Леденцы и тайная библиотека - Саманта Джайлс
– Да, ты права, – запинаясь, произнёс Джонатан. – Что-то тут не сходится. Могу лишь сказать, Геката знает, что делает. Полагаю, ей известно больше, чем она нам говорит.
– Тогда лучше бы она сказала нам, чем мы можем помочь. Чтобы нам не пришлось догадываться, – проворчал Эди.
– Эди, ты заговорил! – ахнула я. – Тебе уже лучше?
– Чуть-чуть, – ответил он.
Должна признать, я была с ним согласна. Почему никто не сказал нам, что именно мы должны делать?
– Джонатан, а где Геката? Как думаешь, может, нам стоит пойти к ней и спросить, какова наша роль во всём этом?
Джонатан пожал пушистыми плечами.
– Осмелюсь сказать, я бы рекомендовал вам это сделать, но никто не знает, где сейчас Геката. И мне следовало бы знать это первым, поскольку я её помощник и всё такое. По последним сведениям, она решает какие-то личные проблемы.
Как странно, подумала я, что у богини, которая умеет изменять облик, могут быть «личные проблемы».
Наконец мы подошли к концу тёмного, мрачного туннеля, и сквозь трещину в стене показался свет. Джонатан резко постучал клювом в стену, и внезапно в ней распахнулась дверь в ослепительную комнату.
И как вы думаете, кто стоял на пороге и, щурясь, глядел на нас?
– Дядя Вик! – радостно завопила я. – Что ты здесь делаешь?
– Мне следует задать тебе тот же вопрос, юная леди, но я только что беседовал с Фрэнсис, которая меня во всё посвятила. Я удивлён, что вы не встретили Филлис и мистера Фоггерти. Они уже должны быть у тебя, Джонатан.
– О боже правый! Святые угодники! – воскликнул Джонатан, торопливо передавая спящую Лоис дяде Вику. – Мне лучше поспешить, пока Филлис не начала болтать с Колином и не расстроила его. Он не любитель музыки. Если только он сам её не сочиняет, а вы ведь знаете, как она любит петь.
Джонатан бросился бежать, но тут же повернулся и взмахнул пушистыми крыльями.
– С Лоис всё будет хорошо. Она испытала прикосновение тьмы, как и Эди, но только в меньшей степени. Дайте им немного времени.
И с этими словами Джонатан исчез.
Дядя Вик провёл нас в яркую комнату и задвинул тяжёлую дверь в стене. Я вздохнула, радуясь, что мы наконец-то выбрались из этого ужасного места, и теперь мне стало ясно, почему Филлис так не хотелось сюда отправляться. Она и без того чувствовала себя очень плохо в зале Свободной Воли, где мы нашли её в прошлом году, так что это место могло её добить. Наверняка был какой-то другой способ защитить её от Мела Вайна.
– Ладно, милочка, давай положим её сюда на пару минуток. – Дядя Вик положил Лоис на мягкий диван и жестом попросил нас с Эди сесть на полу, где лежал толстый кремовый ковёр. Он прижал палец к губам, чтобы мы вели себя тихо.
– Дверь заперта, – прошептал он. – Но я не хочу, чтобы Рег что-нибудь заподозрил. Я уже должен был уйти с работы, поэтому давайте включим музыку, чтобы заглушить шум.
Дядя Вик наклонился и включил маленький безобидный радиоприёмник, который тут же заиграл песню ABBA. Я её узнала, потому что маме нравилась эта группа.
– Это песня «Орёл» из их пятого альбома, – шепнул мне дядя Вик и слегка покраснел. – Не говорите Джонатану, ладно?
Потом он взял со спинки дивана большое белое перо и начал щекотать Лоис пятки.
Я изумлённо смотрела на него. Я перевела взгляд на Эди, который по-прежнему смотрел прямо перед собой: к счастью, он уже перестал плакать. Не знаю, проводил ли дядя Вик какой-то сложный ритуал с пером, но поскольку никакой реакции от спящей Лоис не последовало, я решила вмешаться.
– Что ты делаешь, дядя Вик?
– Терапия щекоткой. Не могу понять, почему она не срабатывает. Очень странно. – Он почесал голову и замер.
Я наморщила лоб и задумалась.
– Она не боится, когда ей щекочут пятки, – ответила я, не зная, поможет это или нет.
– Тогда где её можно пощекотать? – спросил дядя Вик.
– Наверное, под мышками, – всё ещё недоумевающе ответила я.
Дядя Вик начал осторожно приподнимать руки Лоис и щекотать её подмышки и бока. Как только перо коснулось её, она начала извиваться, как червяк. Потом она открыла глаза, как будто пробуждаясь от долгого, глубокого сна, и из её груди вырвалось гортанное хихиканье. Смех становился всё громче, и вскоре Лоис уже извивалась на диване, умоляя прекратить.
– Лоис! – воскликнула я, когда дядя Вик перестал её щекотать. – Тебе лучше?
Её лицо покраснело от смеха. Лоис села, вытянула руки, каким-то удивительным образом не выпустив Би, и заявила:
– Я проголодалась. Когда мы будем пить чай?
– Ты ведь уже пила чай. Фрэнсис тебе его давала после того, как вы нас нашли. – Я невольно улыбнулась, несмотря на её раздражающую привычку постоянно есть.
– Это было очень давно. И я больше не хочу в эти туннели. Они ужасные. Особенно тот, с Джонатаном. Почему он там работает? В стенах были гадкие червяки. И запах ужасный.
Я не хотела говорить ей, что не видела никаких червяков и не чувствовала ужасного запаха, но тут меня прервал громкий гортанный звук.
Я повернулась и поняла, что этот звук издаёт Эди, потому что дядя Вик щекочет ему пятки белым пером. Я никогда не видела более странного зрелища. Дородный взрослый человек прыгал как клоун вокруг мальчика и щекотал ему пятки.
Очки Эди исчезли, он обхватил голову руками и качался из стороны в сторону, издавая звук, который, вероятно, можно было назвать смехом.
– Пожалуйста, хватит! – кричал он. – Больше не могу. Я вот-вот взорвусь!
– Уже лучше, молодой человек? – спросил дядя Вик, перекрикивая ABBA.
Эди кивнул и показал мне два больших пальца.
Дядя Вик протянул мне перо, но я покачала головой. Я чувствовала себя совершенно нормально, так что мне оно было не нужно. Он выключил радио и снова перешёл на шёпот.
– Так, ладно, теперь вас надо доставить домой.
– Тогда нам лучше поспешить, потому что папа скоро вернётся с работы, – обеспокоенно ответила я, отчаянно мечтая о еде и собственной постели.
Внезапно в дверь тихо постучали, и мы подскочили на месте.
У дяди Вика был такой вид, как будто его ткнули в ухо палкой. Он жестом приказал нам молчать.
– Кто стучится в мою дверь? – спросил он с напускной весёлостью.
– Вик, это я, Фрэнсис, – раздался шёпот.
Мы вздохнули с облегчением, и дядя Вик отпер дверь и впустил Фрэнсис в комнату.
– Слава Богу, вы все здесь! – пропыхтела она, театрально прижимая руку к груди. – Я уже
