Жаклин Келли - Удивительный мир Кэлпурнии Тейт
Три дня я обдумывала и раздумывала, вынашивала планы, как Наполеон на острове Эльба, и наконец решилась. Я позвала на помощь Тревиса, моего верного лейтенанта, и велела ему привести Ламара ко мне. Встреча была намечена за конюшней, рядом с загоном с Петуньей. (И не обвиняйте меня в том, что я даю имена животным, которые потом пойдут на мясо; это Джей Би ее окрестил. Он решил, что смешно дать замызганной зверюге имя в честь красивого цветка. Эта Петунья, впрочем, была довольно хорошенькой свинкой, ей особенно нравилось, когда ее почесывали за ушами с помощью палки. Надо признаться, мне будет жалко, когда настанет ее черед. Даже с таким красивым именем она все равно окажется в духовке, в кастрюльке и в коптильне, а на ее месте через год будет другая Петунья, поменьше и помладше.)
Я прислонилась к загородке. Бросила свинке картофельных очисток – ее любимое лакомство между обедом и ужином. Она довольно хрюкнула и даже поймала пару кусочков на лету, как хорошая собака. Подошел Ламар, за ним тащился Тревис, поглядывая с тревогой на нас обоих. Я велела ему остаться и быть свидетелем.
– Чего тебе надо? – прорычал донельзя мрачный Ламар.
– Повежливей, Ламар, – я бросила Петунье еще картофельных очистков. Она завозилась в грязи, похрюкивая от удовольствия.
– С чего бы? Ты просто глупая девчонка. Зачем ты мне сдалась?
– А ты подумай хорошенько, – произнесла я медовым голоском.
– А что, есть причины? Назови хоть одну.
– Начнем с этой, – я опустила руку в карман фартука. – По правде сказать, могу назвать еще десяток.
Я вынула монету и показала ему. Недовольная гримаса сначала сменилась страшной бледностью, потом он покраснел и остолбенело глянул на монету. А когда понял, откуда я ее взяла, побагровел от гнева. Воспоминание о гримасах на его физиономии и особенно о перемене цвета этой самой физиономии еще долго оставалось одним из самых приятных в моей жизни.
– Отдай, – прохрипел он. – Отдай, или я отцу пожалуюсь.
– Не пожалуешься, – спокойствие, только спокойствие. – А не то я ему расскажу, что ты стырил мои деньги. Сколько ударов за это полагается? Пять, поскольку ты пять украл? Или десять? А может, их сложить, чтобы получилось целых пятнадцать? Как ты думаешь?
За такое выражение лица можно отдать что угодно. Как ни странно, чем больше он распалялся, тем спокойнее становилась я. Тревис, наш свидетель, тревожно переминался с ноги на ногу.
Хитренький Ламар сразу же поменял тактику.
– Ну Кэлли, отдай, пожалуйста, – заканючил он. – Не надо так. Пожалуйста, отдай.
– Ладно, раз ты так вежливо просишь. Вот она, – и я подкинула монету высоко в воздух.
Время замерло, как по волшебству, и мы трое, не отрываясь, смотрели на монету. Величественно сияя на солнце, она плыла, плыла, плыла – прямо через загородку. И в тот момент я превратилась из недочеловека в настоящее и полноценное человеческое существо, нет, в солдата, нет, в огромную армию, сражающуюся за справедливость и готовую отомстить за всех недочеловеков мира сего.
Монета плюхнулась прямо в самую серединку загона. В огромную лужу жидкого дерьма.
Петунья, привлеченная звуком, понадеялась на что-то съедобное и неуклюже повернулась – она всегда была готова докопаться до чего угодно, что можно проглотить.
– Скорей, скорей, Ламар! – завопила я. – А то будет еще хуже.
И помчалась к дому, быстрее, чем ветер – уже не армия, а какой-то вихрь. Сегодня меня никому не поймать.
Прошло несколько месяцев, пока Ламар снова стал со мной разговаривать. Думаете, я расстроилась? Ничуточки.
Глава 20
Куча денег
Некоторые огнеземельцы ясно показали, что имеют неплохое понятие о меновой торговле. Я дал одному из них большой гвоздь (ценнейший подарок), не требуя ничего взамен; но он немедленно выбрал двух рыб и протянул мне наверх на конце своего копья.
Снова наступило время праздников, самое тихое Рождество и самый тихий Новый год. Память о наводнении по-прежнему не давала нам устраивать шумные праздники. Мама потеряла двух подружек детства, их тела так и не нашли. Мама старалась держаться и не слишком грустить, по крайней мере при детях.
Понимая всю тщету моих чаяний, я все же надеялась еще на один волшебный снегопад. Но в этом году снега не было, только дождь. Я вручила родным связанные варежки, и все, кто как сумел, постарались притвориться, что рады подарку. (Ну, конечно, не самые лучшие варежки в мире, то тут, то там пропущены петли и ряды перекосились, а если кому не нравится, закажите следующую пару по каталогу Сирса.)
