Сергей Белоусов - Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина
И вдруг Ляпусу почудилось, что все это -- для него одного. Для него светит солнце, поют птицы, веет речной ветер и растут оранжевые Лисички в темном дальнем бору. К нему приходит юная фея с пучком дикой черемши, ему улыбается, разговаривает с ним. Остальные не в счет. Да и кто они? Диковатые некультурные домовые с негнущимися ладонями, надевающие обувь только по праздникам.
То ли дело он -- Ляпус! Он всегда ходит в мягких красных сапожках, горным маслом протирает руки, чтобы не загрубели, и каждые десять дней причесывается. Видно, Тилли стесняется показать, что ходит сюда ради него, вот и делит гостинцы на всех, шутит и смеется со всеми.
Несколько дней Ляпус думал -- как теперь быть? И, наконец, когда фея опять прибежала в гости к домовым -- на этот раз с корзинкой сладких лесных орехов, -- он незаметно сунул в ее кармашек записку. Вот что в ней было.
"Тилли! В прошлую среду я влюбился в тебя и понял, что ты тоже меня любишь. Больше не ходи к остальным домовым. Зачем они нам? У них на всех один носовой платок размером с простыню, а Мохнатик и вовсе сморкается на траву. А у меня есть даже зубная щетка, и по пятницам я всегда чищу зубы.
Приходи завтра вечером ко мне в гости. Дом мой узнать легко. Он весь серый, а ставни бурые, и один ставень наполовину оторвался. А возле крыльца растет большой куст пыльной колючки. Мы с тобой будем пить чай, есть конфеты, а потом гулять по берегу красавицы Помидорки. Очень жду. Твой до посинения Ляпус!" Это было первое письмо, которое маленький домовой написал в своей жизни. Может, что-то получилось и не так, но сам Ляпус, перечитав его, остался доволен. В этот день он вернулся домой раньше обычного и стал готовиться к приходу любимой. Ляпус подмел пол, вытер пыль, задвинул поглубже под кровать грязные носки и перевернул скатерть на столе на другую сторону.
Он вымыл старинную синюю вазу -- единственную красивую вещь в доме, оставшуюся от прабабки-ведьмы, налил в нее воды и поставил свежие цветы гуарама. Потом сел ждать...
Солнце опустилось на том берегу и ушло за горизонт, сумерки окутали землю, и Ляпус окончательно понял, что его фея не придет. В волнении он выскочил из дома и побежал вдоль берега Помидорки до самого Хрустального ручья, надеясь где-нибудь по дороге встретить Тилли. Однако же на всякий случай Ляпус не погасил свет и дверь домика оставил открытой. Вдосталь набродившись по влажной остывающей траве, он вернулся домой злой и разочарованный. Домовой поднялся на крыльцо и с последней искоркой надежды заглянул в комнату. Что же он увидел!
У стола, мешком обвисая в кресле, сидел шепелявый водяной Глупус, известный всем обитателям устья Помидорки как невероятный нахал и зануда. Водяной поглощал конфеты, чавкая и бурля животом. После каждой пригоршни конфет он подносил чайник к губам и со свистом отсасывал хорошую порцию чая.
Увидев Ляпуса, он нисколько не смутился, а сделал вместо этого лапой приветственный жест.
-- Ты, Ляпус, молодес, -- проговорил, сопя, водяной. -- Сяй у тебя сладкий, конфеты вкусные. Хвалю!
Глупус, кроме прочего, знаменит был еще и как задира. Поэтому трусоватый Ляпус не стал ругаться, присел тоскливо на краешек дивана, ожидая, когда нежданный гость уйдет. А водяной доедал конфеты и бахвалился:
-- Думаес, Глупус -- знасит дулак? -- Ляпус вежливо затряс головой, изображая несогласие. -- Плавильно! Глупусы -- сталинная фамилия. На подводном языке Глу-Пус знасит -- Совелсенно Зеленый Водяной Олел!
-- Кто-кто? -- переспросил, не расслышав, Ляпус. -- Водяной Осел?
-- Это кто осел?! -- завопил Глупус. -- Это я осел? Это ты осел! Ух, я тебе сейсяс!
Он выхватил цветы из вазы, швырнул их на пол, воду из-под цветов выплеснул себе в пасть, звонко икнул и, потрясая вазой, как дубинкой, двинулся на несчастного домового, отрезая его от двери.
-- Стой! -- в ужасе закричал Ляпус. -- Стой! Слушай меня! Стой! Не трогать!
Вдруг случилось небывалое. Водяной застыл, как столб, потом осторожно поставил вазу на пол и медленно рухнул перед Ляпусом на колени. Он уставился на хозяина дома, растягивая лягушачий рот в бессмысленной ухмылке, причем в круглых глазах Глупуса пылал чистый огонь преданности и восторга.
Ляпусу все стало ясно: хулиган сошел с ума. Пока он присмирел, надо бежать и прятаться в зарослях. Если в нормальном состоянии водяной был скандалистом и забиякой, так чего же можно ждать от буйного психа! Да он весь дом переломает по бревнышку. Надо убегать! Вот только вазу жаль. Красивая ваза, старинная, память единственная о прабабке. На солнце огнем горит.
