Валерий Квилория - 22 шага против времени
– А помните, – посмотрел Переверзев с улыбкой на Леру, – как я вам, граф, начисто продулся?
– Ес, – кивнул смущённый Лера.
– А вы, сударь, – посмотрел он на Шурку, – мне после всё вернули. Ведь нарочно, да? Я энто лишь затем понял. Сознайтесь?
– Так и есть, – признался Шурка.
– А я после кары Божеской, – поднял правую высохшую в кисти руку помещик, – ни одного крепостного не обидел и не продал. Оброк сделал мизерный. А иным хлебопашцам и вовсе вольную дал.
– Это хорошо, – обрадовался Шурка.
– И я полагаю, что хорошо, – обрадовался вслед за ним Марьян Астафьевич. – С единой душой мы в этот мир приходим. С нею одной и уйдём безо всего энтого, – обвёл он левой здоровой рукой окружавшие его вещи.
– Ещё раз простите, князь, великодушно, – склонил он голову. – А за благостную весть нижайший поклон вам до земли.
– За какую это? – наморщил лоб Шурка.
– А за викторию над супостатом обещанную, – напомнил помещик. – Сие нам твёрдости придаст и духу боевого в годину тяжкую. Ведь Буонапарт сколько уж землицы нашей забрал и дальше на Москву идёт, окаянный. Но мы-то не желаем на милость врагу сдаваться. Гляньте, вот, в окно. Я ить из крепостных своих преотличное ополчение собрал. И пеших, и конных. Все, какие деньги были, на обмундирование да на вооружение пустил. Воюем помаленьку. Сам их на баталии вожу.
– В ваши-то годы, – с уважением посмотрел на него Лера. – Тяжело ведь.
– Семьдесят первый годок пошёл, – объявил не без гордости Переверзев. – Но отечество никогда не поздно защищать. А я к тому же боевой офицер и опыт немалый имею. Хотя, правду сказать, француз куда опаснее турка да татарина будет. Там восточная горячка да наскок, а здесь европейская хладность да стратегия.
Тут за окном раздался гул голосов, и один тонкий и пронзительный покрыл все остальные.
– Коим пик не досталось, – кричал он, – бери вилы! Коим вил нету – бери топоры! Кои без топоров – вооружайся дубинами!
Шурка выглянул в окно, чтобы посмотреть, кому предназначено столь примитивное оружие. На лужайке перед особняком стояла толпа людей, одетых в самое простое крестьянское платье.
– Сии не мои, пришлые, – пояснил Марьян Астафьевич.
– От соседей, а то и далее. Помещики-то ведь не все по моему примеру поступают. Многие полагают, что Наполеон намерен холопов от крепостного права освободить и супротив них поднять. Потому и празднуют труса – подались в бега, а крестьян своих бросили на произвол судьбы. Вот они к моему ополчению и примкнули.
Тут старик-помещик прикрыл глаза.
– Простите Христа ради, – устало вздохнул он.
Увидев, что Переверзев задремал, Лера поманил Шурку в сторонку.
– Что это он всё извиняется перед тобой? – спросил он шёпотом.
– Не знаю, – пожал плечами Шурка. – Может, что-нибудь плохое мне сделал?
Лера почесал затылок.
– Странно, – задумался он. – Мы ведь ничуть не постарели за это время, а он даже не удивился и разговаривал с нами, как будто мы…
Лера запнулся и со страхом посмотрел на друга.
– Как с привидениями, что ли? – не понял Шурка.
– Как с душами умерших, – поправил Лера и пощупал хорошенько всего себя. – Во, блин! Поэтому он тебя и благодарил за предсказание победы над Наполеоном.
В этот момент Переверзев громко всхрапнул и затих.
– Чего это он? – испугался Шурка.
Французские шпионы
Помещик по-прежнему сидел в кресле, но в какой-то совершенно неудобной позе. Друзья вначале подумали, что он умер. Но потом увидели, что Марьян Астафьевич счастливо улыбается, и успокоились. Решив его не будить, они спустились в гостиную. Надо было обстоятельно подумать и решить, что делать дальше.
– А барин где? – встретил их в гостиной Ермолай.
– Барин есть крепко-крепко бай-бай, – приложил к щеке сложенные вместе ладони Лера.
Проводив нехорошим взором ангельского графа, командир ополченческой разведки поспешил на второй этаж. А друзья, обсуждая варианты возвращения, вышли во двор.
– Почему нельзя прямо отсюда в 1786 год вернуться? – допытывался Лера.
– Лучше это сделать в харчевне, – убеждал Шурка. – Иначе можно окончательно запутаться. Мы и так сюда попали не из отправной точки.
– Что за точка такая?
– Там, где мы по времени первый раз прошли, – пояснил Шурка. – На школьном дворе.
– А, – понял Лера, – теперь она в яблоневом саду.
