Владимир Пистоленко - Памятное лето Сережки Зотова
— Значит, у обрыва можно купаться? — спросил Сергей.
— В том-то и дело, что нельзя, — возразил отец. — Только не из-за сома или другого какого там чудища. У обрыва большая глубина — это раз, а во-вторых, где-то снизу бьют сильные и холодные родники. Вода в омуте всегда такая студеная, что тело судорога схватывает. Ну, а если судорога скует руки или ноги — плохо дело. Трудно плыть. К тому же — водоворот. Чуть растерялся или из сил выбился — закружит тебя, и поминай как звали. Словом, опасное место. Потому-то и не велят там купаться. Понял?
— Понял, — серьезно ответил Сергей, внимательно слушавший рассказ отца.
— Так что мама права, у обрыва нужно вести себя очень осторожно. Близко к краю не подходить, может берег обрушиться. И тогда загремишь вниз. Прямо до самого дна.
— Вообще туда ходить незачем, — поспешно добавила мать. — Разве мало было несчастных случаев, когда люди тонули…
— Были такие случаи, — согласился отец. — Из-за этого и место считается запретным.
— А тебя не закружит?
— Да вот купался сколько раз, ничего. Главное, я плаваю хорошо, да и сила во мне есть. А слабосильному или кто плавает кое-как и рисковать нечего.
— Вот это верно, — согласилась мать. — Я, например, туда ни за какие коврижки не полезу.
По земляным ступенькам они спустились на песчаную отмель. На реке шумели веселые голоса, слышался чей-то громкий смех, ребячий визг. Тут был уже не один десяток купальщиков.
Первым вбежал в реку Сергей и почти тут же остановился — вода показалась настолько холодной, что у него даже перехватило дыхание.
— Скорей ныряй, в воде теплее станет! — с берега крикнул отец.
Сопровождаемый тучей брызг, он промчался мимо, затем вытянул руки вперед и ушел в воду.
Сергей тоже нырнул. И раз, и другой. И поплыл. Плавал он еще не очень ладно, но на воде уже держался. Отец похвалил:
— Из тебя хороший пловец получится. Учти и запомни — воды не надо бояться. Лежи себе в воде и равномерно руками-ногами барахтай. Только без спешки и суетни. Спокойствие и выдержка — это, брат, главное.
Заметив, что Сергей уж больно зачастил руками, отец немного поддержал его, и дело пошло на лад.
Выходить на берег не хотелось, и, если бы не мать, напомнившая, что давно уже пора завтракать, отец и Сергей долго бы еще и ныряли, и плавали, и валялись на мелком сыпучем песке под теплыми ласковыми лучами утреннего солнца.
В переулке им встретилась женщина. Она держала за руку девочку такого же примерно возраста, как и Сергей, и тоже в одних трусиках.
Увидев женщину, мать Сергея всплеснула руками и бросилась навстречу, а женщина уже бежала к ней.
— Пап, кто это? — спросил Сергей.
— Мамина подруга. Тетя Лена. Они вместе в школе учились. А муж у нее летчик. Живут они далеко отсюда, в большом городе. Она раньше жила вон в том угловом домике. Бабушка Фрося — ее мама. В прошлом году они все втроем приезжали и к нам в гости приходили. Помнишь?
Но Сергей не помнил.
— А это их дочка.
Когда они подошли к тете Лене, она, весело улыбаясь, протянула Сережкиному отцу обе руки.
— С приездом, — добродушным басом сказал он и нечаянно так крепко пожал руки тети Лены, что она вскрикнула и даже присела.
— Ну медведь, чистый медведь, — упрекнула Сережкина мать.
— Надюша, я же нечаянно, — похохатывая, оправдывался Николай Михайлович. — Уж вы меня извините, Леночка, это я на радостях так расчувствовался. От неожиданной встречи.
— Виновата, конечно, я, — смеясь и потряхивая руками, говорила тетя Лена. — Забыла, что у вас не руки, а стальные клещи.
Была тетя Лена повыше Сережкиной матери, тоже молодая и красивая. Волосы — будто золотая копна, брови почти бесцветные, а ресницы черные, и глаза тоже. У девочки такие же золотистые волосы, и вообще она вся была похожа на маму, только нос у мамы прямой, а у девочки чуть курносый.
— Дочка, ты помнишь Сережу? — спросила тетя Лена.
— Нет, — бойко ответила девочка. — Не помню.
— И Сережка тоже забыл, — сказал Николай Михайлович.
— Все-таки год прошел. А они всего-то раз или два виделись. Зато теперь наиграются, — сказала тетя Лена.
— Надолго к нам? — спросил Николай Михайлович.
— Я скоро уеду — мы с Сашей на курорт собрались, а Танюша все лето будет гостить у бабушки… Ребятишки, вы бы поздоровались тоже да заново познакомились, — подсказала тетя Лена.
