Наша взяла - Полиен Николаевич Яковлев
Васька, Ганька, Павлушка и пастух залегли за камни.
— Ишь, чорт золотопогонцый, я-ж тебя уложу,— бурчал под нос пастух, целясь в офицера.— Теперь, ребята, я останусь с вами, теперь мне домой все-равно лучше не являться.
— А как же стадо?
— А, чорт с ним, оно наших толстопузых богачей. Нехай сами пасут!
— Пастух, теперь ты у нас за старшего будешь. Ладно?
— Ладно. Тише, Нехай ближе подъедут.
Казаки шли мелкой рысцой. Подпустив поближе первую колонну, пастух скомандовал:
— Цель по офицерам... Тсс... Пли!
Раскатистый залп понесся по ущелью. Два офицера грохнулись с лошадей на землю. Остальные два заряда ребята промазали. А может быть кого-нибудь легко ранили — трудно было разобрать.
— Два готово! — стиснув зубы, крикнул Павлушка.
— Эго я,—сказал пастух.
— Ну да, ты... Это я,—не соглашался Васька.
— Целься, ребята, еще... Пли!
В рядах казаков произошло смятение. Оглядывая вершину скалы, они искали врагов, но их, конечно, не было видно. Раздалась внизу команда и вдруг дождь пуль загудел над головами ребят.
— Прижимайся, прижимайся к земле, командовал пастух.—Бей по золотым погонам — пли!
— Ага! — вскрикнул Ганька, когда с лошади упал еще один офицер.— Подсадил кабана.
И в восторге он чуть не вскочил на ноги.
— Да ты что, сбесился, что ли! —испугался Васька.— Куда ты голову высовываешь?
— Пли! — не унимался пастух.
Вдруг внизу часть казаков спешилась и стала карабкаться по утесу.
— Эге, ребята, дело хужей. Тикайте! Да ползком, ползком! Куда вы, черти, поднимаетесь!
Ползком, от дерева к дереву, от скалы к скале, мальчики оставили позицию.
— Ну, теперь к своим. Бегом!
Выбежав на большую дорогу, ребята увидели, что она была пуста.
— Глядите, наши уже давно прошли.
— Теперь по дороге итти опасно. Идем лесом.
Версты через три мальчики наткнулись на свою заставу.
— Стой! Кто идет?
— Свои. Партизаны.
Присоединившись к своим, мальчики разузнали, где находится Алешка, побежали к нему и рассказали обо всем происшедшем в его отсутствие.
— Надо бы Филькиному отцу сообщить,— сказал он.
— Филькин отец ушел далеко вперед, с первой колонной.
— Эх, Филька, Филька! Вот хороший был товарищ!
— Да, такого, как Филька, не скоро сыщешь.
— Неужто убьют его?
— Чего там убьют? Кабы он был с оружием, а то так, пастух. Чего они пастуха убивать будут?
— Да, с них все статься может. Если еще к рядовым казакам попадет—ничего, а к офицерам—измываться будут, собаки.
ПЫТКА
Когда Фильку доставили в штаб, он, бедняга, совсем запутался в ответах. Конечно, трудно ему было выворачиваться, когда с одной стороны его ловили всякими хитростями на словах, а, во-вторых, били, не жалея сил. На одном Филька стоял твердо —не говорил, кто отступает, сколько их, кто командиры, сколько пушек, какие запасы снарядов и пр. Сам-то он всего этого хорошо не знал, но если бы и знал, все равно поклялся он отвечать на все такие вопросы двумя словами: „не знаю".
В остальном Филька признался: и кто он, и откуда, и зачем пастухом нарядился.
— Ну, я таких мальчишек еще не видел,—говорил белогвардейский полковник.—Упорный, дьяволенок, как скала. Если там все большевики такие, гак не скоро мы с ними сладим.
— Что-ж делать с этим мальчишкой, господин полковник?—спрашивал есаул, ведь он разведчик, шпион. Я бы его расстрелял.
— Куда его, такого прыща, расстреливать?
— Но, ведь, мы должны же у него узнать правду, а, во-вторых. неужели мы не сумеем заставить его говорить? Ведь, он, этот змееныш, под обстрел подвел нашу разведку.
— Очевидно, не сумеете, господин есаул,— ответил полковник.—Набрал этот прыщ в рот воды и хоть ты что!
Есаула это задело за живое.
— Ну ладно, посмотрим,—сказал он многозначительно и приказал посадить Фильку под замок.
Фильку втолкнули в какой-то темный подвал и заперли.
Не прошло и получаса, как явился есаул.
— Вот что,— обратился он к Фильке,-если ты мне не скажешь всего, я тебя ночью сегодня зарублю. Понял? Ты думаешь, я шучу? Я тебя, мерзавца, на мелкую окрошку изрежу. Подумай. Вечером я приду, и если ты не откроешь свой рот,— вот! —и есаул, обнажив шашку, погрозил ею Фильке.
Не ожидая ответа, он вышел, и дверь за ним сейчас же захлопнулась. За дверью Филька услышал голоса. Подбежав ближе и прислонившись ухом, он расслышал жуткие слова. Есаул говорил кому-то:
— Приготовь угли и железо. Раскаленным железом буду прижигать пятки, пока не скажет всего. Я докажу-таки полковнику, что сумею выудить у этого щенка все, что мне надо.
Филька замер.
— Неужели, неужели такие муки?—подумал он. И вдруг такая злоба и ярость обуяла его, что он, стиснув зубы, поклялся скорее умереть, чем проронить хоть одно слово. Но пережитый день окончательно отнял у него силы. Опустился Филька на колени, забился в угол и вскорости от усталости заснул.
Проснулся он когда уже село солнце. Сквозь небольшое решетчатое окно глядел тусклый серый вечер. Накрапывал дождь. Филька встал и подошел к двери. Прислушавшись к окружающей тишине, он постучал в дверь. На стук раздался оклик:
— Чего надо?
— Пусти.
Дверь тихо отворилась.
— Филька, ты?
Филька удивился. Кто мог звать его по имени? Но тьма не позволяла разглядеть вошедшего.
Филька молчал. Часовой вошел
в подвал, захлопнул за собой дверь и зажег спичку. Филька попятился назад. Перед ним стоял Семен, старший сын домохозяина, у которого жил в станице Филькин отец.
— Семен...--тихо сказал Филька.
— Тсс... Молчи... Ох, хлопец, хлопец, что-ж с тобой будет? Ведь этот гадюка палить тебе мясо станет. Ты думаешь, он только пугал? Знаю я его. Гляди...
Казак чуть приоткрыл дверь. За дверью стояла жаровня с раскаленными углями, на которых лежал нагретый до-красна кусок железа.
— Сейчас водки нажрется и придет. Это, брат, не человек, а зверь. Лучше ты ему все скажи. Не упирайся.
— Не скажу, не скажу ничего! - затопал ногами Филька.— Сдохну, а не скажу. Пусть пытает! — и, опустившись на пол, Филька заплакал.
— Ох, и дурный же ты хлопец. Да ты скажи все, он тебя тогда не тронет. Говори все, все равно твои далеко ушли, все равно их не догонят.
— Степан, неужто железом жечь будут?
— Будут. Говорю тебе--будут. Не держи язык, а то тут тебе и конец. Бачь — идет,
