Н Кальма - Книжная лавка близ площади Этуаль
Ровно в полночь город замрет (комендантский час), и последние тени растворятся в неизвестности.
Город, город, мой прекрасный, мой царственный город, какой ты неживой, какой притаившийся, как будто испуганный. Неужто это тебя зовут Парижем?!
Нет, Николь твердо знает: Париж не испугался, Париж не может испугаться налетевших из Германии жадных зеленых мух! Ночь надежно укрывает тех, кто... Тсс! Заткнись, девчонка, ты что, ополоумела?! Даже стены домов и те насторожили уши.
Нет Николь не таковская, ничего от нее не выведаете! Ей, например, очень бы хотелось вот здесь, сейчас выкрикнуть что-нибудь забористое по адресу бошей, нарушить оцепенение улицы, но она себя пересилит.
- Николь, что ты там делаешь? - Это голос старшей сестры. - Почему ты застряла?
Николь подцепляет специальным крюком рифленую железную штору. Ну, теперь немножко поднатужиться, и жалюзи поползет вниз. Последний взгляд на витрину. Николь презрительно фыркает: интересно, кому теперь нужны эти редкие старинные книги и гравюры, которыми торговали еще отец и мать, а теперь торгуют они с Жермен? Уж не бошам ли? Впрочем, однажды зашел-таки немецкий офицер и попросил показать ему эльзевиры. Вскоре он стал наведываться все чаще и чаще, и, конечно, дело оказалось вовсе не в эльзевирах, а в Жермен. Николь с ее длинным носом учуяла это первая и сказала сестре. Жермен тогда всерьез испугалась. Ох, что это за трусиха! Недаром Николь чувствует себя старшей и покровительственно относится к сестре. На их счастье, немца куда-то перевели.
Конечно, иногда заходят и старые клиенты лавки Лавинь. Этих любителей даже война, даже оккупация не смогли отвадить от книг. Например, профессор Одран. Профессор всю жизнь собирает книги по демонологии - о ведьмах и колдунах средневековья, о судах над ведунами. Всю жизнь Одран ищет клавикулы Соломона - формулы заклинаний и заговоров, "Гримуары" папы Гонория. Иногда он что-нибудь читает из этих книг Николь.
- Вот, душечка, послушай, что здесь сказано: "В Шотландии в течение семнадцатого столетия было сожжено более трех тысяч человек за колдовство. В тысяча шестьсот восемнадцатом году две женщины похитили перчатку лорда Росса и похоронили ее в земле. В заключении суда было сказано: "И, подобно тому как гнила перчатка, гнила и разрушалась печень этого лорда". Конечно, двух женщин немедленно сожгли на костре.
Николь смешны такие рассказы.
- Ваши инквизиторы, господин профессор, и в подметки не годятся эсэсовцам. Немцы давно утерли им нос. Средневековые пытки и костры - да это же пустяки в сравнении с "подвигами" гитлеровцев!
- Ты очень страшно и трезво рассуждаешь, дитя мое, - бормочет профессор. - Впрочем, ведь недаром утверждают, что устами младенцев глаголет истина.
И он закутывается в какие-то допотопные пледы, надевает на каждую руку по две-три перчатки, которые сестры успевают ему заштопать, пока он копается в книгах. Потом отправляется к себе домой.
И все-таки Жермен и Николь каждое утро открывают лавку, подметают пол, обмахивают перьевой метелкой книги, освежают витрину и садятся ждать покупателей. "Так нужно", - раз навсегда сказала Жермен, и это единственное, в чем ей не перечит младшая сестра.
Сейчас синяя лампочка под специальным козырьком чуть освещает толстые фолианты в переплетах из свиной кожи, раскрытые на старых гравюрах и заставках. Николь минуту смотрит, потом дергает изо всей силы за крюк, и железная штора с грохотом падает до самого тротуара.
- А теперь - засов у двери...
Николь поворачивается и вздрагивает. Плотно прижавшись к дверному косяку, стоят двое. Вернее, стоит один, а второй свисает с его плеча, как куль. В синем, брезжущем свете у обоих безглазые лица мертвецов, но, кажется, оба молоды. На них береты и длинные бесформенные куртки, какие носят рабочие в провинции.
- Мамзель, мамзель... мадам... - бормочет тот, что на ногах. Он хочет что-то сказать, но слова не идут у него с языка.
Николь приходит в себя. Видно, парни испуганы больше, чем она.
- Ну, в чем дело? - строго спрашивает она. - Что вам здесь нужно?
Но тут второй бесшумно скатывается наземь. Он скатывается, как большой тряпичный узел. Товарищ успевает только поддержать его голову.
Внезапно Николь слышит топот. Бегут сюда. Сейчас будут здесь.
Николь рывком распахивает дверь. Толкает того, который на ногах:
- Живее! Тащи его!
