Битва за пустыню. От Бухары до Хивы и Коканда - Владимир Виленович Шигин
– Будете составлять и отправлять письма от моего имени, а также исполнять дела историографа Западно-Сибирской области!
Благодаря решению генерал-губернатора юный корнет получил неограниченный доступ в Омский архив, где весьма преуспел в изучении истории, географии и экономики тюркоязычных стран.
Однако в жилах Валиханова текла кровь кочевника, и из душных архивов он всегда с радостью вырывается в родные степи. Вместе с губернатором Гасфордом он посещает Центральный Казахстан, Семиречье и Тарбагатай. Вместе с экспедицией полковника Хоментовского добирается до озера Иссык-Куль. Во время этого путешествия Валиханов записал эпическое произведение киргизов «Манас». Знания местных обычаев, сообразительность, расторопность и старание молодого офицера было замечено и отмечено начальниками.
В августе 1856 года Валиханов уже в качестве официального представителя русского правительства был отправлен в западнокитайский Кульджу, для улаживания инцидента сожжения русской торговой фактории местными жителями. При этом Валиханов не ограничился только выполнением задания, а собрал много информации по военным и политическим вопросам. Чего стоят только составленные им карты, вклеенные в путевой дневник! Итогом этой поездки стала рукопись: «Хой-юань-чэн и Си-юй. Западный край Китайской империи и город Кульджа» – исчерпывающее описание Илийской провинции и города Кульджа. После этого уже не только в Омске, но и в Петербурге стало ясно, что на русском небосклоне Большой Игры взошла новая звезда.
В том же 1856 году, по ходатайству Гасфорда Валиханову был досрочно («за отличие»!) присвоен чин поручика. Одновременно молодой офицер был принят в действительные члены Русского географического общества. В это время Валиханов познакомится и подружился в Омске с только что освобожденным из острога Федором Достоевским. Позднее они встретятся в Семипалатинске, куда Достоевский был сослан рядовым в линейный батальон.
* * *
Дело в том, что весной 1857 года, воспользовавшись антикитайским мятежом, власть в Кашгаре захватил ходжа Велихан-тора. Увы, вчерашний освободитель от китайского ига после прихода к власти сам стал деспотом. Из хроники событий: «Средства страны скоро были истощены, остановка торговли и всякой промышленности сильно чувствовалась. Лошади, ослы были взяты для войска, медные котлы, тарелки и всякая медная посуда отбирались для отливки пушек. В продолжение ста дней весь народ находился при осадных работах, оставляя свои домашние заботы и обыденные занятия. Ко всему этому подозрительность и жестокость ходжи перешла всякие границы… Жизнь всех и каждого находилась в опасности. Такое напряженное состояние не могло продолжаться долго…»
Ходжа оказался подвержен постоянному курению гашиша, вследствие чего дошел почти до полного безумия. Манией его стала жажда крови, и теперь он не мог пропустить и дня, чтобы собственноручно не зарубить несколько человек. На берегу реки Кызыл Велихан-тора воздвигнул пирамиду из человеческих голов и постоянно увеличивал ее в размерах. Всех европейцев Велихан-тора воспринимал как шпионов и поступал с ними соответственно. Например, оказавшегося в Кашгарии агента Британской Ост-Индской компании Адольфа Шлагинтвейта без лишних разговоров обезглавили. А нечего ездить туда, куда тебя не приглашали!
От всего происходящего народ был в ужасе. Поэтому известие о подходе к Кашгару китайского войска местное население восприняло с радостью. Поняв, что все кончено, Велихан-тора бежал, но не в Коканд, а к памирским таджикам. Однако на подступах к памирским горам правитель Дарбаза Исмаил-шах разбил отряд ходжи, забрал все богатство и его самого под конвоем отправил в Коканд. Китайцы, заняв Кашгар, неистовствовали не менее ходжи – забирали хлеб, сено, скот. Приверженцы повстанцев были схвачены и казнены. Головы казненных, собранные в особых клетках, украшали дорогу к воротам Кашгара. Но гражданская война в Кашгарии на этом не закончилось, соратники ходжи жаждали реванша…
Все происходящее в Кашгарии вызвало озабоченность в Петербурге. Если стабильная китайская власть в этом регионе служила гарантом нейтральности дальнего восточного приграничья, то во время смуты следовало опасаться проникновения в Кашгар англичан. Так уже было в Афганистане и в Герате, в Пенджабе и в Кашмире.
В аналитической записке «О положении дел в Кашгаре и наши к нему отношения» на имя Александра II директор Азиатского департамента Ковалевский отметил важность географического положения Кашгара, «обширной и плодоносной провинции, расположенной между Китаем, Индией, Афганистаном и Кокандом, и кочевьями русско-подданных дикокаменных киргизов» и необходимость вмешательства в тамошние дела. После изучения записки и состоялось совместное заседание Военного министерства и Министерства иностранных дел, на котором было решено командировать в Кашгар толкового офицера-разведчика для сбора сведений о положении на местах и одновременно усилить наши отряды на кашгарской границе.
В политическом плане было решено действовать осторожно – если в Кашгаре будет восстановлена власть прежней местной династии, независимой от Китая, и ее представители обратятся за содействием к генерал-губернатору Западной Сибири, то тот должен будет, «не отвергая их просьбы и приняв благосклонно посланцев новой власти в Кашгаре», самому никаких решений не принимать, а запросить инструкции правительства.
Данные решения Александр II утвердил. После этого в ноябре 1857 года министр иностранных дел Горчаков известил генерал-губернатора Западной Сибири: «Правительство наше, не предпринимая наступательных действий, должно быть готово ко всем случайностям…»
Таким образом, Россия явно не желала вмешиваться во внутренние кашгарские склоки, надеясь, что там все образуется само собой. Однако полного единодушия в позициях двух ведущих министерств России не было. Если ведомство Горчакова однозначно хотело закрыть глаза на Кашгар, фактически уступая его англичанам, то военный министр Сухозанет безоговорочной капитуляции там перед Англией не желал. В письме тому же губернатору Западной Сибири Гасфорду он писал: «Ныне нельзя не воспользоваться тем положением, в котором находится Кашгар в отношении к Китаю (имея в виду восстание Велихан-торы. – В. Ш.), а потому правительство наше решилось опять возобновить старание свое к учреждению хотя бы некоторых сношений с названной провинцией».
Сравнив две полученные бумаги, старик Гасфорд почесал лысый затылок:
– Все у нас так: правая нога не знает, что делает левая!
После этого написал большое письмо, требуя увеличить количество войск во вверенном ему Сибирском корпусе: «При настоящем затруднительном положении китайского правительства, можно с большой вероятностью ожидать отторжения Кашгарии, но для упрочения самостоятельности этого владения необходимо, чтобы содействие другой державы было оказано оному вовремя, ибо иначе существование его не может быть продолжительным при значительной несоразмерности сил Кашгарии силам, которые огромная Китайская империя… может противопоставить для установления там своего владычества». В конечном итоге Гасфорд предлагал присоединить к России Илийский край. В Петербурге просьбы Гасфорда не понравились.
Ознакомившись с письмом западносибирского губернатора, Горчаков желчно заметил:
– В своем стремлении утвердить наше влияние в Заилийском крае, Гасфорд может легко рассорить нас с Китаем. Ну, а пока мы находимся с Пекином в дружбе, ссориться из-за каких-то диких племен не резон!
Министр Сухозанет был более лаконичен:
– У Гасфорда слишком преувеличено воображение!
Император Александр, ознакомившись с письмом, тоже остался недоволен:
– Старик стал излишне воинственным.
