Александр Шлег - Цыганок
Новенький умолк.
- А дальше что было? - поинтересовался кто-то.
- Дальше было неинтересно. Ворвались солдаты... - Новенький махнул рукой. - А про коньяк я загнул. Непьющий я... Кстати, давайте знакомится. Меня зовут Иваном. Вы не знаете анекдот про Ивана и Гитлера? Тогда слушайте...
Новенький был неунывающим жизнерадостным человеком. Вскоре вся камера знала немало интересных историй из его жизни.
Незаметно разговор перекинулся на военные события. Новенький сразу стал серьезным.
- Если б вы только знали, что теперь делается там! Сталинград для немцев - это начало их конца. Ох, и дали же им там... Так что, как бы там ни было, но все равно наш Иван пройдет с гармошкой по Берлину...
Громыхнула дверь. На пороге появились два автоматчика.
- Новиков, ком!
Новенький поднялся, обтянул гимнастерку. Гитлеровцы набросились на него, завернули назад руки, связали.
- Бокс отменяется, - усмехнулся Новиков. - Мой соперник сдрейфил. Что ж, придется быть тренировочной грушей...
Его притащили в камеру через два часа. Швырнули на пол. Он не двигался.
- Федюк, ком!..
- Григорьев, ком!..
- Кукевич, ком!..
Одного за другим вызывали заключенных. На допросы они шли сами. Назад их тащили по полу.
А за Ваней почему-то не приходили.
"Наверно, меня расстреляют... Таня говорила, что к смерти привыкнуть нельзя... - Ваня посмотрел на зарешеченное оконце. - Елки зеленые, а интересно - убежали Таня с Дарьей Тимофеевной или нет? Хорошо, если убежали. Только тетка Даша не пролезет в то оконце. И она знала это, а все равно помогала мне с Таней... А жить так хочется!.. Немцы, конечно, все обо мне знают. Но хотят, чтобы я выдал своих. Нет ничего страшнее, чем предательство. Так сказал Цапля. Молчать. Молчать до последнего".
Стонали, потерявшие сознание, заключенные. Кто-то бредил, беспрерывно и жалостливо звал мать...
- Дорофеев! Шнэль!
Ваню привели в дежурную комнату. Навстречу, сияя усмешкой, поднялся "товарищ Курт". На лбу у него синела внушительная шишка. "Хорошо же ты врезался после нокаута Ивана!"
- Я сейчас покажу тебе одного человека, и ты сам поймешь, что твое упорное молчание никому не было нужно, - весело сказал офицер.
Курт Вайнерт похлопал Ваню по спине, подвел к соседним дверям. Солдат, стоявший у входа, по знаку обер-лейтенанта приоткрыл их.
Ваня глянул в щель.
На стуле сидел... Федя Механчук.
- Ну, узнал? - шепотом спросил Курт Вайнерт. - Кто это? Как его фамилия?
У Вани пересохло во рту.
- Н-не знаю... - с трудом, заикаясь, произнес он. - Я... я этого дядьку вижу впервые...
- Не знаешь?!
Курт Вайнерт ногой толкнул дверь. Она с визгом раскрылась.
На окаменевшем лице Феди Механчука не шевельнулся ни один мускул.
Обер-лейтенант ребром ладони, словно топором, ударил Ваню по затылку. В глазах Цыганка подскочило к потолку и медленно опустилось на прежнее место черное окно.
- За что вы меня бьете! - закричал Ваня и, чтобы не упасть, оперся рукой о стену. - Этот ваш тайный агент нарочно на меня наговаривает! Никаких подпольщиков я не знаю!..
Обер-лейтенант что-то гаркнул. Солдат схватил Цыганка за левую руку, сунул ее пальцы в щель между дверью и косяком. Курт Вайнерт нажал на дверь.
- Узнаешь его? Н-ну?
- А-а-а-а!
Из пальцев Цыганка брызнула кровь.
3
Яркий свет месяца лег на пол решетчатым желтым пятном. По нему ползла тень от ветвей дерева, которое росло где-то там, на улице. Ваня закрыл глаза. Огнем горели пальцы. Казалось, словно кто-то держал их в кипятке.
"Как попал сюда Федя? Неужели вся организация провалилась? А как он посмотрел на меня!"
Ваня то засыпал, то снова просыпался, вскрикивал от острой боли, которая электрическим током била в кончики пальцев, если он, неосторожно повернувшись, дотрагивался до чего-нибудь рукой.
Под утро ему приснилась скворечня на старой груше, которая росла за бабушкиным сараем. Зловеще надвигались со всех сторон черные тучи. Вдруг из них вылетел скворец и, широко раскрыв клюв, сел на скворечню. Замахал крыльями, подпрыгнул, неожиданно превратился в "товарища Курта". Ловя клубящиеся тучи огромными руками, он беззвучно захохотал. Взмыл вверх, плавно опустился на скворечню и, поудобней усевшись на ней, спросил: "Ты хочешь жить?" Не дождавшись ответа, заскрежетал зубами и прыгнул со скворечни на Ваню.
От ужаса Цыганок содрогнулся и открыл глаза.