В канун Нового года мы по семейной традиции зачитывали свои новогодние обещания. В прошлом году у меня был длинный список, там было все: и снег, и океан, но в этом году я ограничилась одной мечтой. Когда пришла моя очередь, я встала, глубоко вздохнула и сказала:
– Хочу пойти в колледж. Не для того, чтобы стать учительницей, – это всего один год. Хочу получить настоящий диплом; я знаю, что учиться для этого надо куда дольше.
Родители молчали. В конце концов, мама сказала:
– Дорогая, мы к этому разговору еще вернемся. Когда ты станешь постарше.
Я собрала в кулак всю свою смелость:
– А почему не сейчас?
– Ты что, Кэлли, – забеспокоился Джей Би, – хочешь уехать?
Тут заговорил дедушка, огромное спасибо ему за это:
– Прекрасный план, как ты считаешь, Маргарет?
Мама не то чтобы зыркнула на дедушку, но от нее прямо-таки повеяло ледяным холодом. Она повернулась к папе, ожидая поддержки.
Отец откашлялся:
– Ну, да… мы посмотрим. Пока слишком рано задумываться о таких вещах. Мы об этом поговорим, когда тебе исполнится шестнадцать.
Еще целых три года! Я попыталась придумать, что бы такого сказать поубедительней, но он уже повернулся к брату:
– Тревис, теперь твоя очередь. Что ты решил?
Все как всегда, положенным кругом. Джей Би вскарабкался мне на колени, поцеловал липкими губами и прошептал:
– Куда ты уезжаешь? Не уезжай, мне будет грустно.
– Не грусти, – шепнула я в ответ. – Никуда я не уеду. Никогда.
– Это хорошо, – пробормотал он, прижимаясь ко мне теплой щекой. Ничего хорошего, увы. Я обняла его и принялась укачивать. Кто бы меня укачал. Я поглядела на остальных: все слушали Тревиса, только дедушка одобрительно мне кивнул.
Больше ничего интересного за праздники не случилось, а десять дней спустя, 10 января 1901 года, в местечке под названием Спиндлтоп в восточном Техасе забил фонтан. Черный ревущий фонтан выбросил нефть на высоту 150 футов. Он бил девять дней подряд, пока не удалось его обуздать. Так начался нефтяной бум. Автомобилей становилось все больше, а лошадей все меньше. Изменилось все – наш дом, вся страна, весь мир.
Если честно, я тогда почти не обратила внимания на эти события, но Агги почему-то пришла в полный восторг. Ее было просто не узнать.
Позже, на той же неделе у нас возникло общее дело. Началось все с еще одного письма, лежащего на столике в холле. Оно было адресовано Агги и отправлено из Первого государственного банка в Галвестоне. Что-то необычное. Моя мама, насколько мне известно, никогда не получала писем из банка. Финансы и тому подобное – это мужская территория. (Впрочем, я не знаю почему – никаких серьезных причин к тому нет, если не считать того, что так всегда было.)
Вокруг никого. Я взяла конверт в руки. Легонько встряхнула. Пощупала. Монетки не звенят, купюры не шелестят. Я просто хотела помочь, поэтому сразу же потащила письмо наверх, в нашу комнату. Агги сидела за столом и писала еще одно письмо. Она его локтем прикрыла, чтобы я прочесть не смогла.
– Смотри, Агги, тебе из банка в Галвестоне пишут. Что там…
Она обернулась и выхватила письмо, я даже фразы закончить не успела. Можно подумать, она ждет смертной казни, а это ответ на прошение о помиловании от губернатора. Трясущимися руками она взяла разрезальный ножик и аккуратненько, словно боясь повредить содержимое, открыла письмо. Почему она так осторожничает? Агги была поглощена чтением и не замечала, что я подглядываю. Столбики цифр и больше ничего, как в деловых бумагах у отца на столе.
Она жадно читала, водя пальчиком по бумаге. Добравшись до последней цифры, кузина пробормотала:
– Ну слава богу.
– Добрые вести, Агги?
Обычно она только огрызалась, но тут вздохнула с облегчением и сказала:
– Мои деньги не пропали. У части банков все документы исчезли во время наводнения, но мои они нашли. Слава богу, мои деньги не пропали.
Я просто лопалась от любопытства.
– У тебя есть деньги в банке? Откуда?
– Накопила, пока работала у папаши в лавке.
– А что ты делала?
– Что можно делать в конторе? Перепечатывала письма, немножко занималась бухгалтерией.
Я подумала-подумала и спросила:
– Сколько?
– Что?
– Сколько он тебе платил? Сколько у тебя денег в банке?
Она наморщила носик:
– Не твоего ума дело, больно ты любопытна для своего возраста.