В этот момент на крыльце особняка показался Ермолай.
– Робяты!! – закричал он страшным голосом. – Хватай шпионов! – и точно так же, как недавно Фу-Фью, указал пальцем на друзей. – Они барина отравили!
– Лови отравителей! – тотчас всколыхнулось всё войско. – Держи иродов!
– Ё-моё! – ужаснулся Лера. – Марьян Астафьевич на самом деле помер. Попросил у тебя прощения и помер.
Но Шурка только рукой махнул. Не до рассуждений было. Со стороны лагеря к ним бежали с пиками наперевес ополченцы. Слава Богу, что за разговором друзья подошли к самой коновязи. Вспрыгнув одним махом в сёдла, они что есть мочи пришпорили коней и стремглав помчались под сенью липовой аллеи.
– Куда?! – спросил Лера, когда они вынеслись из ворот.
– В сельцо! – отозвался Шурка.
Но вражьи кони, не слушая малоопытных седоков, повернули не направо к сельцу, а налево в уездный город, где их исправно кормили и разговаривали с ними на родном французском языке. После этого уж нигде решительно нельзя было укрыться. С обеих сторон дороги тянулись бесконечные поля. Позади – скакала новая погоня. Впереди поджидал неприятель, встреча с которым не обещала ничего хорошего.
– Теперь нам точно крышка! – закричал Лера, увидев за поворотом французский караул.
Но тут друзьям в очередной раз повезло. Жаркое июльское солнце к тому часу переместилось к югу и теперь не давало караульным противника рассмотреть толком, кто именно приближается. А так как в сторону поместья недавно пронёсся конный отряд, то французы решили, что это возвращаются свои.
Проскочив мимо неприятельских караулов, мальчишки попытались остановить лошадей, но те, как говорят, понесли. Единственное, что оставалось, так это покрепче держаться в седле и ждать, пока разгорячённые животные, наконец, не устанут и не остановятся сами. К сожалению, ни времени, ни места для этого не было.
– Шурик, колдуй, давай! – снова закричал Лера. – Сейчас улица кончится и мы прямо на французов нарвёмся!
Представив гущу неприятельского войска, в которое они вот-вот врежутся на полном ходу, Шурка содрогнулся. Но как ни старался сделать преобразование, у него ничего не выходило. То ли волновался, то ли мешала бешеная скачка. Секунда, другая – улица расширилась, и друзья вынеслись на Торговую площадь. Шурка от ужаса зажмурился и сжался в комок, ожидая, что лошадь тотчас наткнётся на препятствие, и он вместе с ней полетит вверх тормашками. Но лошадь, не снижая скорости, мчалась дальше. Похоже, фортуна в тот день, действительно, была всецело на стороне мальчишек.
И маршал, и король
Открыв глаза, Захарьев с удивлением обнаружил, что вражеские войска выстроены строгими линиями по двум сторонам площади, а они с Лерой скачут между ними, будто какие-нибудь особо важные персоны. Французы ничуть не удивились появлению двух несущихся во весь опор всадников. С минуты на минуту ожидался выезд одного из наполеоновских маршалов – Иоахима Мюрата. Мюрат командовал всей кавалерией Наполеона, а по совместительству был ещё и королём неаполитанским. Войска, ожидающие смотра, приняли Шурку с Лерой за королевских курьеров. Неузнанные, мальчишки миновали почти всю площадь и уже готовы были исчезнуть в уходящей на Полоцк улице. И вот тут показался Мюрат. Во главе своей свиты он выехал из-за крайнего квадрата, составленного из польских улан. На короле был надет гусарский[132] мундир, осыпанный драгоценными камнями. На голове шляпа а ля Генрих IV[133] со множеством разноцветных перьев, которые были пришпилены бриллиантовой кокардой. Шурка, скакавший чуть впереди, пронёсся мимо, а лошадь Леры грудь в грудь столкнулась с маршальской лошадью. От сокрушительного удара животные повалились наземь, а наездники вылетели из сёдел. Но если маршал, задрав ноги и потеряв свою великолепную шляпу, полетел назад, то Лера по инерции полетел вперёд, где и плюхнулся точнёхонько на Иоахима, хорошенько припечатав его к мостовой. От такого воздействия на свою королевскую фигуру неаполитанский монарх даже хрюкнул от возмущения. Мгновение он пялился в обесцветившиеся от страха глаза Леры. А после дико заверещал: – Расстрелять тупицу!
Мюрат кричал по-французски, но Стопочкин понял его даже раньше, чем сами французы. В следующий миг неведомая сила подхватила Леру за шиворот и бросила на спину свежей маршальской лошади. Ещё мгновение, и та рванула с места в карьер, словно реактивная. Не успел неприятель глазом моргнуть, а неизвестный уже скрылся за углом северной спасительной улицы.
