Джеймс Гринвуд - Маленький оборвыш
- Может быть, он сказал бы, что лучше получать меньше, да зато... без опасности, - несмелым голосом заметил я.
- Ну, конечно, хорош виноград, да зелен! Слыхал эту басню, Джим? Так сказала одна лисица, когда ей не удалось достать сочную виноградную кисть. Я не хочу, чтобы ты слишком много о себе мечтал, Джим, но ты должен понимать, что без ловкости, без таланта нельзя сделать ту штуку, какую ты сделал сегодня. А у того бедного мальчугана ловкости-то, должно быть, не хватает, вот он и принимается поучать других. Ведь он поучал тебя, правда?
- Не знаю, как сказать. Он рассказывал мне, как он переменился, и все такое.
- Ну да, и как ему теперь хорошо живется, и как ему страшно подумать о прежней жизни. Известное дело. А ты что ему говорил?
- О чем?
- Обо мне.
- Ничего!
- Что?!
В это время мы пришли в пустынную, безлюдную часть города.
Произнеся последнее восклицание, мистер Гапкинс вдруг повернулся ко мне и посмотрел на меня с таким видом, как будто удивился, что я осмеливаюсь отрицать очень хорошо известную ему вещь.
Если бы я действительно говорил о нем, я не мог бы выдержать его взгляда. Теперь же я смело посмотрел ему в глаза и повторил:
- Я ни слова не говорил о вас.
Он вдруг захохотал.
- Еще бы! - вскричал он. - Еще бы ты вздумал говорить обо мне первому встречному мальчишке в театре. Это было бы отлично!
И он продолжал смеяться, будто в словах его было что-нибудь особенно забавное.
- Вот что я тебе скажу о том мальчике, о котором у нас шла речь, - заговорил через несколько минут Гапкинс. - Он просто дурак, ничего больше. Конечно, он в этом не виноват, но он дурак, это несомненно.
Он попробовал вести привольную барскую жизнь: иметь много денег и ничего не делать; но способностей у него не хватило, и вот он принялся работать как вол за три пенса в день. А представь себе, если бы он не был дурак, если бы он был способный, талантливый мальчик, вот как ты, неужели он согласился бы на такую жизнь? Да ни за что на свете! И кого он думает удивить тем, что работает с утра до ночи? Кто похвалит его? Решительно никто. Всякий, напротив, скажет: "Смотри, мальчик, помни, что ты должен быть счастлив, если мы не гоним тебя прочь. Чуть что не так, мы тебя вытолкаем вон, как последнюю скотину". Ну, вот мы и пришли домой.
С этими словами он отворил дверь своего дома.
Мы вошли в комнату, где нас уже ожидал великолепный ужин. На столе стояло блюдо с горячим мясным пудингом, другое блюдо с рассыпчатым картофелем, два блестящие стакана и большой кувшин пива.
Мистер Гапкинс пригласил меня сесть за стол рядом с собой и самым радушным образом накладывал мне на тарелку вкусные кушанья.
Этот великолепный ужин сразу после рассуждения моего хозяина о несчастной жизни Рипстона сильно поколебал мое намерение исправиться. Конечно, бедный Рип, мальчик без таланта (я не понимал, что значит это слово, но оно мне очень нравилось), может проводить всю жизнь, таская кули с угольями. А я - другое дело!
Он ведь не знает моих способностей. Он не знает, что я целых два месяца жил сам по себе карманным воровством. Он не знает, какое это легкое дело и сколько денег можно добыть им! Да и зачем в самом деле делаться таким грязным бедняком, как Рип, если никто не скажет за это спасибо?
- А что, Джим, - заговорил мистер Гапкинс, - как ты думаешь, что теперь ест твой "честный" знакомый? Купил, бедняжка, кусок хлеба с заплесневевшим сыром, да и будь доволен, правда?
- Думаю, что так, - поддакнул я.
- Поест он, да и завалится спать где-нибудь на нарах, в тесноте и в грязи, а?
- Да, уж конечно, - засмеялся я вместе с мистером Гапкинсом.
- У тебя очень хорошенькая спальня, - заговорил он снова после минуты молчания. - Ты найдешь там в комоде рубашки и все белье. Платье там также висит хорошее, не знаю только будет ли тебе впору. А что, есть у тебя часы?
- У меня часы? Да я никогда и не мечтал о такой роскоши!.
- Я сейчас тебе принесу. Мои мальчики всегда при часах.
Он вышел из комнаты и через минуту возвратился, держа в руках прелестные серебряные часы с длинной серебряной цепочкой. Он сам надел их на меня и очень ласково научил меня, как заводить их. При виде блестящей цепочки, болтавшейся поверх моей курточки, я почувствовал такую разницу между собой и несчастным Рипом, что не мог думать о нем иначе, как с сожалением.
