Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков - Филип Пулман
Сама собой откуда-то появилась записная книжка. Сержант облизал кончик карандаша и принялся высчитывать сумму. Тем же самым занялся месье Леру. Тем же самым попробовал заняться констебль Джеллико.
Впрочем, через минуту он сдался.
Остальные двое еще немного покорпели, потом сержант показал результат своих вычислений французу, и они обменялись кивком.
– Четыреста семьдесят один фунт, – сказал сержант.
– Совершенно верно, – повторил француз.
– Выходит… Акуленыш наел на полста фунтов! – потрясенно простонал Бенни. – И терьер старого Рона… он ведь тогда нос сожрал!
Все дружно посмотрели на Грома.
Гром сделался очень красен.
Потом он сделался бел, как простыня.
Потом он очень громко шмыгнул носом.
– Так… черт возьми! Это… этого же хватит, чтобы уплатить залог за па! Я могу его отсюда вызволить!
– Значит, ему повезло, – согласился сержант.
Месье Леру внес немного золотом в частичное погашение причитающейся суммы, а сержант предложил положить голову в сейф, пока по чеку не будут выплачены остальные средства, чтобы все было законно и честно. После этого констебль Джеллико повел Грома к магистрату, разбираться с залогом.
У Грома от всех этих событий голова шла кругом, так что он едва мог думать.
Услыхав, чего от него хотят, магистрат не сдержал улыбки.
– Ох ты господи… Мистер Добни? Да, помню я это дело. Святые небеса! Выпускаем наконец-то? Что ж, тем лучше. Светлая голова у парня – так и искрит. Шокирующий случай. Ха-ха-ха!
Гром ни слова из этой тирады не понял и слишком нервничал, чтобы спросить.
Дальше им пришлось прогуляться еще раз – до тюрьмы на Ренфрю-роуд, мимо Бедлама, где томились несчастные сумасшедшие. Гром невольно поежился, разглядывая темную громаду больницы.
– Жалко бедняг, которых туда посадили, – констебль Джеллико сочувственно посмотрел на него. – Тут уж никакой сирой амвуры не хватит, чтобы их оттудова вытащить.
Начальник тюрьмы принял приказ магистрата и послал надзирателя исполнять. Тот удалился, бренча огромной связкой ключей.
И, гораздо скорее, чем надеялся Гром, перед ним уже стоял его папа – в тюремном балахоне, подслеповато моргая и приглаживая растрепанную шевелюру. Начальник оставил их на минутку одних – и, представьте, ни один не знал, что сказать другому!
А потом папа просто раскрыл руки, и Гром кинулся к нему и прижался всей своей мокрой от слез физиономией к его груди, обхватив где-то посредине туловища с такой силой, что ему, наверное, стало больно. Но Грому словно хотелось сделать больно – обоим, и себе, и папе. Себе за то, что поверил, будто отец мог поступить так плохо и чеканить фальшивые деньги… папе – за то, что не сказал ему, чем на самом деле занимается… и снова себе – за то, что испугался сразу пойти в полицию из-за того глупого куска свинца.
Папа хлопал его ласково по плечу и ерошил волосы.
– Все хорошо, сынок, старина, все в порядке! – приговаривал он. – Я уже свободен. Сейчас мы с тобой выйдем отсюда и двинемся домой. Ох, и проголодался же я! Тут нас жидкой овсянкой кормили – на вкус как клейстер для обоев. А уж на вид – лучше днями не есть, право слово!
– А за мной миссис Малоун присматривала, – пробормотал Гром, все так же уткнувшись в него и не отпуская.
Потом все-таки отпустил, и пока папа переодевался в свою нормальную одежду, он как следует высморкал нос и несколько раз вытер глаза, чтобы оба могли притвориться, что он вовсе даже и не плакал.
Потом они сказали «до свиданья» констеблю Джеллико и «больше ни за что!» – тюрьме и зашагали по полуночным улицам к себе домой. На Сент-Джордж-серкус возле Суррейского театра был кофейный киоск, и они остановились выпить по чашке в компании двоих франтов в цилиндрах, одного блудного матроса и двух весьма ярко накрашенных молодых леди.
– Это мой сын! – представил им Грома мистер Добни. – Он меня только что вызволил из тюрьмы. В честь моего освобождения ставлю кофе всему честному собранию. Подавайте, друг мой! Леди и джентльмены, не откажите поднять тост за здоровье моего сына, Грома!
И все вместе – франты, матрос и дамы – охотно выпили за здоровье Грома, так что дальше он пошел, гордый, что твой принц Уэльский.
* * *
Позже, когда они с папой пришли домой, и заперли за собой дверь, и разожгли камин, и даже сварили себе на огне какао, и Гром рассказал папе все-превсе про серую амбру, он наконец-то решился задать вопрос, мучивший его с тех самых пор, как все завертелось.
– Па, – сказал он. – За что же тебя все-таки арестовали? Это как-то связано с батареями в подвале?
– Ага, – сказал папа.
– Ну? – поднажал Гром. – Что ты там делал?
Папа прикусил под усами губу и еще разок взъерошил волосы, так что теперь они торчали во все стороны сразу.
– Мда… неловкое вышло дело, – начал он. – Даже не знаю, как тебе сказать. Ты ведь можешь подумать… Ох, не знаю даже, что ты можешь подумать! В общем, это были электрические дамские корсеты.
– Чего?!
– Электрические корсеты для леди, у которых болит спина. Понимаешь, мне в голову пришла идея: ну, корсет, только с проводами и батареей, чтобы ты мог регулировать – не ты, конечно, а леди! – чтобы она могла увеличивать или уменьшать силу тока, и от этого ей становилось тепло и не так больно. А? Хорошая ведь идея! Только первых испытательниц все время жутко било током… а на то, чтобы правильно изолировать изделие, уходило все больше денег…
Тут папе пришлось прерваться, потому что у него рот разъехался до ушей, и у Грома тоже, и перед глазами у обоих так и стояли леди с электроподогревом, и из корсетов у них пучками сыпались искры, и это было уже как-то совсем слишком…
Папа и сын расхохотались.
– В общем, я одолжил немного денег, чтобы покрыть расходы, а выплатить займ не смог… – выговорил наконец па, вытирая глаза. – Бзззз! Пыщ-пыщ! Прыг!
Недохохотавший как следует Гром начал по новой.
Он даже ночью потом то и дело просыпался и обнаруживал, что улыбается.
Наверное, он был счастлив.
Однако у банды имелось еще одно незаконченное дело, и никто не понимал этого лучше Бенни.
– Мы обещали Диппи, – веско сказал он. – Мы обещали старине Диппи, что мы его пристроим в «Восковые фигуры», и не сдержали слова. Так вот! Когда этот мусью возвращается за остальной головой?
– Сегодня после обеда, – ответил Гром. – Деньги целиком выплачены, и сержант сказал, он может ее забрать в любой момент. Говорят, он придет в три часа.
– Отлично, –
