Эрих Кестнер - Мальчик из спичечной коробки
Через пять минут Максик снова обращался с вопросом:
— Осталось что-нибудь от ананасного торта?
Отто, кряхтя, подымался, подходил к шкафу, садился на место и ворчал:
— Нет, ты всё сожрал.
— Пожалуйста, сходи в кондитерскую и купи новый.
— Нет, — рявкал Отто, да так, что стены дрожали. — Нет, лилипут!
Потом он вдруг вспоминал, что отвечает за здоровье мальчика, и, сделав над собой усилие, произносил как можно мягче:
— Ладно, принесу, когда Бернгард вернётся с обеда.
— Заранее благодарен, — вежливо говорил Максик и с нетерпением ожидал каких-нибудь событий. Например, чтобы кто-нибудь постучал или позвонил в дверь или чтобы сосед устроил скандал по поводу крика среди бела дня. Ведь только ради этого он и доводил Отто до белого каления. Пусть рычит, как пёс на цепи!
«Странно, — подумал Маленький Человек. — Неужели в доме всего две комнаты? Должны же здесь жить ещё и другие люди. Никто не стучит и не звонит! Где же я?»
Он старался не показать, что у него на душе. Но ему было страшно, очень страшно.
Больше всего он боялся Бернгарда, потому что тот никогда не орал. Но он разговаривал всегда таким ледяным тоном, что казалось, будто голос его раздается из холодильника. Каждый раз, когда он раскрывал рот, у Максика мурашки пробегали по коже. И мальчик остерегался злить его. К счастью Бернгард часто отлучался из дому. Когда он возвращался, Отто каждый разспрашивал:
Есть новости?
И Бернгард обычно отвечал:
— Нет!
Или:
— Будут новости — скажу
Или:
— Заткнись! Или:
— Проваливай жрать!
Однажды Отто не вытерпел и заорал на Бернгарда:
— Мне надоело быть нянькой при карлике! Понятно? Когда мы наконец полетим?
Бернгард посмотрел на него, как на дряхлого цепного пса, и ответил холодно:
— Нам надо подождать, пока полиция ослабит контроль. Ещё несколько дней!
— Чёрт подери! — ругался Отто. — Если бы всё шло по-моему, мы бы уже давно не сидели здесь!
Бернгард кивнул:
— Правильно! Мы бы уже давно сидели в тюрьме.
Отто быстро вылакал стакан водки, кряхтя, встал со стула и, ворча что-то себе под нос, отодвинул миску с едой. Бернгард сел в освободившееся кресло и от нечего делать стал читать газету.
Немного погодя Максик с невинным видом спросил:
— Куда же мы едем?
— Я иногда бываю туг на ухо, — ответил Бернгард, не опуская газеты.
— Это ничего, — заметил Максик. — Я могу и погромче. — И он гаркнул во всё горло: — Куда же мы едем?
Тогда Бернгард медленно отложил в сторону газету.
— Теперь я тебя понял, — сказал он тихо. Он даже позеленел от бешенства. — Зря стараешься лилипут! Тебя здесь никто не услышит. — Он опять взялся за газету. — Тем не менее советую тебе вести себя прилично, потому что я получил задание сдать тебя живым. Живым и здоровым. Как можно более здоровым. За это я получу очень много денег. Следовательно, в моих интересах, чтобы ты не заболел или случайно не помер. Понятно?
— Понятно, — сказал Максик, изо всех сил стараясь не лязгать зубами.
— Но если у меня с тобой будет слишком много возни, то я могу и плюнуть на деньги. Были люди и побольше тебя ростом, которые умирали внезапно.
У Максика мороз пробежал по коже.
— Поэтому будь послушным мальчиком, — продолжал Бернгард, — и подумай о своём драгоценном здоровье.
Он снова раскрыл газету и стал читать спортивную хронику.
Заботы и страхи Максика увеличивались. Полиция и Йокус его не находили. Объявление о высоком вознаграждении не давало результатов. Сам он тоже не мог придумать выхода.
Конечно, по ночам, когда лысый Отто спал на кушетке, Максик изучал комнату. Он спускался по скатерти вниз, а потом взбирался вверх по шторам на подоконник. Но что он видел? Дома на другой стороне улицы. За ними церковную башню. Окно было закрыто наглухо.
Он ползал по полу и тщательно изучал стены и двери. Нигде ни малейшей щёлки! Ну, а если бы ему даже удалось в конце концов выбраться в коридор? Там ведь тоже двери! Дверь от квартиры, входная дверь с улицы! По крайней мере, две!
Но бесполезно думать о щелях, которых не существует. Он сидел теперь в этой проклятой комнате. И сидел прочно, как гвоздь в стене! А время шло, и остановить его было невозможно. Скоро оба мошенника, которых он и знал-то лишь по имени, сядут в какой-нибудь самолёт. Со спичечной коробкой в кармане куртки.