После ужина мистер Гапкинс выпил стакан грога, выкурил сигару и, спокойно усевшись на диване, попросил меня рассказать ему, что я видел в театре. Я принялся подробно передавать ему содержание пьесы, так сильно растрогавшей меня. На него пьеса произвела совсем не такое впечатление, как на меня и Рипа. Он беспрестанно прерывал мой рассказ какими-нибудь насмешливыми замечаниями, доказывал мне, что все действующие лица дураки и что в жизни никогда не может случиться таких глупостей. В конце концов мне стало очень стыдно, что я мог растрогаться подобною нелепостью.
Чтобы мистер Гапкинс не угадал, что я чувствовал в театре, я соглашался со всеми его замечаниями, смеялся громче его самого, Мы совсем подружились.
Наконец мистер Джордж взглянул на часы.
- Ого, как мы засиделись! - вскричал он. - Уже двенадцать часов! Пора спать, Джим! Возьми свечку; не беда, что я останусь в темноте. Твоя комната наверху, направо. Когда разденешься, позови меня, я унесу свечу.
Я пожелал ему спокойной ночи веселым голосом. Мое мнение о нем стало значительно лучше с тех пор, как мы вернулись домой. Он видел, что я готов усердно служить ему. Взяв в руки свечу, я отправился в свою комнату. Он предупредил меня, что у меня будет хорошенькая спальня, но такого великолепия я не надеялся найти.
Над кроватью, застланною белоснежным бельем, висели красивые ситцевые занавески, На окнах были белые шторы, на комоде стояло зеркало, а на полу лежал мягкий пестрый ковер. Около умывальника висело чистое, белое полотенце. Я смело сунул голову в комнату, но, увидев ее великолепие, быстро отступил, чтобы посмотреть, туда ли я зашел. Нет ли другой комнаты направо?
Нет, никакой другой не было, это действительно моя спальня.
Я снял сапоги, чтобы не испачкать чудный ковер, и робко подошел к постели. Мне очень хотелось хорошенько осмотреть все вещи в этой прелестной комнатке, но я вспомнил, что мистер Гапкинс сидит в темноте, и потому поспешил раздеться и улечься.
- Я готов! - закричал я. - Потрудитесь взять свечку!
Никто не отвечал мне. Тогда я встал с постели и отворил дверь, собираясь закричать погромче, как вдруг услышал голос мистера Гапкинса и молодой женщины, отворявшей нам дверь. Они, очевидно, ссорились.
- Неужели же я у тебя буду спрашиваться, когда мне уходить и когда приходить? Вот выдумала! Говорят тебе, иду по делу.
- И вчера, и третьего дня ты все ходил по делу, Джордж. Ты лжешь! Я знаю, что ты делаешь! Я выслежу тебя!
- Ну, если лгу, так и спрашивать нечего; ухожу, да и все тут!
Голоса смолкли.
- Потрудитесь взять свечку! - закричал я.
Через минуту Джордж вошел ко мне, взял свечку и молча ушел прочь. Я услышал вслед за этим, как хлопнула дверь на улицу.
Ссора мистера Гапкинса с женой нисколько не тревожила меня.
Он куда-то уходил, она его не пускала, - что мне за дело до этого?
Я спокойно улегся в своей хорошенькой кроватке и совсем собрался уснуть, как вдруг услышал стук в мою дверь.
- Кто там? - спросил я.
- Оденься и сойди вниз, мальчик, мне надо поговорить с тобой.
Я узнал голос миссис Гапкинс. Она приотворила дверь, поставила зажженную свечку на пол моей комнаты и, не говоря ни слова больше, ушла прочь.
XXIV
Миссис Гапкинс рассказывает мне неприятные вещи
Я не смел ослушаться приказания миссис Гапкинс.
Ведь она была моей хозяйкой. Я быстро вскочил с постели и начал одеваться.
- Не надевай сапог, - закричала она мне с лестницы, - оставь их наверху!
Это новое приказание отчасти успокоило меня. Я помнил, как она неласково приняла меня, и боялся, что теперь, когда Джорджа не было дома, она просто выгонит меня на улицу, но в таком случае она, конечно, не велела бы оставить сапоги.
Спустившись вниз, я увидел, что она сидит в гостиной одна и что глаза ее красны и опухли от слез.
- Войди же, - нетерпеливо вскричала она, видя, что я в нерешимости остановился на пороге. - Войди и запри дверь.
Я вошел, хотя моя робость и мое недоумение все возрастали.
- Подойди сюда, поставь свечку на стол и дай мне хорошенько посмотреть на тебя: я ведь почти не видала тебя.
Не знаю, что она подумала обо мне, но, пока она пристально разглядывала меня своими красными, заплаканными глазами, мне представилось, что она, должно быть, просто пьяна.
- Сядь, - сказала она, видимо удовлетворившись своим осмотром, - и скажи мне: что ты за мальчик?
- То есть как, что за мальчик? - с удивлением спросил я.
- Совсем ли ты испорченный ребенок, испорченный до мозга костей, как все те маленькие негодяи, которые жили у нас?
