Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
Вообще-то в словах Старшей есть резон. Но что же получается? Что я действительно бросился спасать соседа от какой-то мистической тварюги? Наяву? Думать об этом мне пока не хочется, и я концентрируюсь на своей неприязни к собеседнице.
– Еще раз распустишь руки, и я тебе врежу, поняла? И не посмотрю, что ты девчонка! Сама нарвалась.
Старшая, как ни странно, понимающе кивает и приподнимает руки в знак мира. Конечно! Никому не хочется получать затрещины и тумаки. Я даже жалею, что у меня не хватает гонора треснуть девчонку без предупреждения. Будь она парнем, было бы проще ее осадить…
– Если впаду при тебе в такое же идиотическое состояние, можешь врезать, – безразлично пожимает плечами она. – Правда, тебе придется слишком тщательно подыскивать возможность. Я в отличие от тебя контролирую свои эмоции.
Она явно очень гордится собой, произнося это. У меня так и вертится на языке, что эта чокнутая садистка не контролирует свои клешни, но предпочитаю этого не высказывать и пока не понимаю, жалею об этом или нет. Ноющая боль в груди напоминает, что не жалею: если вступлю в перепалку, у нас точно дойдет до драки. А я сейчас явно не в том состоянии, чтобы с кем-то драться.
– Слушай, – морщась, вздыхаю я. – Если ты пришла, чтобы поупражняться в ядовитых фразочках, выбери другой день. А в идеале другого кандидата. Уверен, тебе и без меня есть, кого доставать.
– Доставать?! – возмущается Старшая, вскакивая с кровати и нависая надо мной, как надзиратель. – Да ты сам, кого хочешь, доведешь до белого каления!
Я невольно ухмыляюсь, понимая, что поймал эту язву в ловушку.
– Тогда, может, пойдешь туда, где я не буду так тебе досаждать? – с противной елейностью цежу я. – Это ведь ты в моей комнате, а не я в твоей.
Ожидаю чего угодно: что Старшая вскинется, наорет на меня, бросится вон из тридцать шестой или снова распустит руки, но ничего из этого не происходит. Она задумчиво замирает, отходит к кровати напротив и садится на нее… хотя больше это похоже на изломанное падение марионетки, брошенной кукловодом.
– Ну да… – задумчиво говорит она.
Я чувствую, как мое лицо вытягивается от изумления. Или от возмущения, поди разбери.
Все-таки я совсем не понимаю эту девчонку! Резкая, дерганная, щетинистая, мнит о себе черт знает что… И все же я почему-то рад, что она не сбежала и не повела себя, как психованная истеричка. Мне приятно, что она осталась и тихо села на кровать напротив. В задумчивости с ее лица сползает вечно недовольная гримаса, а из всего тела будто перестают торчать невидимые колючки, на которые наталкиваешься каждый раз, когда Старшая – Старшая.
Сейчас она не такая. Сейчас она кажется почти потерянной, и мне хочется подойти к ней и сесть рядом. Я сделал бы это, если б не знал, что тем самым тут же воскрешу ее прежнее амплуа, а меня слишком радует и впечатляет теперешнее, поэтому я молчу и ловлю момент.
Момент разрушается с первой же репликой Старшей.
– Не место тебе тут, – тоскливо вздыхает она.
– Это вместо «извини, что нахамила у тебя дома»? – хмыкаю я. – А этикет у нас в школе не преподают? Тебе не помешало бы!
Старшая поднимает на меня взгляд. Очень серьезный, почти майорский.
– Почему ты сказал «дома»? – напряженно спрашивает она.
– Почему ты просто не скажешь «извини»? – упорствую я.
Старшая сжимает губы, и они кривятся от раздражения. Из спины и плеч снова вырастают невидимые колючки, и разъяренный дикобраз вот-вот пойдет в атаку.
– Знаешь, что? – вздыхаю я, не собираясь больше позволять ей вольничать. – Либо сейчас я буду задавать вопросы, а ты мне на них ответишь, либо проваливай, ясно? Мне уже надоели твои командирские замашки. Не можешь общаться нормально – давай не будем.
Старшая сжимает кулаки, но вновь делается задумчивой, будто вспоминает что-то. Что бы ни пришло ей в голову, это заставляет ее сдержаться. И хотя я ясно вижу, что больше всего Старшей хочется гордо уйти, хлопнув дверью, она делает над собой усилие, чтобы остаться и продолжить разговор. Подход у нее такой же основательный, как во всем: она ведет себя, как ответственный дежурный, которому дали важное задание.
– Ладно, – цедит она. – Задавай свои вопросы, Спасатель. Но извиняться я перед тобой не собираюсь, этого можешь не ждать.
Ее принципиальность в этом вопросе рассмешила бы меня, не будь я так смущен новой кличкой. Звучит она странновато и тяжеловесно, хотя, надо признать, не может не льстить. Все лучше, чем «Малыш», в конце концов! Но пообвыкнуть со «Спасателем» тоже будет непросто.
– Для начала, – прочистив горло, заговариваю я, – что за штуку я отогнал от Нумеролога?
Старшей не нравятся мои вопросы. Из всех, что я ей задал с момента знакомства, ей не понравился ни один, это видно невооруженным глазом. С утра я от этого слегка тушевался, но сейчас мне это надоело. В конце концов, я успел насмотреться тут всякого в первый же день! Не знаю, почему, но это вселяет в меня непоколебимую уверенность, что я теперь имею право допрашивать старожилов, сколько угодно.
Похоже, Старшая не может найти контраргументы такой позиции. Она долго молчит, явно подыскивая, чем меня заткнуть.
Не находит.
Злится.
Смотрит на меня.
Не дожидается реакции и нервно хватается за собственные коленки, сжимаясь в тугую струну.
– Ты ее не то чтобы отогнал, – нехотя начинает Старшая. – Отогнал ты, скорее, самого Нумеролога. Заставил прийти в себя. Холод его не достал и ушел. Ты его запутал, понимаешь?
– Нет, – честно отвечаю я. – Не понимаю. Совсем! Какого черта ты говоришь об этой штуке так, будто это нечто обычное?!
Старшая буравит меня глазами.
– Потому что это так. Здесь – так бывает. Но об этом не принято говорить вслух. Меньше говоришь, меньше ее призываешь. Точнее, это. – Она недовольно вздыхает. – Это здесь называют просто Холод. Думаю, не надо объяснять, почему?
Я кривлюсь в ответ на очередную колкость, но предпочитаю проигнорировать выпад Старшей.
– Название мало что объясняет. Что это? Откуда взялось? Почему приходит? Что делает?
Старшая морщится от потока вопросов, как от прокисшего супа.
– Полегче на поворотах! – осаживает она. Затем нервно оправляет пижаму безо всякой надобности и картинно покашливает. – Думаешь, ты самый умный тут? Спрашивает он, что это и откуда! Только посмотрите на него!
Я закатываю глаза.
– Уймись, тут нет зрителей. Если не знаешь ответа, так и скажи, хватит воображать себя Майором.
Щеки Старшей почему-то краснеют.
– А