А в спичечной коробке будут вовсе не спички. В ней будет лежать усыплённый хлороформом Максик Пихельштейнер — знаменитый Маленький Человек, о котором мир больше никогда ничего не узнает. И не только мир, а что в тысячу раз хуже — о нём не узнает знаменитый фокусник профессор Йокус фон Покус.
Максик стиснул зубы. «Ни в коем случае не падать духом, — подумал он. Бежать! Не выйдет? Ну мы ещё посмотрим!»
Глава 19
Подробный отчёт о сеньоре Лопесе. Крепость в Южной Америке. Картины Трибрата и Инкассо. Билеты на пятницу. Колики в желудке. Лысый Отто мчится в аптеку. Максик стоит на заборе
Среда оказалась богатой событиями. Отто уже с утра солидно надрался и по собственной охоте стал рассказывать Максику разные вещи про таинственного сеньора Лопеса. Позднее из города вернулся Бернгард. Он показал Отто билеты на самолёт, вылетающий в пятницу, но вскоре опять ушёл.
— Я поем в «Кривом кубке», — сказал он, — и через час тебя сменю.
— Хорошо, — согласился Отто, — закажи мне двойную порцию свинины с кислой капустой. И больше ничего. Аппетит что-то пропал.
Когда Бернгард ушёл, у Максика вдруг ужасно разболелся живот. Он кричал и стонал так громко, что Отто пришлось зажать уши. Но об этом потом. Сначала я выполню своё обещание и передам вам разговор о таинственном сеньоре Лопесе.
…Итак. Отто уже за завтраком успел перехватить. Он напился, что называется, в дым. Наверное, спутал кофейник с бутылкой. Или просто решил прополоскать горло спиртом. Так или иначе, но вдруг ни с того ни с сего он заговорил:
— Сеньор Лопес — это персона. «Сеньор» — по-нашему «господин». Так сказать, важная особа. Хозяин, одним словом. Он богаче английского банка. На каждом пальце у Лопеса по два кольца. А на некоторых — три. За одно такое кольцо можно купить всю Швейцарию. Что Швейцарию! Лопес владеет по меньшей мере половиной Южной Америки. Медь, олово, кофейные плантации, серебряные рудники и фермы. Одних быков — целая пропасть. Они по конвейеру идут в консервные банки. Шагом марш! Ать-два, ать-два, ать-два! У него своя крепость. Между Сантьяго и Вальпарайсо. Собственный самолёт и собственная охрана. Отчаянные стрелки. Целая сотня. Они у мухи сигару изо рта отстрелят.
Тут Максик не выдержал и захихикал.
— Брось, — сказал Отто. — Над Лопесом не посмеёшься. Если где украли картину, которой цена миллион, будь спокоен: она уже висит у него в подземной галерее. Будь то Адольф Тюря, Трибрат или такой нынешний художник, как сам Инкассо.
— Пикассо, — поправил его Максик, — и Рембрандт, и Альбрехт Дюрер.
— Мне плевать, — сказал Отто и опрокинул ещё стакан. — Главное, чтобы картины висели в его подвалах. Только об этом никто не знает. Даже Интерпол. А если даже и узнают, ничего не смогут поделать. Его охрана их близко к крепости не подпустит.
— Какой это Интерпол? — спросил Максик.
— Интерпол — это Международная полиция. Один раз она меня и Бернгарда чуть не сцапала. Это было, когда мы украли цыганку и на лиссабонском аэродроме собирались сесть в личный самолёт Лопеса. Но, слава богу, всё обошлось хорошо. Теперь она вот уже два года в его крепости и по утрам гадает ему на картах. Покупать ли ему акции на бирже или обождать. Или про его печень, например, потому что он сильно зашибает, даже чересчур. Или выиграет ли какая-нибудь из его скаковых лошадей.
— А я ему на что? — заинтересовался Максик. — Зачем он велел украсть меня?
Отто налил себе ещё стакан. Бутылка была почти пуста. Он прополоскал водкой горло, потом стал откашливаться. Наконец он произнёс:
— Человеку скучно, вот он и коллекционирует. Картины и людей. Вроде почтовых марок. За любую цену. Он даже целый балет украл. Одни красотки. Они ему каждый вечер танцуют. Ты думаешь, Лопес их отпустит на волю? Чёрта с два. Даже когда старухами станут. Потому что они его тогда сразу выдадут. Думаешь, я неправ? У него даже есть один знаменитый профессор: он всегда отличит настоящую картину от подделки.
— А если профессор его надует?
— Пробовал однажды! Это отразилось на его здоровье. Сеньор Лопес шутить не любит.
— А на что я ему сдался? — спросил Максик дрожащим голосом.
— Понятия не имею. Захотелось ему тебя видеть. И баста. Потому что ты чудо природы. Вроде телёнка с двумя или тремя головами.
Максик смотрел на уши Отто. «У него уши такие оттопыренные, потому что он Отто: „Отто-пыренные“». И в голове его пронеслось молнией: «Надо скорее бежать отсюда. Теперь самое время!»