Девочка смело шагнула к Сергею и, протянув руку, звонким голосом сказала:
— Здравствуй, мальчик. Меня зовут Таня. А тебя как?
Но Сергей не ответил. И руки не подал.
Таня растерянно взглянула на мать, не зная, как ей в таком случае быть дальше.
— Ты что же это, сынок? — удивилась Сережкина мать. — Девочка подошла к тебе, поздоровалась, а ты молчишь. Так, Сереженька, нельзя.
Сергей и сам понимал, что так нельзя, но он тут не виноват, все само собой получилось. Ему почему-то стало обидно, что не он, а Таня первая подошла к нему и заговорила. И он ничего лучше не придумал, как вприпрыжку пуститься по переулку, изображая всадника.
А дома отец сказал Сергею:
— Нехорошо как-то получилось. Если обратился к тебе человек, обязательно выслушай, поговори с ним. А ты — бежать…
Сергей промолчал. Да и что можно было сказать, если отец действительно прав.
После завтрака отец и мать занялись починкой ворот.
Сергею было немного обидно. Он собирался просить отца покатать его на велосипеде. Можно было бы съездить на станцию и посмотреть пробегающие мимо поезда, а отец взялся чинить ворота… Конечно, и ворота чинить нужно, они уже старые, совсем развалились, но все-таки обидно. Жди теперь следующего выходного!
Дело в том, что Николай Михайлович рано уходил и поздно возвращался с работы и Сергей видел отца только по воскресеньям. Зато в эти дни с утра до вечера отец с сыном не разлучались.
Николай Михайлович работал на железной дороге путевым мастером и охотно водил сына на станцию. Там они любовались паровозами, наблюдали за работой сцепщика вагонов, ходили в будку к стрелочнику, смотрели, как он передвигает кончики рельсов, чтобы направить поезд на тот или другой путь. А однажды Сергей даже прокатился на дрезине.
От нечего делать Сергей затеял во дворе возню с Шариком. Но это занятие скоро надоело ему, и он отправился на огород. От двора огород отделял невысокий плетень с легкой дощатой калиткой. Сразу же за этой калиткой начиналось царство цветов. На огороде, конечно, росли и картошка, и капуста, и огурцы, и помидоры, и множество всевозможных овощей, но росли они на небольших грядках, тогда как цветы были повсюду, даже на делянке, отведенной под картошку, между картофельными кустами цвели разноцветные маки. И весь участок скорее был похож не на огород, а на большой цветник. Тут были разных цветов тюльпаны и флоксы, яркие канны, нежный цветок вербены, неистощимые в своем цветении гладиолусы, пышные георгины и строгие астры. Цветы и цветы! Множество. Одни уже отцветали, другие были в буйном цвету, а третьи только набирали силу и цвет, готовясь показать, что они не хуже других красавцев.
Сережкина мать была большая любительница цветов. Раньше она работала на железной дороге поездным контролером и уже тогда разводила цветы, но не столько и не такие, как теперь. Когда родился Сергей, она временно ушла с работы, потому что его не на кого было оставить. У других людей есть бабушки, есть и дедушки, а у Сергея их не было, о чем больше всего жалела его мать.
Между прочим, Сергей слышал, что у него есть не родная, а двоюродная бабушка, тетя мамы, что живет она очень далеко, где-то в лесном холодном краю, откуда родом и сама мама, и что зовут мамину тетю Манефа. Бабушка Манефа. Сергей однажды слышал разговор отца и матери о бабке Манефе. Мать как-то стала плакаться, что ей надоело отсиживаться дома и что она истосковалась по настоящему делу и уже не верит в такое счастье, когда снова пойдет на работу. Тогда отец предложил вызвать в Потоцкое бабку Манефу, или, как он ее звал, Манефу Семеновну, и попросить пожить у них сколько сможет. Подомовничать. Но мать не согласилась, потому что у Манефы Семеновны трудный характер и человек она несговорчивый. К тому же очень богомольная, а хорошего от этого ждать нечего. Особенно для Сережки — еще, чего доброго, может ему голову затуманить. И мать занималась домашними делами.
Она не любила сидеть сложа руки, обрабатывала огород, но выращивала не столько овощи, сколько цветы. И вот развела их так много, да такие красивые, что даже приезжие из других сел приходили полюбоваться и раздобыть семян.
Вдвоем с Сергеем они целыми днями пропадали на огороде, и не потому, что там всегда находилась работа, а больше из-за красоты. Там было очень красиво, так красиво, что даже уходить не хотелось. А как интересно наблюдать за цветами! Вечером чашечка цветка только начинает раскрываться, чуть-чуть, даже нельзя еще угадать, какого он будет цвета, а утром придешь — и удивительно становится: ну как мог этот огромнейший цветок еще вчера уместиться в своей небольшой чашечке!
