Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства - Дмитрий Викторович Севастьянов
– Давай. Держи.
Девочка приклеила Надежду на рисунок, прямо в центр, в первый ряд.
– Молодец, – похвалил Сан Саныч. – А че это ноги длинные?
Вика снова прогладила лист, чтобы в клее не осталось пузырьков.
И задумалась.
– Ладно. Потом. Отрежем.
Комната в общежитии, несколько лет существовавшем как бордель, была обклеена постерами и календарями из журналов «Кью» и «Плейбой». Некоторые плакаты просто закрывали дыры в отваливающихся по всем швам обоях. Крепко пахло табаком, едва перебивавшим смрад сырости. Старая дээспэшная мебель давно вспухла по краям и облупилась. Единственным, что нарушало атмосферу полного разложения, был яркий букет из красных роз в вазе на тумбочке.
Витя, тяжело дыша, прижимал к груди девушку лет двадцати с выбеленными до свечения волосами.
– Бляха от ремня! – Он собрался с мыслями. – Ириш, тебе хорошо было?
– Да, хорошо, – ответил тонкий голосок.
– А цветочки понравились?
– Да, понравились.
– Ты у меня прям это… Овсиенко! – Витя откинулся к стене. – Ах ты ж…
– Овсиенко… – обиделась девушка. – Не Овсиенко. Молодая Мадонна!
– Да ладно, че ты? – обнял ее Витя. – Мадонна, Мадонна…
За стеной послышались удары и женский крик. Совсем не от удовольствия.
– Опять, – озлобленно вздохнула Ира.
– Че такое?
– Да повадился к Натахе клиент. Ненормальный какой-то. – Она перешла на шепот. – В прошлый раз нос сломал. Может, поможешь?
Афганец продолжал целовать новоявленную Мадонну в спину.
– Вить! Узнай, что там! – Ира ясно намекнула, что не настроена на романтический лад.
– Ну ладно. – Афганец отхлебнул шампанского и спешно натянул штаны. Перехватив бутылку за горлышко, вышел в коридор, заглянул в приоткрытую соседнюю дверь и увидел удручающую картину.
На полу сидела девушка со свежими синяками на спине и плакала. Рядом, лежа на кровати, курил Тимур. Гостей здесь точно не ждали. Витя решил не вмешиваться.
Он вернулся к той, которую обнимал несколько минут назад, и сказал:
– Извини, Ириш, ничем помочь не могу.
– А если он потом ко мне придет? – возмущенно спросила Ира.
Афганец молча взял куртку, поцеловал подругу в щеку и исчез в дверях.
– Пока.
Тимур покинул бордель в приподнятом настроении. Пританцовывая, подошел к «Ауди», закурил и вдруг заметил на капоте часы. Те самые, которые у него отобрали на заводе. Он решил осмотреть их и пропустил мощный удар в затылок. Кавказец грохнулся на асфальт.
Никто ничего не увидел.
Глава 4
«Тр-рун» – звучала самая толстая струна. Эхо отскакивало от бетонных стен.
Тимур открыл глаза. Он лежал связанный на засыпанном кирпичной пылью полу в коридоре полуразваленного завода. От удара в затылок голова еще болела.
«Тр-рун» – будто металлической ложкой по ребристой стиральной доске.
В опустевшем цеху, среди голых стен и толстых стальных креплений, на груде кирпичей валялся – без одной ноги – старый расстроенный рояль. Лак на нем когда-то был черным, но те времена давно ушли – вместе с заводом.
«Тр-рун» – кто-то в синей водолазке играл на открытых струнах рояля армейским ножом.
– Слышь, пес! Отпустил, быстро! – огрызнулся Тимур, пытаясь освободиться. Бесполезно, провод стянул его запястья надежно. – А-а-а, гнида. Тебе за это сердце вырежут. Я те клянусь!
– Тимурка! – Похититель отвернулся от рояля. Он вышел из тени коридора, и луч из разбитого окна осветил его лицо.
Витя направился к Тимуру и уселся на корточки перед добычей, прокручивая в руках финку.
– А ты знаешь, че такое «красный тюльпан»?
Тимур промолчал.
Витя закатал рукава и объяснил, указывая ножом на живот и бока Тимура:
– Так наших пацанов в Афгане «духи» пытали. Кожу разрезали вдоль всего тела и наматывали над головой. – Он мечтательно указал на худощавые ноги жертвы. – Я из тебя мокасины пошью. И в Ялту. Ну че? Тебя сразу грохнуть… или ты помучиться хочешь?
Тимур секунду молча смотрел на него. Внезапно оба рассмеялись.
– Пошел на хрен! – Тимур улыбнулся. Шутка оказалась неудачной.
– Понял, – вздохнул Витя. Он швырнул Тимура на бетон и начал распарывать ему майку на животе.
– Стой, стой, стой, стой, братан! Стой! – закричал потенциальный «тюльпан». – Тогда я, я из «бэхи» бабки достал. Слышишь? Десять штук баксов. Хочешь, покажу, где они, а?
Витя застыл в раздумьях. Врет или не врет? Жить-то хочет, что угодно скажет, но десять тысяч – больно заманчивая цифра.
Тимур судорожно продолжал:
– Я вас просто развести хотел. Вас и дядю на бабки.
Витя вспомнил черный БМВ, недавно угнанный племянником Алика. Якобы из машины пропали десять тысяч. Алику с Витей тогда пришлось всерьез поднапрячься, чтобы закрыть долг и не потерять сумму из общего бюджета. Получалось, деньги реально существовали.
Тимур приподнялся, опираясь на локоть, и блаженно заскулил:
– Хочешь, еще сверху добавлю? А?.. Бабки не вопрос.
Витя огляделся, не слышит ли кто еще их разговор. Этой секунды Тимуру хватило, чтобы вскочить на ноги и припечатать его к стене. Кирпичные своды отразили глухой крик.
– Оладушки для моей королевы… Ой! – Федор зашел в комнату с подносом. Красно-белый чайный сервиз хорошо контрастировал на фоне его голубого халата.
Надежда давно не спала. Пока муж разбирался со сковородкой, она успела одеться, причесаться и собраться на работу, как вдруг ей на глаза попалась стопка бумаг Федора – новых глав романа.
Вот уже полчаса Надежда сидела на кровати и с интересом изучала листки, абзац за абзацем.
Услышав голос мужа, с эротичным придыханием начала цитировать текст вслух.
– «После жаркого поцелуя в ней все затрепетало…»
Федор аккуратно поставил поднос с завтраком на тумбочку у кровати.
– Надя, это не «затрепетало». Это… – Он засмущался и потянулся, чтобы отобрать листок. – …потом.
Надежда отдернула руку.
– Да подожди ты! С ума сошел? На самом интересном месте. Ты чего, щас у них секс будет.
Федор покраснел.
– Будет. К сожалению.
Она снова заглянула в текст и прочитала:
– «Он прижался к ней, и в тот же миг она почувствовала, как что-то твердое уперлось в ее бедро…»
– Тут пока… Ну… не закончено. – Федор снова попытался отобрать недоношенный плод своих трудов, но безуспешно.
Надежда так разгорячилась, что уворачивалась с девичьей легкостью.
– Меня знаешь как возбуждает! Я щас с ума сойду, как возбуждает. «Он сорвал с нее блузу, обхватил жаркими ладонями ее молодые упругие груди, развернул…» Боже мой, Федя. «…развернул спиной…» – Она встала на кровать. Теперь точно не допрыгнуть. – Слушай, с ума сойти, какой ты. Вообще…
– Надь, не читай, пожалуйста. Мне стыдно. И