Владимир Киселев - В сутках двадцать четыре часа
— Пока изучаем, Князь отправит на тот свет не одного честного человека. Я с тобой не согласен, нельзя тянуть, — возражал Прямиков.
— Ну, если так настаиваете, давайте брать бандитов по одному — безопаснее и незаметно…
— А если оплошаем? — возразил Прямиков. — Стоит вырваться кому-то одному — вся шайка скроется, потом ищи ветра в поле. Будем брать всех сразу, так вернее.
Прямиков попросил Макарова выделить пятерых проворных и надежных красногвардейцев. Кроме них, взял еще четырех милиционеров. Десяти человек, по его мнению, было вполне достаточно. Руководство операцией Прямиков брал на себя.
Семенов советовал взять больше людей. Прямиков наотрез отказался.
— Бандиты — не солдаты, боя не примут, сложат оружие, вот увидите, — сказал он товарищам.
В последний момент выяснилось, что никто из группы не знает, где расположена дача, какие к ней подходы.
— Облаву отменять не будем, к ней все уже готово, — настаивал Прямиков.
В тот же день он приехал в ближайший к парку милицейский комиссариат и там, посвятив начальников и нескольких сотрудников в план операции, попросил показать дачу.
Ночь прошла спокойно. Легкий мартовский морозец приятно пощипывал щеки. Прямиков со своей группой еще в темноте вошел в заснеженный парк. Рассвет наступал нехотя, медленно. От ветвистых деревьев темнота в парке сделалась еще гуще. Прямиков приказал проверить и приготовить оружие. По едва заметной на снегу тропинке он провел группу к темному, казавшемуся нежилым дому. Ни одного звука, только слышно было, как поскрипывал снег под сапогами. Заметенная поземкой тропа вызвала у Прямикова опасение — Князя здесь нет.
На боковой аллее бойцы развернулись, чтобы окружить дом. Разорвав морозную тишину, от дачи загрохотал пулемет.
— Ложись! — успел скомандовать Прямиков.
И тут же упал в снег лицом. Пуля попала ему в живот.
А бандитский пулеметчик, не жалея патронов, бил, выбирая новые цели. Пулемету вторили винтовочные и револьверные выстрелы с чердака. Бандиты вели бой по всем правилам круговой обороны.
Тяжело раненный, Прямиков пытался командовать. Но изменить события уже не мог, слишком неравными оказались силы…
Опытный революционер — конспиратор, не новичок в боевых делах, он не ожидал, что в милицейском комиссариате окажется предатель. Предупрежденный им, Князь поджидал отряд, решил свести счеты с председателем ЧК.
Прямикова отвезли в больницу, но спасти его не удалось. 3 марта 1918 года он скончался от ран.
…В Москве, рядом с древним Андрониковым монастырем — музеем-заповедником, где погребен гениальный древнерусский живописец Андрей Рублев, находится красивая площадь. Ныне она носит имя Николая Николаевича Прямикова.
Починка обуви
После похорон Прямикова поползли слухи, что в Москве объявилась целая бандитская армия, что уголовники избрали Москву своей столицей. И не такими безобидными были эти разговоры, потому что от слухов рождалась паника. Изучив причины гибели Прямикова, гражданский комиссар Рогов предложил командирам милиции, чтобы каждый раз напоминали личному составу о бдительности.
Семенов вскоре убедился, что напоминание Рогова о бдительности нелишнее. По Ульяновской улице в доме № 34 ограбили квартиру. Одного из грабителей схватили прохожие, устроили самосуд и, если бы не подоспел Семенов, нетрудно представить, чем бы он закончился. Милиционеры с трудом отбили уголовника у разъяренной толпы. И в благодарность за спасение задержанный рассказал Семенову о том, что шайка имеет явочные квартиры (назвал их адреса), а в некоторых комиссариатах у шайки есть свои люди…
Вскоре по городу в ночное время стали разъезжать таинственные «черные автомобили». Они проносились на большой скорости, с погашенными фарами, пугая запоздалых прохожих. И исчезали так же внезапно, как появлялись. «Черные автомобили» видели то на Таганке, то в Сокольниках, то в Петровско-Разумовском.
В автомобилях с открытым верхом обычно сидели трое, реже — четверо молчаливых мужчин в кожаных костюмах «под чекистов». Под козырьками черных кожаных фуражек, надвинутых на глаза, лиц их нельзя было рассмотреть. Но, судя по фигурам, это были еще не старые люди — широкоплечие, костистые. От ветра шофер и пассажиры надевали мотоциклетные очки, которые были в большой моде.