Ляпус начал тихонечко-тихонечко заходить к водяному сбоку, чтобы схватить вазу и вместе с ней улепетывать. Если бы он сделал это, вероятно, до сих пор история Фантазильи шла бы тихо и гладко. Ворочался бы и сейчас на кровати с колючей пружиной маленький встрепанный домовой, перебирал бы свои обиды, мечтая о славе и величии. Но вышло все иначе.
Ляпус медленно перевел взгляд на пучок сочных нежных стеблей гуарама, размочаленных об пол, и вспомнил, как выхлебал воду из-под цветов разъяренный водяной. Тут еще одно воспоминание выплыло перед ним. Давным-давно на чердаке у прабабки, среди висящих пучками сушеных колдовских трав мальчишка Ляпус, пробираясь к слуховому окну, чтоб вылезти на крышу, заметил что-то знакомое. Это был пучок сухого гуарама с буро-зелеными ломкими стеблями и серыми съежившимися лепестками. Юный домовой удивился тогда -- зачем безобидный гуарам торчит среди дрянных и небезопасных ведьминых травок. Потом, оказавшись на крыше, он тут же забыл о пыльной сухой траве и вряд ли когда-нибудь вспомнил бы, но...
Гениальная догадка дыбом подняла нечесаную шевелюру Ляпуса. Он развернулся на каблуках к Водяному, впился взглядом в его шалые счастливые глаза и уверенно скомандовал:
-- Целуй пятку хозяина!
В полном восторге Глупус жабьим прыжком подскочил к домовому, бережно сдернул с его ноги сапожок и обслюнявил пятку, поколачивая задними лапами об пол -- от почтительности.
-- Слушай меня, дубина, и запоминай, -- медленно и внятно проговорил Ляпус. -- Сейчас ты уберешься домой и будешь жить как прежде. Никому, понял, никому не проговоришься о том, что сегодня было. А следующей ночью придешь ко мне опять, и я, твой повелитель, дам тебе важное тайное поручение. Все! Исчезни!
Глупус вскинулся, как подброшенный, заткнул себе лапой рот в знак молчания и, пятясь, пропал в дверях.
Утром невыспавшийся Ляпус шел на работу. Глаза у него слипались, но настроение впервые за многие годы было победное. Он понимал, что торопиться не следует. Захват власти надо подготовить тщательно, не спеша, а пока --вести себя как обычно. Лишь бы раньше времени никто ничего не заподозрил.
Близ замка Уснувшего Рыцаря на тропинку навстречу ему выбежала Тилли. Домовой с изумлением понял, что совсем забыл о ней.
-- Ляпус, миленький, ты сердишься на меня, да? -- прощебетала фея, быстро и нежно взяв его руку в свои. -- Я никак, ну никак не могла прийти вчера. Ты так смешно пишешь, бедненький Ляпус. Ну, почему "твой до посинения"?
Она рассмеялась необидно, весело, словно быстрые пальчики пробежали по верхним октавам рояля.
-- Домовые живут тысячу лет, -- неохотно объяснил Ляпус.-- А потом превращаются в синий мох у подножия больших сосен. Что тут смешного?
Но Тилли продолжала смеяться.
-- И почему ты чистишь зубы только по пятницам? Их ведь надо чистить каждый день -- утром и вечером. А как ты решил, что я люблю тебя одного? Я ведь всех вас люблю, дурачок. Вы все милые и славные, только диковатые. Я лучше приду как-нибудь утром и помогу тебе сделать уборку в доме. Представляю, что там творится! Глупенький Ляпус, ты причесываешься, наверное, по временам года. Весной, зимой, летом и осенью, точно? Вон какой взъерошенный. Ой, у тебя даже шишка еловая в волосах. Давай-ка я тебя причешу.
Тилли выхватила из своих волос хорошенький розовый гребень с тремя голубыми камушками и, напевая, хохоча, приговаривая, принялась наводить красоту на шевелюру Ляпуса.
Маленький домовой покорно стоял, опустив глаза. За прошедшую ночь любовь разом исчезла из его окончательно огрубевшего сердца. "Прыгает, бегает, бормочет, -- думал он. -- Какая-то дурочка. Часами ползает по склонам, собирает землянику и, нет, чтоб самой съесть, домовым тащит. А он-то сам хорош! Своими конфетами вздумал ее кормить... Целуй пятку хозяина! -- хотелось заорать Ляпусу во всю глотку. -- Но нет! Минуту своего торжества зря торопить нельзя. Этой ночью он отравит золотистый источник негрустина... Сегодня его раб -- ничтожный Глупус, завтра -- три десятка домовых, а через месяц-два -- вся страна рухнет перед ним на колени!.."
-- Ваше капюшонство. -- В дверь спальни осторожно просунулась мордочка Шибы -- преданного камердинера. Ляпус оборвал воспоминания и устремился в новый, нынешний день.
-- Что там?! -- спросил он отрывисто. Камердинер вместо ответа проскользнул на середину комнаты, склонился в раболепном поклоне перед повелителем и, протянув левую руку перед собой, осторожно разжал пальцы. На ладони его лежал золотой брелок в виде крохотного перочинного ножичка с затейливой резьбой.
