Территория Холода - Наталия Ивановна Московских
Чувствую, как ударяюсь коленями о пол и давлюсь стоном.
Так и не успел свет включить, – почему-то с обидой промелькивает в голове. Хочется заплакать и уснуть, свернувшись калачиком. Я стремительно леденею в своей борьбе, которая с каждой секундой кажется мне все более бессмысленной. Силуэт соседа мутнеет перед глазами – то ли от слез, то ли от боли. Я знаю, что могу замерзнуть насмерть… и почему-то чувствую, что это будет не больно, как только я поддамся и перестану сопротивляться, пытаясь себя отогреть…
Не знаю, где сейчас Холод, но понимаю, что у меня не хватает сил отслеживать его перемещения. Осознавая глупость ситуации, я уже готовлюсь к очередному касанию, которое уж точно заморозит меня насовсем.
Дверь тридцать шестой резко распахивается.
Свет ярким потрескивающим солнцем сжигает комнату. Глаза невольно закрываются от слишком теплого, слишком слепящего сияния. Холод, окутывавший все пространство от пола до потолка секунду назад, рассеивается. Я запрокидываю голову, думая, что сейчас сгорю, но горит у меня только щека…
Буря криков в ушах увядает до монотонного назойливого звона. Мотаю головой, пытаюсь продышаться и трогаю щеку, которую начинает неприятно щипать. Открываю глаза и вижу ошарашенное лицо Старшей прямо над собой. Удивляюсь, что она настолько выше меня, а затем соображаю, что стою на коленях. Утром я бы все отдал, лишь бы эта девчонка никогда не увидела меня в таком положении, но сейчас мне слишком тяжело собрать себя в кучу, чтобы беспокоиться о таких пустяках.
Смотрю на Старшую вымученным взглядом, пытаясь выдавить из себя банальное «привет». Замечаю, что рука у нее отведена в сторону, грудь тяжело вздымается от дыхания, как после бега, лицо пылает от румянца, взгляд то ли злой до чертиков, то ли потрясенный.
А она еще более тощая, чем мне казалось! Кожа да кости под пижамой.
Словно уловив мои мысли, Старшая неловко жмется, но тут же напускает на себя свой командирский вид и выдает:
– Тебе еще раз врезать, или ты уже пришел в себя?
Глава 10. Будем знакомы, Спасатель
НОВИЧОК
Ветер скулит за окном, нарушая замораживающую тишину комнаты №36. Мгновения с неслышным звоном осыпаются на едва оттаявший пол, а я продолжаю глядеть за замершую Старшую. Она по-прежнему держит руку отведенной в сторону, будто готовится снова меня ударить. Первую ее пощечину я ощущаю до сих пор и пытаюсь понять: она сделала это, чтобы привести меня в чувство, или это просто доставило ей удовольствие.
В ответ на ее вопрос молчу и враждебно таращусь на нее снизу вверх. Старшая расценивает это по-своему, и отведенная в сторону рука отводится чуть дальше для новой оплеухи.
– Да пришел я в себя, пришел. Давай без рукоблудия, – хриплю я, не отнимая руку от груди, по которой все еще разливается тяжелая ноющая боль постепенного оттаивания.
Кто-то из моих соседей издает тихий хрюкающий смешок, и оледеневшее растерявшееся время тридцать шестой, наконец, сдвигается с мертвой точки. Старшая опускает руку, одаривая меня испепеляющим взглядом, и оборачивается к парню, из-за которого, похоже, наше злоключение и началось.
– Эй, Нумеролог? – окликает она. Я несколько мгновений не понимаю, о чем она, пока не соображаю, что «Нумеролог» – кличка моего соседа. – Живой?
Нумеролог – тощенький щупленький мальчишка лет четырнадцати с взъерошенной копной серовато-русых волос, длинными тонкими пальцами и темно-синими кругами под глазами – в ответ на оклик Старшей стонет и страдальчески смотрит на нее. Радужка глаз у него темная, как чернослив, почти пугающая.
Я отвожу взгляд: от вида Нумеролога, я и сам начинаю чувствовать себя залежалым покойником.
Тем временем Старшая осуждающе смотрит на остальных моих соседей.
– У меня нет слов, – цедит она сквозь зубы. Резкое движение рукой в мою сторону заставило бы меня дернуться, будь у меня больше сил. Но я не дергаюсь, а выпад Старшей оказывается только указующим жестом. – Ну ладно он! Эта бестолочь уже возомнила себя оппозицией для Майора, но вы-то! – Голос Старшей угрожающе набирает силу. – Вы, что, не заметили, что с вашим соседом происходит?! Разве не понятно, что в таких случаях надо делать?!
Я через силу оборачиваюсь на соседей. Парни сидят пристыженные, прикрываются одеялами, глаза у всех на мокром месте от пережитого ужаса.
– Я вопрос задала, – чеканит Старшая. Улавливаю в ее голосе интонации Майора на плацу и невольно хмурюсь.
– Отстань от них, мы все испугались, – говорю. Звучит… довольно жалко. В моем голосе недостаточно сил, чтобы перебить чеканку Старшей, но она все же обращает на меня внимание.
– Испугались они, – бубнит она. Ее рука оказывается на удивление сильной, когда она хватает меня и дергает, чтобы я встал. – Хватит уже сидеть трястись! Вставай давай, неженка!
Положение «на коленях перед Старшей» меня и самого не радует, поэтому в ответ на идею встать не возмущаюсь. Однако когда она дергает меня, и я рефлекторно поднимаюсь, глубоко вдыхая, в груди снова разрывается ледяной снаряд боли, и я со стоном сгибаюсь пополам, схватившись одной рукой за кровать. Хоть на колени обратно не падаю, и на том спасибо. Но удержаться от того, чтобы замычать и снова надавить на центр груди, не получается.
Старшая фыркает, и ее презрительный взгляд я чувствую, даже не видя его.
Кто-то из соседей вскакивает с кровати.
– Ты бы поаккуратнее… – неуверенно говорит он, замирая на полпути, пока я стараюсь распрямиться.
– Боишься, что ваш новичок хрустальный? – хмыкает Старшая.
– Его… Холод коснулся, – тихо говорит уже другой сосед.
Старшая набирает в грудь воздуху, чтобы что-то ответить, но тут до нее доходит смысл услышанного, и она замирает.
– Что? – переспрашивает она несколько секунд спустя. Взгляд ее фокусируется на мне, лицо делается вытянутым и каким-то болезненным. Смотреть на меня, как на грязь из-под ногтей, она перестает. Видно, что внутри нее разворачивается настоящая борьба, но она изо всех сил старается этого не показывать.
В комнате стоит звенящая тишина, все ждут вердикта Старшей. Когда она наконец заговаривает, голос ее звучит более хрипло, чем обычно:
– Так. Тридцать шестая, соседа под руки – и бегом к Майору.
– Ночью? – удивляется смуглый парень в идеально белой пижаме.
– А раньше надо было думать! – отчитывает его Старшая. – Теперь придется ночью. Давайте, быстрее. Одна нога здесь, другая там. Живо!
Она бросает очередной критический взгляд на Нумеролога и недовольно цокает.
– Бестолочи!
Тридцать шестая начинает суетиться, кавардак оживает и перемещается, будто желает выпорхнуть на волю. Наконец три обитателя комнаты выстраиваются перед Старшей шеренгой в ожидании ее приказа. Я все это время
