Шли по улице девчонки - Николай Иванович Хрипков
— Ну, вот! — Полина надула щеки и сердито поглядела на маму. — Вечно ты тетю Галю подменяешь. Она тебя использует.
— Полиночка! Ну, ты же уже взрослая девочка! Я вам скажу по секрету: ей сегодня молодой человек назначил на вечер свидание. Здорово же! Как тут не пойдешь навстречу?
Свидание? Да что же такое? Сегодня, кажется, все говорят о свиданиях.
— Ты уж, Полина, похозяйничай тут без меня! В холодильнике колбаса, варенье, «ролтон» можешь заварить. Вообщем, найдешь, если есть захочешь. Ну, что договорились? Ты же умная девочка!
— Мам! — занюнила Полина. — Ну, ты же знаешь, что я боюсь ночевать одна. А вдруг, если мыши опять заскребутся? Бррр! Мам! Ну, что ты! Ну, ты же знаешь, как я боюсь! Этих мышей!
— Ой! мыши! Ну, не тигры же! Чего же их бояться? Укусят что ли они тебя? Свет потушишь и заснешь быстро. Ты уже не маленькая. А? Полиночка?
— Мам! Ну*
Полина готова была уже расплакаться. Под глазами набухли мешки, а сами глаза подернулись влагой. Все уже приготовились к дикому реву. И как-то съежились.
— Ага! Тетя Галя, значит, на свидание, а ты работай за нее всю ночь. А я должна одна ночевать. Так да?
— Полина! Потом же она за меня отработает, мою смену. А я буду дома. Мы же подруги и должны выручать друг друга. Что же тут непонятного? Вы же тоже друг друга выручаете! Ведь так же?
В глазах Полины мелькнул свет. Щечки сдулись.
— Мам! А можно девочки у нас переночуют? Мне тогда нисколечко не будет страшно! Вместе никогда нестрашно.
— Конечно же, можно! — кивнула мама. — Если их дома отпустят. Пусть отпросятся! Если отпустят, конечно, пусть переночуют. Я тоже, когда была девчонкой, ночевала у подруг. Правда, было здорово.
— Меня дядя Костя отпустит! — сказала Оксана твердо. — Он знает, что я не позволю никаких глупостей. И вас он тоже, теть Валь, хорошо знает. Только сказать ему надо! Чтобы он знал.
— А меня… меня, не знаю. Ну, тоже, наверно, мама отпустит, — проговорила Даша. — Ну, должна отпустить.
— Да я ей позвоню, — сказала тетя Валя. — У меня же есть ее номер. Вот сейчас и позвоню. Вот видишь, как всё хорошо уладилось, Полина. Будете втроем! Весело проведете вечер.
Девчонки готовы были запрыгать от радости. Но им хватило силы воли, чтобы казаться сдержанными. Они же взрослые.
— Только, девочки, обязательно отпроситесь дома! — сказала тетя Валя. — Чтобы дома знали.
— Обязательно отпросимся! Мы же немаленькие! — сказала Оксана, надувая щеки и отставив ногу. Ну, настоящий Юлий Цезарь.
— Мам! А можно тебя спросить? А?
— Конечно, можно! Что ты хотела спросить, дочка?
— Только ты поклянись, что не обидишься, когда я спрошу! Поклянись!
— Вон оно даже как! Ну, клянусь! Что же мне еше остается.
— Ладно! Я передумала. Это я так.
— Ну, нет! Ты уж спрашивай! Я же поклялась даже. А ложных клятв давать нельзя! Так в Библии написано. Зачем тогда требовала, чтобы я дала клятву:
— Не буду! Я передумала! Вот!
— А я тебе говорю: спрашивай! А то я обижусь, если ты не спросишь. Я же вижу, что ты очень хочешь спросить. По глазам вижу.
— Ну, ладно! Мам! А почему тебе никто не назначает свидания? Вон тете Гале назначают.
Тетя Валя растегнула свою маленькую черную сумочку и достала зеркальце, на котором с другой стороны была расческа. Тетя Валя улыбнулась. Улыбка у нее была красивой. И в глазах у нее сверкали озорные огоньки, как у девчонки, которая собарается пошалить. Она посмотрела в зеркальце.
— Потому что я старая. Кому нужны старухи? Никому!
— Теть Валь! — хором простонали Даша и Оксана. — Как вам не стыдно? Вы такая молодая и красивая! Наговариваете на себя!
— Ага! Красивая! — кивнула тетя Валя. — Вон какая толстая! Фу!
Она повернулась на каблуках. На тете Вале была светлая кофточка и черные брюки. Туфельки тоже были черные. С такими маленькими пряжечками.
— Совсем вы не толстая. У вас такая конституция. Вот! — сказала Даша. Как хорошо, что она это запомнила! Это самое слово.
— Конституция? Конечно! — кивнула тетя Валя. — Ой! девочки! Спасибо вам за комплименты! Хоть от вас довелось их услышать. Больше-то их никто не скажет мне. Вот так-то! Такая хорошая погода, девчонки! Ох, как не хочется вовращаться в больницу. Там всё, даже стены, пропитаны лекарством и человеческой болью и страданием. Я вся пропиталась этим запахом больницы. Мне иногда кажется, что я сама стала больницей. Да-да! Я на всех смотрю как на больных, как на людей, у которых какая-то боль. Вокруг тебя днем и ночью больные, они стонут, страдают, им больно, кому-то надо ставить укол, за кем-то надо убирать, кого-то переворачивать, чтобы не образовались пролежни. И думаешь, как же несправедливо устроен мир, как будто мы рождаемся только для того, чтобы страдать, корчиться от боли, умирать. Мир — одно страдание. На душе так тоскливо, так нудно. И вот выйдешь из больницы, солнышко светит, небо такое голубое, деревья, цветы, люди. И понимаешь, как это замечательно жить. Жить — это очень хорошо.
Тетя Валя оглнулась вокруг. Она улыбалась.
— Птицы порхают и щебечут свои песни. И это такая радость слышать их. Они же поэт гимн жизни. Мимо меня идут люди, улыбаются, смеются, обнимают друг друга. Значит, есть любовь. Понимаете, девочки, в этой жизни есть любовь! А что может быть лучше? Вот сейчас я шла, а мимо свадебный кортеж проехал. Машина с колокольчкими, шарами, а в ней сидят счастливые люди, которые верят, что для них наступило счастье. Тогда я поняла, что жизнь всё-таки прекрасна. Ну, потому что это жизнь. Она удивительна. Вот надо просто жить и радоваться, что ты живешь, что возле тебя любимые тобой люди. И любить их.
— Мам! — простонала Полина. — Ты чего это? Насмотрелась в своей больнице сериалов. Я знаю, что вы по ночам там смотрите сериалы. А все эти сериалы про любовь. И заговорила, как в сериале.
Тетя Валя так красиво засмеялась. Сначала девчонки смотрели на нее с недоумением, а потом тоже рассмеялись. Мимо проходила тетенька, остановилась и посмотрела на них. С укоризной.
— Девочки! У вас еще вся жизнь впереди! Дай Бог, чтобы она хорошо сложилась и чтобы вы были счастливы. Чтобы у вас была большая любовь.
Тетя
