Летающий дом - Джеральд Даррелл
– Ох, Ланцелот, – проговорила дрожащим голосом напуганная Эмма. – Он что, правда может в нас попасть?
– Не знаю, не знаю. Боюсь, похоже на то. Мы тут бессильны, остаётся только молиться о чуде.
И видимо, его молитва была услышана – чудо в самом деле произошло. Торнадо был метрах в пятнадцати от «Белладонны». Вращающийся столб поднял такой ветер, что дирижабль буквально сдуло в сторону. С рёвом и шипением смерч прошёл мимо, осыпав веранду галькой, ветками, листьями, мёртвыми рыбами и живыми лягушками. Так же на «Белладонну» попала водяная черепаха и два птичьих гнезда с совершенно целыми яйцами.
Ветер яростно тряс дирижабль, и путешественники попа́дали друг на друга. Айван случайно угодил Конраду ногой в лицо, поставив синяк под глазом. Эмму так швырнуло на большущий живот Ланцелота, что у него перехватило дух, и он долго ловил ртом воздух, как большая, волосатая рыба. Но торнадо миновал их и унёсся дальше.
– Ох, ох, – громко стонал Ланцелот. – Моя бедная голова, мой бедный живот. Помру я, наверное. Нет, правда, помру, а может статься, уже помер.
Он ныл и ныл, и ничто его не могло утешить, пока Эмма не положила ему на живот бутылку с горячей водой.
Ребята взялись за уборку. Подмели веранду, оставив себе на память несколько прутьев, листьев, камней и два птичьих гнезда. Мёртвых рыб скормили электрическим угрям, которые сразу дали больше тока. Потом пролетели низко над озером и вернули в воду благодарную черепаху и лягушек.
На следующее утро Эмма поднялась первой, поставила чайник и вышла на веранду. Глазам её предстала поразительная картина.
– Боже правый! – ахнула она. – Идите сюда, посмотрите. – Боже правый! – воскликнул и Ланцелот, приковыляв на веранду. – Миграция бабочки-монарха. Ах, чтоб меня!
Всю веранду, рулевую рубку и даже верёвки, которыми бамбуковый дом был привязан к шару, покрывали тысячи и тысячи огромных бабочек. Все они беспокойно двигали оранжево-красно-чёрными крыльями, производя нежный шелест.
– Да, это мы, летим в Мексику зимовать, – сказал Монарх, садясь Ланцелоту на нос. – Вы туда же направляетесь?
– Нет, если не перестанешь щекотать мой нос, – твёрдо сказал Ланцелот.
– Простите. – Бабочка перелетела Эмме на голову.
– Откуда вы? – спросила Эмма.
– Из Канады.
Ланцелот всплеснул руками:
– Бог ты мой, какая даль! Вам необходимо отдохнуть. В какую часть Мексики вы хотите попасть?
– Есть там одна удивительная долина с красивыми соснами, – мечтательно произнёс Монарх. – Прекрасное место.
– Прекрасное, прекрасное, прекрасное, – пропели бабочки.
– Мы там садимся на стволы деревьев и спим, – продолжал Монарх. – А когда выходит солнце, пьём из прекрасного ручья.
– Прекрасного, прекрасного, прекрасного, – пропели остальные, все разом открывая и закрывая крылышки так, что казалось, будто ожил узор на гобелене.
– Потом снова засыпаем до тех пор, пока не кончится зима и не вернётся лето. Тогда мы летим обратно – в Канаду.
– Если вы знаете дорогу к этой долине, мы вас туда подбросим по пути к Амазонке, – предложил Ланцелот.
– Благодарим, благодарим, – пропели монархи серебристыми голосами.
– По-моему, перелёт из Канады в Мексику страшно долгий, да и опасный, – сказала Эмма. – Зачем вы это делаете?
– Меня не спрашивай. Так делали наши родители, мы просто повторяем. – Монарх аккуратно опустил хоботок в блюдце мёда, поставленное Эммой.
– Наверное, это очень чудно́ – родиться бабочкой, – размечталась Эмма.
– Не чудней, чем человеком, – возразил Монарх. – Вы тоже проходите через различные стадии, как и мы.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, у нас первая стадия – уютное зелёное яйцо. Звуки и свет окружающего мира приглушены. Ты просто питаешься вкусным желтком и растёшь. Когда наконец выходишь из яйца, запахи ошарашивают тебя, цвета слепят, а шум оглушает.
Эмма улыбнулась:
– Наверное, так же себя чувствует младенец.
Вот ты в полной безопасности внутри маминого живота, а в следующий миг попадаешь в новый мир цветов, запахов и звуков. Страшно небось.
– Да, – подтвердил Монарх, снова опуская хоботок в мёд. – Но вскоре привыкаешь. Ты ешь и растёшь, и в один прекрасный день тебя посещает странное ощущение. Как будто твоё тело уже тебя не устраивает, и хочется выбраться. Тогда находишь подходящее место и повисаешь на хвосте. А потом чувствуешь, как меняешься и превращаешься во что-то другое. Кожа с тебя сходит, и ты становишься красивой куколкой. Вроде как яйцом другой формы – снова яйцом! И продолжаешь постепенно меняться, пока однажды не поймёшь, что пора вылупляться. Ёрзаешь, извиваешься, скорлупа трескается вдоль спины, и ты выходишь, но уже не гусеницей, а бабочкой. Конечно, внутри куколки крылья у тебя все сложены, как… как… – Он запнулся.
– Как гармошка, – подсказал Конрад.
– Да, верно. Крылья очень мягкие и скомканные, и нужно разогнать кровь по венам, чтобы их раскрыть, а потом высушить на солнце, тогда они затвердеют. И вот настаёт самый волнующий момент – первый полёт, и ты танцуешь на ветру, танцуешь, находишь первый вкуснейший глоток нектара…
– Чудесно! – восхитилась Эмма.
– Да, да, – мечтательно проговорил Монарх. – Потом заводишь себе жену, она откладывает яйца, и весь цикл повторяется. После этого ты готов лететь на отдых в Мексику. Прекрасно!
– Гляньте-ка! – закричал Ланцелот. – Кажется, мы уже близко к этой вашей долине.
«Белладонна» плыла сквозь огромные облака бабочек, все они направлялись в ту же сторону. Повсюду раздавались серебристые голоса: бабочки здоровались друг с другом, обменивались новостями и сплетнями.
Странницы из Канады перемешивались с бабочками из других частей Соединённых Штатов. «Белладонна» медленно спустилась сквозь облака монархов и приземлилась в долине. Здесь всё было так, как описывал их Монарх, – сосновый лес по краям, а в середине ручей.
Они шли среди деревьев и поражались.
Каждую ветвь, каждый ствол покрывало невероятное количество насекомых, некоторые спали, другие медленно открывали и закрывали крылья и болтали. Третьи собирались стайками и летели к ручью напиться.
Детям казалось, что они попали в королевство бабочек – везде, куда ни падал взгляд, были монархи, одни только монархи. С севера по небу двигался постоянный мерцающий поток летунов. Миллионы крыльев производили тихий шелест, похожий на шорох кружащегося в воздухе шёлкового лоскута, и миллион серебристых голосов напоминал перезвон бубенчиков зимней ночью. Всё это было так прекрасно,
