Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
Как бы заставить ее расколоться?
– Давай говори, а не то посажу тебе в кровать Сэра Исаака Ньютона.
По правде говоря, никогда бы такого не сделала: и ее бы пожалела, и Сэра Исаака Ньютона. Он такой беззащитный, она же его раздавит как нечего делать, когда с перепугу начнет брыкаться. Но угроза сработала. Страшный и ужасный тритон! Неплохо придумано.
Она побледнела:
– Не посмеешь.
– Может, да, а может, нет.
– Я твоей маме пожалуюсь, – она сделала страшные глаза.
– Давай-давай. Мне-то что, – я тоже сделала страшные глаза.
Отлично. Поиграем в гляделки.
– Представители семейства саламандровых на ощупь холодные и склизкие. Они выделяют ядовитую защитную пленку…
Она отвела глаза, кто бы сомневался. Тритоны на многое пригодны, что ни говорите.
– Наверно, ничего плохого нет, если ты узнаешь. Я накопила почти сто долларов.
– Ну ты даешь! Быть не может!
Невероятная сумма для всякого, не говоря уже о незамужней девице семнадцати лет. Интересненькое дельце!
– Здорово-то как. А сколько времени у тебя ушло? – меня распирало любопытство.
– Около года. Папаша платил мне тридцать центов в час.
– А на что ты их потратишь?
– Не знаю еще, – ответила она не сразу.
Врет, наверное. Но зачем ей врать? Впрочем, какое мое дело. Я бы на сто долларов накупила кучу страшно интересных вещей. Можно купить хорошую лошадь и в любой момент, когда захочешь, уехать куда подальше. Своего рода свобода. Если ты типичная девчонка, можно накупить десяток платьев для балов дебютанток. А можно кучу постельного белья для приданого. Тоже своего рода свобода. А если ты другого сорта девчонка? Можно обзавестись хорошим микроскопом и накупить побольше блокнотов для научных записей. И это свобода. А можно купить – вдруг пришло мне в голову – совсем другого рода вещи. Можно купить… образование. От такого смелого предположения у меня просто перехватило горло.
– Что с тобой? Ты чего побледнела? – спросила Агги.
– Что?
– Собираешься грохнуться в обморок?
– Что-что?
– Ты еще малявка, но, если надо, у меня есть нюхательные соли.
– Я в порядке… просто задумалась.
И я принялась ее расспрашивать. Детали, детали, детали. Она объяснила, что можно пойти в банк и положить на сберегательный счет совсем немножко денег. Банк будет их хранить, и тогда никакие братья-воры до них своими грязными лапами не дотянутся. И банк мне отдаст деньги обратно в любой момент, когда они мне понадобятся. И еще приплатят мне – это называется «процент по вкладу», объяснила она, – за право хранить мои деньги.
На следующий день я уже шагала по Главной улице, неся в банк свою сигарную коробку. Банк был чуть подальше хлопкоочистительной машины. Я никогда раньше не заходила внутрь банка и чуть даже не струсила, когда надо было пройти через величественные, обитые медью двери. Но я все же вошла и стояла растерянно на блестящем мраморном полу, разглядывая высокий разукрашенный потолок и начищенные плевательницы, ощущая эту торжественную тишину – атмосферу преуспевания и серьезных деловых отношений. Совсем не похоже на папину шумную контору.
С одной стороны – огромный стальной сейф с полуоткрытой дверью в фут толщиной. С другой стороны – дубовая, отделанная медью зарешеченная стойка. За ней два молодых человека – оба с усиками – считают деньги для клиентов. Во всем зале ни одной особы женского пола – ни взрослой, ни ребенка. В глубине зала, за огромным письменным столом сидит важный осанистый джентльмен в деловом костюме и курит сигару; он полностью погружен в серьезную беседу с клиентом. Тот сидит ко мне спиной, но я его сразу узнала. Отец. Важный мужчина при виде меня нахмурился и что-то сказал отцу. Папа встал и с озабоченным видом направился ко мне.
– Что ты тут делаешь, Кэлпурния? Дома все в порядке?
– Все прекрасно, папа, – я показала ему сигарную коробку и сказала: – Хочу открыть счет в банке.
Голос предательски дрожит. Как я это ненавижу, но не идти же на попятный.
– По-моему, это называется сберегательный счет.
Отец удивился:
– Зачем это тебе понадобилось?
Я тут же нашлась.
– Ты же сказал, чтобы мы сохранили наши деньги, вот я и подумала: тут самое надежное место.
Конечно, он сейчас спросит: для чего ты их хранишь? Лучше бы он не спрашивал. Не хочу с ним ничего обсуждать. Не сейчас.
К моему глубокому облегчению, он ничего такого не спросил.
