Снежная Королева живёт под Питером - Елена Трещинская
Наконец, Любовь Андреевна решилась и попросила у Лопахина денег на дорогу. Гаев собирался приехать в Россию через неделю вслед за сестрой: он намеревался помочь ей побыстрее разыскать и забрать Аню, словно из горящей избы, а также по старой привычке плёл фантазии о каких-то своих важных делах в Москве. Лопахин взял с Любови Андреевны слово о скорейшем возвращении её с дочерьми. И вот уже вокзал в Марселе. Гаев покупает газеты, Ермолай Алексеевич целует у Раневской руку в перчатке, всеми силами скрывая слёзы. Она смотрит ему в глаза – удивительный человек! И только Богу останется известно: тот прощальный поцелуй в щеку – всё, что было тесного меж ними… Отчаливший корабль удалял их всё больше друг от друга. Судьба чертила свои загадочные символы. Был июнь 1914 года.
После долгого пути и пересадок в Европе Раневская прибыла в Москву поездом. И сразу же с вокзала Москва обдала прибывших из Европы странным ветром с новыми запахами, новой вонью, и новой, незнакомой прежде, тревогой: волнения в правительстве, митинги, часто переходившие в гуляния, аресты революционеров, громкие убийства. Хотя половина Москвы веселилась так, словно бы отпущен для жизни один день и не боле. Пили, орали, гуляли, курили, раздевались, плясали голыми, дрались, блудили, поджигали, воровали, поглощали кокаин – как в последний раз. Раневская сняла недорогой номер и стала ждать брата.
Вскоре, как раз в день приезда Гаева, раздался выстрел в Сараево. Гроза, сотворённая ветрами, разразилась, гром грянул. К поезду встречать брата Раневская пришла с заплаканными глазами и иглой в сердце, с самого утра начитавшись газет. Как только поезд прибыл и все пассажиры вагона вышли, проводник пожаловался незнакомой даме, махнув в черный проём двери вагона, что давно не возил покойников, – примета, мол, плохая. Как во сне Любовь Андреевна прошла по коридору к открытому купе: на диване сидел, откинувшись, её родной брат Лёня, мёртвый. Прибывший врач уверенно и скоро определил инфаркт.
Организовать похороны взялись какие-то энергичные людишки, которые выскочили вдруг как из-под земли. Любовь Андреевна, в своём почти беспамятстве и горе, доверила им лишние деньги, а потом недосчиталась и части того, что сберегла.
После похорон сидела в своём номере одна за застеленным тёмной скатертью столом. Перед нею на медном подносике стояла рюмка водки и яблоко: последняя забота помощников похорон. Тяжесть потери сменяли не менее тяжелые мысли: что делать теперь? Скорее разыскать Аню с мужем, и уже из номера надо бы съехать. Теперь о возвращении в Ниццу не могло быть и речи. Мельком, в последний раз в памяти мелькнул образ Лопахина на набережной Ниццы в минуту прощания, и исчез навсегда.
На следующий же день Любовь Андреевна сходила по адресу квартиры, которую снимали Трофимов с Аней. Двери открыл привратник и проводил к хозяйке – благородного вида даме. Дама пригласила Раневскую присесть и рассказала страшные новости. Оказалось, что год назад Трофимов бросил Анечку: как-то утром ушёл с чемоданчиком потихоньку, заплатив, правда, за месяц вперёд. Анна стала жить одна, продолжала ходить на какие-то курсы или на работу, почти не показываясь на глаза хозяйке. Но однажды ночью вся квартира проснулась от криков Ани. Вызвали врача, и тот сказал, умывая руки после осмотра, что девушка потеряла ребёнка, но всё в порядке – нужно только недельку полежать. А через пару месяцев после этого события Анна съехала. Дама проводила Раневскую до двери под руку, предложила чаю или валерьянки: та была сильно бледна и отвечала, словно во сне. Они присели на кушетку в прихожей, а потом привратник проводил Раневскую до гостиницы. В тот же день она съехала в самый дешёвый номер с окошком во двор.
Проходит пара месяцев, и вот Любовь Андреевна договаривается давать уроки французского: деньги вышли. Однажды в окошко номера глянуло лицо привратника, что помог ей добраться от аниного адреса. Тот сообщил Раневской, что искал её, нашёл не сразу, но на счастье – есть новости. Его хозяйка случайно повстречала на улице одного человека, что бывал у Ани и Трофимова. Тот сказал, что знает одно: близкая подруга Ани живёт на Старой Басманной, в комнатах над хлебной лавкой.
На Басманной Любовь Андреевну опять ждали недобрые вести. Там сказали, что две девушки, что жили здесь, недавно ушли на фронт сёстрами милосердия.
И вот Раневская окончательно, теперь уже без надежды остаётся одна, потому что на днях её письмо Варе вернулось с почтовой пометкой, что адресат по указанному адресу не проживает.
Она сняла ту комнатку на Басманной, где жила Аня. Через какое-то время от уроков французского пришлось отказаться. Москва постепенно наполнялась кровавыми безумствами: прежней жизни уж нельзя было сыскать ни в одном уголке.
Раневская устраивается присматривать за детьми. Но и эта семья вскоре уезжает из России, заперев квартиру в слабой надежде вернуться. Семнадцатый год наступил: зима лютая. Москва кажется полупустой, многие окна заколочены, по улицам ходить страшно, да и всё холоднее становится. И повсюду слышится не новое, но по-новому страшное слово "революция"…
Наконец Раневская, бывшая барыня и помещица, нашла место, которому очень обрадовалась: она устроилась посудомойкой в один ресторан, и ночевала тут же на кухне, на коечке за занавеской. Там и встретила она революционную осень, которая навсегда отрезала всех от прошлого. Началась новая жизнь.
Ресторан по-прежнему работал. Сюда ежедневно заваливались пить на круглые сутки какие-то сборища разного толка: отряды пьяных поэтов, "прилично" одетые дамы – воровки кошельков, офицеры и прочая. Всё это пило-ело, орало, било посуду, устраивало митинги. Потолок над посудомойкой ходил ходуном, но часам к трём ночи стихало, и Любовь Андреевна, домыв посуду, пряталась за занавеску. Там, при свечке, она доставала кусочек сохранившегося у неё чудом французского мыла, умывалась и смазывала руки остатками дорогого крема. Она тушила свечку сразу, стараясь заснуть поскорее и не думать, ничто и никого не вспоминать.
Сердце, та великая замена практичному уму, то сокровище, которым обладала эта женщина, разговаривало своим языком. Не словами. Сердце жило в ожидании чего-то, как последней надежды. И оно не солгало, потому что лжёт только ум: так он создаёт пищу для себя – суетные мысли.
Однажды в это подземелье чудом явилась Аня. Раневская молча обняла дочь, и они ушли. На квартирке Ани поселились они теперь вместе. Сердцем слушала мать историю дочери. Вечный студент Трофимов, что грезил утопиями, сманил Аню за собой навстречу счастью, в Москву, где он его и нашёл в революционном кружке. Рвение его к непонятным для Ани новым берегам постепенно открыло ей жуткое убожество, до которого дошёл этот человек. А дальше судьба расставила всё по своим
