Наша взяла - Полиен Николаевич Яковлев

— Чего не спускался? Спускался, привык. Жрать захочешь, так не только в шахту, куда хочешь полезешь, раз заработать на харчи надо.

— Тяжело работать в шахтах?

— А вы думали легко? Это вам не сено косить. Ну, слушайте дальше. Где штрек кончается, тут перед тобой стена каменноугольная. В шахте духота, жарища. Наши рабочие рубахи с себя скидают, а то бывает—так и вовсе нагишом работают. Штрек низкий, в нем часто и не встанешь. Забойщики лежа работают, либо сидя.

— Что за забойщики?— удивились ребята.

— Рабочие, что киркой уголь отбивают. Они и называются у нас забойщики. Лежит такой забойщик на боку, или на спине и отбивает куски угля, а над ним глыба висит. А бывает так, что висит, висит, да и грохнет! Тут забойщику к конец. Был — и нет человека.

— Да ну, как же это так?

— Да уж так. Мало ли у нас таких случаев было. Да и не то еще бывает. Вон отец говорит, что попы людей адом стращают, а нехай бы поп в шахте поработал, тогда б он знал, что такое ад. Ох, и не любит мой отец попов, ох и не любит брехунов!

— А у нас, попы водолазами называются,— засмеялся Васька.

— А у нас, ребята, как увидят что поп дорогу перешел, так плюются три раза.

— Да ну?

— Ага. Тьфу, тьфу—говорят,— чтоб ты сдох, длинногривый.

— Да,—продолжал Филька, а есть такие места, что лошади не пройти, низко очень. Тут вместо лошади человека запрягают.

Васька с Павлушкой разинули рты.

— Не верите?—спросил Филька.

— Конечно, врешь. Что-ж это из человека лошадь делают, что ли?

— Спросите отца, коль не верите. Катальщик —такой человек называется. Где лошади не пройти, там он на четвереньках ползет, а к нему тележка подвязана, а в тележке той каменный уголь. Вот он его и везет. Вот она какая штука — уголь. Думаете, дешево рабочему дается? Это хозяину дешево, он на а втомобиле (так в оригинальном тексте) катается, а рабочий на четвереньках в шахте ползает.

— Вот, Павлушка, а мы-ж ничего этого не знаем,—сказал Васька.

Павлуша молчал. Он не сводил глаз с Фильки. Филька теперь ему представлялся совсем необыкновенным мальчиком.

— А то у нас еще инженер был,— продолжал Филька.— Квартира у него в шесть комнат, и автомобиль, и повар, и кухарка, и губернатка. А губернатка та за ручку Сашку водила, а у Сашки, инженерского-то сына, штаны бархатные до коленок, а рубашка голубая с белым бантом. Каждый день с губернаткой на автомобиле Сашка катался. Раз в воскресенье садится Сашка в автомобиль, наши ребята подходят к нему и говорят: „покатай нас, Сашка", а он нос задрал и отвечает:

— „Сначала умойтесь, а потом на автомобиль лезьте".

— Ну, а наши ребята ходят, конечно, черные. Шесть дней в шахте пробудешь, так не очень-то отмоешься. Вот они ему, Сашке-то, и говорят:

— „Сволочь ты, Сашка, когда такое дело",—плюнули ему в рожу и пошли. Тут губернатка вскочила:

— „Дикари вы,— говорит,— чумазые".

Был у нас парнишка, чудак такой, Колька Зуев. Набрал он каменноугольной пыли, возьми да и обсыпь губернатку. Было на ней платье белое, а то вдруг сразу стало черное. Тут, братцы, смеху было! Так и не поехала,—домой чиститься пошла, а Сашка кричит:

„Полицию папа позовет".

Колька Зуев к нему:

— „Хочешь обсыплю?"

Тут Сашка как заревет:

— „Папочка!"

Со смеху было животы порвали.

— Что-ж его Колька обсыпал?

— Какой там обсыпал. Сашка, как дернул с автомобиля, так только пятки засверкали.

— Слушай, Филька,—обратился к нему Павлушка, очень увлекшийся его рассказом,—а как это шахтеры в темноте работают?

— Зачем в темноте?— возразил Филька:—У шахтеров есть такие особые лампы. Шахтер лампу к себе прицепляет, либо где-нибудь к стенке привешивает. Теперь новые лампы безопасные, а то вот старики рассказывают, что раньше лампы плохие были и от них много несчастий случалось. В шахте газ такой есть, рудничный газ называется. От него может быть такой взрыв, что штрек обрушится и люди все погибнут. От плохой лампы легко может взрыв случиться. Теперь на лампочках такая сетка устроена, что, если в шахте рудничный газ на огонь попадет, то он в лампочке под сеткой вспыхнет да там и сгорит. Дым через сетку выйдет, а пламя не выйдет. Вот и не опасно.

— Был такой у нас случай: один шахтер закурить трубку захотел. Взял да и поднял сеточку, а тут как раз газ рудничный скопился. Как ахнет! Что тут было! Словно гром по всей шахте пошел. Штрек весь исковеркало. Прибежали на взрыв люди, а шахтер, что трубку закуривал, под стенкой с пробитой головой, с переломанными ногами мертвый лежит. Хорошо хоть близко людей не было, а то всех поубивало бы. Опасное наше-дело, ребята. А то вот еще — вода. Под землей-то тоже всякие ручейки бывают. Где со стен течет, а где прямо по штреку ручеек бежит. В иных местах чуть не по колено в воде ходишь. Ручейки эти сводят в одно место, а оттуда по трубам воду наверх выкачивают. Наверху машины стоят,—разные такие насосы есть,—вот этими насосами машина воду-то и качает. Да разве за ней, за чортом, уследишь? Раз в одном штреке обвал случился. Ручейку-то, значит, течь некуда. Скопилась вода, а потом, как надавила, да как хлынет по другому штреку! А тут еще плотину, что воду держит, прорвало. Что тут было, братцы! Вагоны и лошадей враз смыло и понесло. Люди за выступы цепляются, кричат. Было в том штреке человек тридцать. Пока вода по колено была -держались, а потом и людей понесло Донесло их до шахты, где клеть ходит, да вместе с водой в эту пропасть и ахнуло. Ни одного в живых не осталось. А то еще вот, братцы, это при мне было. Работали три забойщика. Вдруг, что такое? Шум, треск, грохот! Шахтеры вскочили, переглядываются. Я стою ни жив, ни мертв. Потом стихло.

— Ну, не иначе, как обвал,— сказал отец.

— Бросились наши по штреку. Я за ними. Бежим. Вдруг что такое? Был штрек, нет штрека. Обвалился, дальше дороги нет.

Нам-то до подъемной шахты можно назад, путь свободный, а тем, кто за обвалом остался, ни туда ни сюда хода нет. Отрезало их. Что тут делать?