Снежная Королева живёт под Питером - Елена Трещинская
Вести о первых арестованных еретиках взволновали обитателей замков. Флоранс обратилась с вопросами к трубадуру. И опять его весёлая лёгкая мудрость зачаровала девушку. Поэт, вздохнув с томной улыбкой, заявил, что человек с древних времён мучается потому, что слишком многому даёт название. Так он совершает первый шаг к борьбе, потом пожинает посеянное, и страдает. А надобно просто жить, чтобы через любовь к жизни почувствовать свою свободу, данную свыше каждому. Флоранс задумалась.
На следующий день пал Священный замок Монсегюр, много лет служивший "святилищем ереси", сохранявшим великие тайные реликвии. Катары и их защитники мужественно сражались и погибли: под стенами Монсегюра были сожжены заживо две тысячи Совершенных. Рассказывали позже, что сама графиня Эсклармонда де Фуа встала со своими сыновьями на стене крепости, но исчезла бесследно – нигде не было найдено тел. Совершенная…
И муж Флоранс Бернар Мило вместе со своим тестем погибли там, не сдавшись. Овдовевшая и осиротевшая Флоранс сидела наутро после той страшной казни одна, растерянно вороша подсыхающие листья мяты. Менестрель исчез. Следом погибли муж и отец.
Они погибли за веру в новые взгляды… О, прав менестрель, если бы эти прекрасные законы жизни можно было просто постигать, не произнося ничего, что могут услышать уши шпионов и карателей! Если верить Совершенным, любая душа чиста. Тогда зачем ей законы произнесённые, раз сама жизнь полна ими? Раз сама душа может читать книгу бытия, открывшись Любви? "Сама душа читает самого Бога, то есть Любовь…"
Так маленькая Флоранс открыла тайну Чаши, не зная о том. Она сидела, погруженная в свои мысли и не заметила, как в замок проникли мародеры, среди которых были и монахи бенедиктинцы. Они всё перевернули на кухне, перерезав слуг, обшарили сундуки по всему дому, а один, заглянув в комнатку, где сидела Флоранс, сжалился над ней. Он, монах, ради святого Бенедикта, решил облегчить её участь стать добычей солдат, крепко сдавил руками горло как раз в тот миг, когда тайна Чаши открылась.
…А четверо Хранителей укрылись под землю, унося Знание. Они спустились в глубокий тоннель, где их уже ждали другие Хранители. Отдохнув в подземном замке, путники зажгли огни на алтаре и проследовали со своей Ношей по Глубинному Тракту – древней дороге, известной лишь Посвящённым. Она проходила под странами, океанами и континентами и опоясывала весь этот маленький, слепой и страждущий мир.
Сад цветёт
Как-то после Рождества хозяин кукол принёс в свою мастерскую большую коробку, обклеенную старинной бумагой. Коробка имитировала чемодан, у неё даже были металлические чемоданные замки, почерневшие от времени. Мастер извлёк оттуда множество картонных фигур на подставках, расставил их на своем рабочем столе и зажег лампу. Дверь шкафа с куклами была приоткрыта, и через щель виднелось нечто необыкновенное! Фигуры, искусно вырезанные из картона, раскрашенные и озарённые светом лампы, представляли собою высший свет общества: изящно разодетые дамы, их кавалеры в чёрных фраках, роскошно одетые детишки с собачками и гувернантками, а также приказчики, богатые купцы и слуги. Затем из коробки появилась на столе красивая мебель: диваны, кресла, зеркала из фольги – и даже разряженная новогодняя ёлка.
Мастер долго курил, молча рассматривая своих картонных гостей. Потом он с довольным видом проворчал что-то вроде "набор роскошный и бессмысленный" и ушёл, оставив зажжённой лампу на столе. А над толпой фигур – облако дыма.
Куклы в шкафу сразу же приступили к действиям.
– Это же старинный картонный театр!
– А что за репертуар? Показ мод? Бесконечный бал?
– Раскройте-ка двери пошире – ничего не видно!
– А вон та барышня с зонтиком ничего…
– Но она плоская…
– И правда, ребята, они, кажется, артисты без поворотов…
– А как же они ходят? Только мимо друг друга?
– Это ново!
– Старо, как мир! С запада на восток и обратно.
Но куклам пришлось замереть, потому что Мастер внёс в комнату ещё нечто. Мастер стал крутить ручку: комната наполнилась пением сотни колокольчиков. Это был деревянный ящик странного вида. Нежные звуки напоминали вспыхивающие огоньки новогодней гирлянды. Кукольник улыбался, что-то бормотал, складывал фигуры обратно в чемодан, некоторые снова ставил на стол. Наконец он ушёл, забрав чемодан. На столе осталось насколько персонажей, а музыкальный ящик, немного путаясь, довязывал свои волшебные кружева.
Сотни глаз всех мастей разглядывали из шкафа воздушную стайку картонных фигур на столе. В эту ночь куклы узнали историю, подобную которой ещё не слышало их маленькое общество. Рассказ повела стройная Дама с высокой тёмной причёской, нарисованной акварелью, и в платье нежного сливочного цвета.
– Что ж, раз это принято у вас, господа, я расскажу вам… продолжение одной известной истории.
– А что за история? – спросил, зевая, только что проснувшийся деревянный Ваня, хозяин Конька-горбунка. Горбунок, однако, давно уже держал ушки востро, лёжа рядом со своим простоватым товарищем.
– Извините, – картонная Дама улыбнулась, оглядев с робкой надеждой весь партер, – возможно, вы не слышали о господине Чехове…
Куклы одновременно заговорили, так что слов было не разобрать, но, в общем, было понятно, что про Чехова слыхали практически все.
– Помните, один из его сюжетов о саде, – продолжала Дама, – о том, как за долги был продан чудесный вишнёвый сад…
Её прервали. Так уж здесь повелось.
– Это про сельское хозяйство?
– Болванище, это про сельское хозяйство буржуев!
– Заткнитесь, это про тонкие чувства. Одна дамочка, настрадавшись в Париже почти до смерти, вернулась в своё имение, а там долги…
– Умудрилась же в Париже страдать. От чего?
– В Парижах страдают только от любви.
– Там среди кавалеров тоже пьяницы попадаются, ей такой и попался. Все её деньги пропил. У неё дочка Анечка – чем ребёнка кормить?
– Анечке было уже семнадцать, коллега. А в родном имении помещицу ждала приёмная дочка Варя. Та постарше, деловая, все ключи от хозяйства у неё.
Дама из картона только хлопала ресницами из китайского шёлка и поражалась осведомлённости местного народца.
– Да, – продолжала она, – вы наверняка знаете, чем заканчивается эта пьеса?
– Продали сад её, чтобы на участки разделить для дачников, – помогал Даме кто-то из шкафа, – и уехала она назад в Париж.
Один из картонных спутников Дамы, господин с усами и во фраке, негромко спросил свою подругу о чём-то по-французски. Картонную даму как бы пробрал румянец.
– Мерси, Серж… Но я все-таки расскажу.
Весной 1904 года Любовь Андреевна Раневская продала своё имение под Ярославлем и с тяжелым сердцем, в слезах и глубокой печали вернулась в Париж. Она не питала