Таинственный автомобиль подъезжал к постовому, когда поблизости не было прохожих. Не выключая мотора, шофер окликал милиционера.
— Скажи, товарищ, как проехать на Каширу?
На малых оборотах автомобиль тарахтел, дымил. Из-за шума ничего не было слышно. Шофер чертыхался, открывал дверцу, показывал постовому жестом, что ничего не понял, просил подойти поближе. Милиционер подходил, не обращая внимания на пассажиров. А те, выйдя из машины, оказывались у него за спиной. Миг — и мужчины крепко держали милиционера за руки, отбирали оружие… Постового быстро втаскивали в машину, увозили и убивали. Со стороны даже могло показаться, что это за ним специально приехали, так ловко бандиты проводили операцию. Это уже было не просто преступление. Нападение «черных автомобилей» на постовых, очевидно, было продолжением войны, которую преступный мир объявил милиционерам.
Ивана Семенова, комиссара 1-го Рогожского комиссариата милиции, гибель Прямикова заставила по-новому посмотреть на службу. Необходимо было держать в тайне планы облав, засад, поимки преступников, научить сотрудников бдительности и осторожности. Тем более, что из комиссариата ушли многие старые специалисты. Их место заняли в основном рабочие… Как и у Семенова, опыта у них еще не было. Люди буквально валились с ног от усталости, но никто не жаловался. Сам комиссар уже несколько суток не был дома. Днем проводил занятия, ночью проверял посты.
В этот день он был на совещании в Совете, потом на собрании дружинников, ознакомил их с решением Моссовета о несении ночного дежурства и наведении чистоты на улицах, затем на заводе «Рускабель», где проводил занятие с рабочей дружиной. В комиссариат он успел только-только к разводу. Семенов проинструктировал дежурных, патрульных и постовых милиционеров.
— Не доверяйте мандатам, тщательно проверяйте документы у всех подозрительных. Появилось сомнение — задерживайте. Осмотрите, нет ли оружия. В случае опасности вызывайте подмогу с соседних постов…
Проходя мимо дежурки по коридору, Семенов услыхал громкие голоса. Открыл дверь. Фомичев — постовой с Яузского моста (ныне этот мост называется Астаховским), энергично жестикулируя, о чем-то взволнованно рассказывал младшему помощнику и милиционерам. Он был бледен.
— К постовому Коршунову — он стоял как раз напротив меня, возле аптеки, — подъехал автомобиль. Вижу, вышли двое. Не успел я подойти, они накинулись на Коршунова — и в автомобиль… Я дал свисток… Куда там… Выстрелил, а их и след простыл…
— В какую сторону уехали? — спросил Семенов.
— К Хитровке.
О случившемся Семенов доложил Рогову, поднял наличные силы на розыск постового. Облазили проходные дворы, парки, известные притоны. Но отыскать Коршунова так и не удалось. Как в воду канул и автомобиль. В те сутки погиб не один Коршунов, были убиты еще восемь милиционеров.
К розыску преступников приняли все меры, но «черные автомобили» больше не появлялись, о них понемногу стали забывать, появились другие заботы.
Не многим в Москве была известна сапожная мастерская в одном из тихих переулков. На покосившемся облупленном двухэтажном особнячке висела икона Николая-угодника и на ржавых кронштейнах — засаленная вывеска «Ремонт всевозможной обуви» с нарисованным на ней лакированным сапогом. Те, кто сдавал обувь в мастерскую, были всегда довольны — ремонтировали здесь добротно.
Сама мастерская размещалась на первом этаже, на втором — склад кожи и отремонтированной обуви и комнаты хозяев. Внизу за решетчатой перегородкой, напротив двери, сидел приемщик, остроносый, с рыжими, курчавыми волосами человек, и два сапожника. Черноволосые, одинакового роста, в одинаковых холщовых фартуках. Из открытых дверей доносились популярные тогда в Москве песни «Могила» и «Сухая корочка» — обе о несчастной любви. Сапожники пели вполголоса, красиво.
Прохожие часто останавливались послушать пение.
Остановился как-то и Семенов. Но в мастерскую не зашел — надобности не было. Тогда он и не подозревал, что скоро другие дела приведут его сюда.
В комиссариат милиции как-то пришла женщина — работница лет сорока.
— По какому делу? — вежливо спросил дежурный.
— Нужен главный начальник, дело у меня государственное, важное, кроме него, никому знать не положено, — сказала, как отрубила, она.
— Где работаете? Фамилия? Мне же записать в книгу нужно.
— Не обязательно. Скажи, мил человек, комиссару, что к нему пришла.