– А, ну да. Я, впрочем, скорее имел в виду мальчиков, а не тебя, но вообще-то это прекрасная идея. Ты послужишь им отличным примером. Пойдем, я тебя познакомлю с президентом банка, и они тобой займутся.
Я сделала книксен и пожала руку важному президенту банка, мистеру Эпплби. Какой он надутый и самодовольный! С чего бы это? Надеюсь, не придется ему пожимать руку каждый раз. У него рука, как большая влажная рыбина. Мистер Эпплби велел мне написать на специальном листе бумаги имя, адрес и тому подобное, потом подвел меня к медной решетке. Я отдала свою сигарную коробку, и один из клерков тщательно пересчитал деньги. Получилось пять долларов пятьдесят восемь центов. Он записал эту сумму в маленькую голубую книжечку и протянул мне. Сказал, чтобы я хранила ее в надежном месте и приносила с собой каждый раз, когда хочу сделать «вклад» или «снятие со счета» и что «проценты» на мой «счет» будут начисляться четыре раза в год.
Мы с папой попрощались, выйдя из банка. Он отправился в контору, а я домой. Я прижимала к себе коробку с моей новой сберегательной книжкой. Я то и дело останавливалась, чтобы полюбоваться на красивую голубую обложку, на которой золотыми буквами было вытеснено «Первый национальный банк Фентресса». И запись самым разборчивым почерком – первый вклад пять долларов пятьдесят восемь центов. И множество пустых линеечек и колонок – там будут следующие записи о моем растущем богатстве. Круто!
Наши с Агги отношения немножко потеплели. Я то и дело старалась выразить ей благодарность за информацию о банке, а она в ответ рассказывала мне о своих «прибылях и вложениях», хотя я не вполне понимала, о чем она толкует. Мы сравнивали, как растут наши сбережения. Теперь, когда я знала ее секрет, она старалась со мной не ссориться. Я и не догадывалась, что она прячет от всех нас еще один секрет, куда более важный.
Примерно в это же время Тревис стал исчезать после ужина и не показывался до самого вечера. И так почти каждый день. Сначала я и внимания не обратила – вокруг столько братьев, за всеми не углядишь. Но как-то утром, по дороге в школу, я заметила, что он какой-то невыспавшийся, руки поцарапаны, на ногах синяки.
– Что с тобой, Тревис?
– Ничего.
– А это что? – я показала на царапины. – Ну, рассказывай.
– А, это… Вчера вечером были всякие проблемы с Грязнулей.
Я резко притормозила.
– Это Грязнуля тебя так отделал?
– Нет, конечно, нет. Он меня никогда не тронет! Это койоты.
– Койоты?
– Ну, не сами койоты, а кусты и всякое такое, пока я бежал.
– Объясни по-человечески, а то приходится из тебя каждое слово клещами тащить.
– Это длинная история, Кэлли.
– Начинай уже, – сил больше нет на эту тягомотину. – Я никуда не тороплюсь.
– Помнишь, ты мне сказала, что псовым надо быть в стае себе подобных, тогда они счастливы?
Ничего такого я не помнила, конечно.
– Вот я и подумал: Грязнуле нужна компания других собак. На прошлой неделе я отвел его на пустырь за баптистской церковью, там всегда свора собак собирается. Хотел, чтобы он с ними познакомился. Но они только зубы скалили почему-то и прогнали его. Наверно, понимают, что он не такой, как они, ну, не совсем такой. Несправедливо это! Это же не его вина, что он родился койпесом. Что ему делать? И без цыплят он не может обойтись.
Да, Грязнуля цыплят любит. Ни до чего хорошего это его не доведет.
– На следующий вечер я опять к нему пришел. Уже почти стемнело, и мы услышали, как койоты тявкают где-то вдали. Знаешь этот звук на высокой ноте, яп-яп-яп, когда они охотятся. Он уши насторожил, и глаза у него дико заблестели. Тут я понял: по-настоящему он койот! Как я раньше не догадался? Он тоже грязный, он им подойдет, пусть обнюхиваются, пусть играют и охотятся вместе. Мне даже сон приснился, что койоты его сделали вожаком стаи. Я разведал, где они собираются – иногда они сходятся вместе на другом берегу реки, прямо под мостом. Пару раз я попытался отвести Грязнулю туда, но мы их так и не видели.
Удивительно, сколько смекалки у Тревиса. Сам, без чьей-нибудь помощи, попытался решить все проблемы Грязнули.
– Вчера вечером мы в третий раз пошли искать койотов. Шли мы вдоль реки уже в сумерках и вот услышали, прямо рядом, очень громко. У Грязнули снова дико заблестели глаза – он явно их породы. Мне стало страшно грустно, но я его обнял и сказал: «Прощай, Грязнуля, тебя ждет твоя стая. Они твоя семья и твоя судьба». И он побежал к койотам.
Тревис утер слезы, я его обняла, чтобы утешить.
