Лето сумрачных бабочек - Энн-Мари Конуэй

– Пойдём попробуем торт, – предложил Мак, ведя меня подальше от миссис Уилсон к столам с угощением. – Миссис Джексон печёт лучшие булочки во всём Оукбридже.

– Знаю, она приносила их нам на этой неделе.

Мы положили себе на тарелки ломтики торта и булочки и нашли место, чтобы присесть. Некоторое время никто из нас не говорил ни слова. Мы впервые увиделись после того дня в бассейне, и я ощущала, что случившееся висит в воздухе между нами, заставляя обоих чувствовать неловкость. Мне до смерти хотелось, чтобы он пошутил, чтобы вёл себя так же, как раньше, но он выглядел мрачным и обеспокоенным.

– Послушай, мне очень жаль, что тогда так вышло, – сказал он наконец, избегая моего взгляда. – Ну, ты знаешь – насчёт того, что сказал мой отец, и всё такое. Честно говоря, я предпочёл бы, чтобы он держал рот на замке, – я вижу, как сильно тебя это потрясло.

– Всё нормально, – в смущении отозвалась я. – Он только сказал то, что считал правдой.

– А ты в итоге сказала своей маме?

Я кивнула, сглотнув:

– Это было ужасно. Я накричала на неё, назвала её лгуньей, а потом выбежала из кухни, чтобы взять кое-что, одну фотографию, а когда я вернулась, чтобы показать ей, она лежала на полу без сознания. Вот поэтому она и попала в больницу.

Он подался вперёд и спросил:

– Что за фотография?

Я вытерла ладони о сарафан. Они были скользкими от пота. Я знала, что могу доверять Маку, он был очень добрым, но мне по-прежнему было трудно говорить об этом вслух. Я сделала глубокий вдох.

– Фото ребёнка. Точнее, моей мамы с ребёнком в больнице. Оно было сделано за двенадцать лет до моего рождения, поэтому я точно знаю, что это не я, – но я уверена, что это маленькая девочка, потому что она завёрнута в розовое одеяльце. Проблема в том, что моя мама никогда не упоминала о ней.

– Ого! – Мак открыл рот, потом снова закрыл. – С ума сойти! Бекки, ты уверена, что это её ребёнок?

Я вскинула руки, одновременно пожимая плечами:

– Не знаю. Я так думаю, но точно не знаю. – Неожиданно мысль, которая обреталась где-то на задворках моего сознания, всплыла на поверхность. – И это ещё не всё. С тех самых пор, как мы вернулись в Оукбридж, происходит что-то странное. Например, записка, которую кто-то сунул в дверь с просьбой встретиться, это было уже несколько недель назад. Я думала, что она от моего папы, но потом твоя мама сказала, что он уже много лет назад уехал из Оукбриджа, так что я не знаю, от кого эта записка, и вообще, мне ли она была адресована.

Мак с минуту сидел, осознавая это всё.

– Слушай, – медленно произнёс он, – я знаю, что твоя мама нехорошо себя чувствует, но я действительно считаю, что тебе нужно спросить её обо всём этом. Показать ей фото и записку. Узнать, кто этот ребёнок. Это даже может объяснить, почему твой отец уехал из Оукбриджа.

– Я не могу, Мак. Ты не знаешь, какая она. Она ужасно скрытная. И чего-то боится. Что, если она снова попадёт в больницу? Я никогда себе не прощу.

– Я знаю, что это рискованно, но, серьёзно, Бекки, ты не можешь просто сделать вид, будто никогда не находила это фото.

Мы разговаривали, когда к нам подошла миссис Джексон. Она держала на руках Альберта, показывая его всем.

– Разве он не замечательный?! – воскликнула она. – Я думала, что лопну от гордости! Погляди, какое у него личико! Просто картинка, а не ребёнок.

– Он красавец, – подтвердила я, погладив пальцем ручонку Альберта. – Это были прекрасные крестины, миссис Джексон, и булочки очень вкусные.

– Спасибо, Бекки, милая моя. Я так рада, что ты смогла прийти. Ты знакома с отцом Хиллом? – Она обернулась как раз в тот момент, когда отец Хилл направился к нам. – Это Бекки Миллер, святой отец, – представила она меня. – Дочка Трейси Миллер.

– Приятно познакомиться с тобой, Бекки, – сказал отец Хилл. Он тепло улыбался, словно подтверждая искренность своих слов. – Я слышал, твоя мама плохо себя чувствует. Надеюсь, она быстро поправится. Должно быть, для неё тяжело всё это, особенно возвращение в Оукбридж спустя столько лет. Я переживаю за неё, честно говоря.

Он пошёл дальше, чтобы поприветствовать кого-то другого, прежде чем я успела что-либо сказать. Мы с Маком встретились взглядами. Он схватил меня за локоть, послал воздушные поцелуи миссис Джексон и Альберту и выволок меня из зала.

– Что он вообще имел в виду? – прошипел Мак, как только мы оказались за дверью. – Почему твоей маме должно было быть тяжело вернуться в Оукбридж?

– Не знаю. Я же тебе говорю – я ничего не знаю. Она сказала, что вернулась в Оукбридж из-за хорошей новой работы, которую ей предложили, но это чушь. Есть какая-то другая причина, я в этом уверен:

– Знаешь, я спрашивал свою маму, – сказал он. Я уставилась на него, затаив дыхание. – После того, как в тот день вернулся из бассейна. Я спросил её, что имел в виду мой отец, когда сказал, будто встречал тебя раньше, но она мне не ответила. Она сказала, что твоя мама должна будет рассказать тебе сама, когда будет готова.

Я разочарованно выдохнула:

– Ну, это вряд ли скоро случится, верно?

Мы стояли на палящей жаре. Я видела, что Мак обдумывает какой-то план. Я почти слышала, как работает его мозг.

– Та фотография, – наконец произнёс он. – Тебе нужно снова взглянуть на фотографию, когда твоей мамы не будет дома. Посмотреть, нет ли ещё каких-нибудь подсказок. Чего-то, что ты упустила в первый раз, когда увидела снимок.

Я, хмурясь, покачала головой:

– Я не могу. Фотография лежит в коробке под маминой кроватью. Как мне её добыть? Мама почти всё время теперь проводит в своей комнате, когда не спит. У меня ничего не получится.

– Нет, получится, – возразил Мак, явно довольный собой. – Завтра днём, когда моя мама повезёт твою в больницу.

Глава девятнадцатая

Когда я вошла, мама сидела на кухне, работая над последним участком пазла. Она выглядела усталой, волосы у неё свалялись от слишком долгого лежания в постели.

Её движения были медленными, неуверенными, видеть это было больно. Она не спросила меня о крестинах. Я даже не была уверена,