной. И тетради свои прихвати, мы сюда больше не вернёмся.
Виктор собрался, было, возразить, но, увидев в руке товарища «Вальтер», захлопнул рот. Он откинул одеяла, разбросал солому и извлёк из-под них стопку тетрадей, аккуратно завёрнутых в промасленную бумагу.
– Может, ты всё же объяснишь…
– Объясню. – согласился Геннадий. – Да ты и сам сейчас всё поймешь. Ну что, готов?
Виктор кивнул.
– Тогда пошли! И