Парень с необыкновенной готовностью подхватывает упавшего, пыхтит прямо в затылок Николь. Николь успевает задвинуть засов у двери, взлететь по лестнице, выпалить Жермен:
- Спрячь этих за стеллажами. Сейчас сюда явятся. Видимо, боши. Только, ради бога, не делай такое лицо! Будь покойна, я их отважу.
Она хватает с качалки халат, ерошит рукой свою темную короткую гривку. И, когда раздается требовательный, безостановочный звон старомодного колокольчика, медленно, словно нехотя, спускается по лестнице и громко шаркает своими "Последними в жизни".
- Ну что там еще? Кого нужно? - спрашивает она зевая.
- Попрошу отворить. Комендантский патруль, - говорит за дверью корректный немецкий голос.
- Какой еще патруль? - Николь чуть приоткрывает дверь, видит рукав запорошенной снегом офицерской шинели, говорит капризно: - Что за спешка, майор Борзиг? Почему вы приходите на ночь глядя? Я отложила вам эльзевир, как вы просили, но приходите за ним завтра. Мы с сестрой давно спим.
Дверь поддается под чужой сильной рукой, распахивается во всю ширь. Острый свет фонарика сверлит глаза Киколь. Немецкий офицер и два солдата видят растрепанную девочку-подростка с сонным, совсем детским лицом.
- Это вы - владелица книжного магазина? - спрашивает офицер.
- Да. То есть мы обе - моя сестра Жермен Лавинь и я. А меня, мсье, зовут Николь Лавинь.
Николь в своем халате делает нечто вроде книксена. Офицеру, кажется, хочется улыбнуться: уж очень забавен этот переросток в халате. Однако он тут же вспоминает: только что у него из-под носа удрали два подозрительных субъекта.
- Вы с сестрой проживаете здесь же, при магазине? - спрашивает он еще суше.
- Да, мсье.
- Придется осмотреть ваше помещение, - объявляет офицер. - Есть у вас кто-нибудь посторонний в доме?
- Никого. Только я и сестра. Мы уже давно легли.
- Зелль, Брюкке, осмотреть лавку и жилые комнаты! - командует офицер. - Не забудьте ванную и прочее.
Николь делает приглашающий жест. На ее лице - полное радушие.
- Пожалуйста, входите, - говорит она. - Только прошу вас, мсье, если можно, не будите сестру. Она такая нервная, даже майор Борзиг говорил, что...
Офицер настораживается:
- Вы знаете майора Борзига?
- Конечно, мсье. Майор - наш постоянный клиент. Он собирает старинные издания. И мы припасаем для него самое интересное из наших коллекций. Майор Борзиг бывает у нас в доме.
Офицер насупливается, раздумывает. Кажется, майор Борзиг какая-то персона в штабе. Кроме того, на днях командование еще раз повторило, что не следует восстанавливать французское население против немецкой армии. Ночной обыск в этой лавчонке будет завтра же известен в городе. А что, если там действительно никого не окажется, кроме этой девчонки и ее сестры? Солдаты, конечно, не удержатся, разболтают, сделают из своего командира посмешище для всей комендатуры...
Офицер напускает на себя самый суровый вид.
- Вы можете дать мне слово, что в доме, кроме вас и сестры, нет никого посторонних и что вы никому не открывали дверь?
- Что вы, мсье! - пугается Николь. - Да мы с сестрой, чуть стемнеет, запираемся вот на этот засов и носа не высовываем из нашей конурки! Мы обо большие трусихи, мсье, и вы даже представить себе не можете, как мы благодарны вам за то, что вы охраняете наш покой!
Немец пристально вглядывается в безмятежное личико. Что? Благодарит за охрану? Она в уме, эта девчонка? Или блаженная? Гм... кажется, говорит даже без насмешки?
Он козыряет:
- Отлично, мадемуазель. На первый раз поверю вам на честное слово и не стану осматривать ваше жилье. Зелль, Брюкке, марш!
Солдаты отворачивают от двери.
- Мсье, а кого вы ищете? - спрашивает вдруг Николь. - Ах, простите, я, кажется, задаю бестактный вопрос?
Офицер приостанавливается.
- Нам нечего скрывать, мадемуазель. Разыскиваем двух сбежавших типов, из которых один ранен. Уйти далеко они не могли.
Он снова козыряет и следует за солдатами.
- Спокойной ночи, мсье, - желает ему певучий голос девочки в халате.
Николь закладывает засов, стоит, прислушиваясь к удаляющемуся топоту.
Потом взбегает наверх.
- Так и знала: стоит и трясется! - бросает она Жермен. - Ну, где же наши гости?
- Как тебе удалось избавиться от бошей? - спрашивает, трепеща, Жермен.
- Борзиг помог.
- Как, разве Борзиг вернулся?! - еще больше пугается Жермен.
- Успокойся, его нет. Помогло его имя, - кратко объясняет Николь. Так куда же ты упрятала тех двоих?
- Они у нас в спальне. О Николь, я боюсь, что один умрет. Он весь в крови и без сознания. Боже, что мы тогда будем делать!
