Наша взяла - Полиен Николаевич Яковлев
— Фу!-пыхтел Алешка,-вот, товарищи, тяжело, так тяжело.
— А тебя, чертенок,приглашали лазить по горам, что ли? — сказал ему сосед таманец, запыхавшийся не меньше Алешки,— шел бы назад.
— Иди сам, когда хочешь, а я назад не пойду.
— Ну-ну, давай руку,подсоблю, не серчай.
— А ты не лезь ко мне!
— Да я-ж по любви. Давай руку-то, поддержу.
— Сам влезу. Свои силы береги, пригодятся.
Ганька опередил всех и, ожидая товарищей, присел отдохнуть.
— Эй, таманцы, не отставать! — кричал он.
— А ты не ори. Неровен час, какой шпион услышит,— сказал ему внушительно старый таманец бородач.
— А я его штыком в брюхо!
Забравшись на вершину, охотники стали тихо продвигаться вперед, обходя с тылу неприятеля.
Наступила решительная минута.
Внизу ждали.
Ковтюх на своем боевом коне подъехал к кавалерии.
— Ну как, таманцы?
— Ждем твоего слова, товарищ командир. Кони не стоят, скорей уж пускай нас,—разнесем белых. Пятно от них мокрое останется и больше ничего.
Ковтюх потрепал по шее коня и ответил:
— Повремените малость... Скоро... Ждите команды.
Тем временем артиллерия открыла огонь по вершине перевала, где стояли неприятельские орудия.
А охотники подходили все ближе и ближе...
Пастух шепнул на ухо товарищам:
— Держись за мной, не отставать...
Подкравшись еще ближе, охотники вдруг открыли неожиданную стрельбу и с громким криком „ура“ обрушились на врага.
Удар был так неожидан, так ошеломляющ, что белые сразу растерялись и дрогнули. В то же время стоявший у подножия перевала Ковтюх глянул на свою конницу и —
— Вперед!
Как вихрь помчалась по шоссе красная кавалерия и не успели белые прийти в себя, как она уже проскакала недоступные полчаса тому назад участки и мчалась на врагов, сверкая острыми саблями.
— Урра! Смерть врагам Советской власти!
За конницей двинулась несокрушимая Таманская пехота. Неприятель, еще так недавно державший грозную позицию в своих руках, обратился в бегство. В особенности же без удержу мчались грузинские войска, „кукурузники“, как прозвали их таманцы.
Ребята ликовали.
— Урра! Наша взяла!—и бежали вместе с другими за отступавшим врагом.
Вдруг пастух остановил товарищей и указал им на склон горы.
— Глядите, вон за большой скалой, чуть видно, белые пулемет бросили. Побежим захватим его.
— Да где ты его видишь?
— Да вон чернеет за скалой. Не видите, что ли?
Захватить такой трофей, как пулемет, было слишком заманчиво.
— Айда, айда, ребята!
Мальчики вскарабкались на гору и подошли к оставленному белыми пулемету.
— Как же мы его с горы спустим?
— А чорт его знает как! Веревки надо.
— Дадим знать нашим, пусть придут на подмогу. Так и придется сделать.
— Вы идите,—сказал пастух,—а я пока здесь пулемет покараулю.
Ганька, Алёшка и Васька снова спустились с горы и побежали за товарищами таманцами.
Пастух сел у пулемета и стал внимательно его осматривать.
— Надо бы из этой штуки стрелять научиться,— подумал он. Где-ж тут пули проходят? А эта часть для чего?
Увлекшись осмотром пулемета, он не видел как позади него, с ловкостью дикой кошки, кралась какая-то фигура. Когда пастух встал, он вдруг увидел перед собой озлобленное лицо офицера. Это было так неожиданно, что в первый момент пастух даже забыл, что у него в руках винтовка. Не успел он опомниться, как офицер схватил его двумя руками за горло и повалил навзничь. Падая, пастух сильно ударился спиной об пулемет, хотел крикнуть, но чужие железные руки слишком крепко сжимали его горло. Собрав все силы, он согнул колени и уперся ими в грудь врага, но тот с глазами, налитыми кровью, еще плотней схватил его шею и продолжал душить.
Когда офицер встал, пастух остался лежать неподвижно...
Юный герой был мертв.
Схватив пулемет, офицер покатил его к краю высокой отвесной скалы. Под скалою, меж острых камней, узкой змейкою вился горный ручей. Оглянувшись по сторонам,— он с разбегу столкнул пулемет в пропасть и скрылся в лесу.
Когда Ганька с товарищами, в сопровождении трех таманцев, пришли на то место, где оставили пулемет, и увидели мертвого пастуха, их охватила тоска и ярость. Сжимая винтовки в трясущихся от злобы руках, они осмотрели кругом все скалы, щели и кусты, но врага, конечно, уже не нашли.
Молча стояли они над трупом дорогого товарища. Первым нарушил молчание Алешка.
— Тут же, под этим высоким дубом и похороним его. Пусть этот старый дуб стережет товарища. Когда-нибудь мы вернемся сюда и поставим ему хороший памятник.
Выкопав могилу, мальчики и бывшие с ними таманцы уложили в нее пастуха, засыпали землей и сделали над могилой маленький холм. На стволе дуба Васька штыком выцарапал день, месяц и год.
— Ну, ребята, воздадим же товарищу воинскую честь,— сказал пожилой таманец.— Стройся!
Все стали в шеренгу.
— Взвод, пли!
Один за одним, несколько залпов, грохочущим эхо, разнеслись по горным ущельям...
— Спи, дорогой товарищ, мы не забудем тебя никогда! Ганька взял в руки винтовку пастуха, долго и молча смотрел на нее..-.
— Филькина, ведь, винтовка...
— Да, еще одного из нас не стало,— вздохнул Алешка.
— Ну, голову выше, товарищи!—крикнул пожилой таманец.— Чего носы повесили? Разве вы не таманцы? Стройся, надо своих догонять. Ну! Шагом марш!
Все тронулись в путь.
— Идите, идите, я вас сейчас догоню, сказал тот же таманец. Когда все ушли, он долго еще стоял у могилы.
— И хлопца-то этого я вовсе не знал. — думал он,— что-ж это со мной такое делается?
Смахнув слезу, он сурово окинул взглядом дремучий лес и решительно зашагал, догоняя своих.
— Эх, ведь, не уходят же эти жизни напрасно!
Так с беспрерывными боями Красная Таманская Армия продвигалась вперед, стремясь соединиться с главными военными силами большевиков.
В бою под Армавиром убили Васькиного отца. Сам Васька заболел тифом и при отступлении таманцев из Ставрополя остался в городе. В калмыцких степях от голода и страшной цынги погиб Алешка.
Ганька остался один. Он сильно изменился. Родная мать и та не узнала бы его. Он вырос, почернел, страшно исхудал и вся тяжесть боевой обстановки наложила на него какой-то особый отпечаток. Никто бы не сказал, что ему двенадцать лет, он казался много старше.
Таманская армия таяла с каждым днем. Немногие пробились к