В тот же момент открылась дверь.
- Дорофеев! Выходи с манатками!
Камера затихла. Каждый из заключенных знал, что означает эта команда. Ваня выпрямился, обвел всех прощальным взглядом.
- Прощайте...
Заключенные в суровом молчании, словно повинуясь чьей-то команде, поднялись. Один из них шагнул к Ване, обнял за плечи.
- Прощай, сынок!
Сильная рука схватила Цыганка за шиворот, рванула к выходу и швырнула в коридор.
... Идет война народная,
Священная война...
грозно донеслось из камеры через закрытую дверь.
С трудом сдерживая слезы, Ваня сглотнул горячий ком в горле. Сзади затопали солдатские сапоги. Цыганок оглянулся. К камере бежали охранники.
- Шнэль! - гаркнул солдат и сильно толкнул Ваню в спину. - Бистро надо!..
В дежурном помещении к Цыганку подошел гитлеровец со шрамом на щеке. Смерил с ног до головы пренебрежительным взглядом. Схватил Ваню за кисть руки, рванул к себе. Щелкнули наручники. Другой конец цепочки пристегнул к своей левой руке. Подтащил Цыганка к барьеру, за которым сидел офицер, расписался в какой-то бумаге. "Как собаку, на поводке за собой таскает".
Они вышли на улицу. Светило яркое солнце. Белый заснеженный город лежал перед Цыганком.
Немец шел быстро - подстегивал мороз. Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, оглядывались на них. И тогда Ваня невольно выпрямлялся. "Думают, наверно, что ворюгу какого поймал".
Перебрались на другую сторону Двины. Возле берега торчали ржавые куски развороченных барж. "Те самые, - глаза Цыганка заблестели. - Смотри ты, как их искорежило!.. "
Начались присыпанные снегом руины. Вон и знакомая, до половины обвалившаяся печная труба. "Здесь мы когда-то прятали оружие. Потом взяли телегу и ночью перевезли в Теплый лес".
По улице загромыхали тяжело нагруженные машины. Ваня начал считать их и сбился. "Видать, переезжает на новое место воинская часть. Знает ли об этом Смелый? А может, и его уже нет в живых?"
Колонна машин прошла. Все чаще стали встречаться гитлеровские солдаты и офицеры. Приближались к центру города. Показалась комендатура.
Ваня заволновался. "Вот так фокус! Из этого здания меня выводили на расстрел. Отсюда забрали в контрразведку. Теперь снова ведут сюда. А потом что? Потом куда? Потом дорога известная... Отсюда я едва не удрал. А что, если посадят в ту самую камеру? Нет, туда, мне, наверно, уже не попасть..."
Поднялись на знакомое крыльцо, пошли по гулкому коридору. Конвоир толкнул дверь дежурки.
За столом сидел капитан Шульц. Сняв наручники, конвоир доложил о прибытии. Шульц медленно поднялся, подошел к Ване, скривил в усмешке рот.
- А-а, старый знакомый! - Капитан повернулся к солдату у двери. Наверх его! В отдельную камеру...
4
Николай Яковлевич внимательно оглядел Федю Механчука, усадил гостя напротив, подвинул к нему жестянку с самосадом. Он не скрывал своей радости.
- Удивительная петрушка получилась! Дед, совсем дед! Бороду отрастил и сразу постарел на десять лет. Смотрю, глаза и фигура знакомые, а не угадаю кто. Вот только когда заговорил - сразу узнал. Ну, рассказывай, как добирался к нам. Когда ты вернулся? Сегодня?
- Неделю назад, - затянулся дымом Федя. - Прибыл крейсерским ходом вместе с одним бобиком на его санях. Приехал в город и сразу беру курс на явку. Смотрю, условного знака нет. Даю малый назад. Разворачиваюсь - стоят два молодчика с пистолетами. Завернули руки, связали...
- Подожди, подожди, - вскочил Николай Яковлевич. - Неужели ты на Разина пошел?
- А куда же еще?
- Так там же еще две недели назад явка ликвидирована! - Нагибин взволнованно заходил по комнатушке. - Кто бы подумал, что ты туда сунешься!
- Мне не было из чего выбирать. Ваш связной оставил в отряде две явки. Меня предупредили, что на другую я должен идти только в крайнем случае. Вот так. Не успел я и глазом моргнуть, как те молодчики отбуксировали меня прямо в контрразведку. Начались допросы. Доказательств у них против меня не было. Документы идеальные. Я чувствовал, что с дня на день выпустят. И вдруг очная ставка. Приводят парнишку. Глянул я на него и чувствую: иду на дно. Цыганок!..
- Что ты говоришь? - замер на месте Николай Яковлевич. - Неужели он жив?
- Жив... Его втолкнули в комнату и дверьми пальцы... Не признался, что меня знает... - Федя опустил голову. - Я едва сдержался. Еще минута и сорвался бы с якоря... Цыганок потерял сознание, и его вытащили из кабинета...
- Представляю, сколько он перенес. Не каждый взрослый такое выдержит, Нагибин присел у стола, начал ногтем чертить по скатерти. - Какой парень! Нет, брат, слов, чтобы высказать...
