Наталья Соломко - Пожарный кран No 1
- Можно, я еще приду, Аня?
А когда пришел, то доложил, что к розыскам подключился Сергей Борисович. Он ведет себя как настоящий Шерлок Холмс и, судя по всему, очень скоро найдет Аньку.
- Айрапетян! - взмолилась она. - Придумай что-нибудь! Нельзя мне, чтоб меня находили! Знаешь, что случится, если я отсюда уйду?
- Что?
Анька молчала. Но, повторяем, Яша был догадлив. И конечно, и сам понял: случится ужасное...
Вот и пришлось Яше Айрапетяну сочинить историю про иностранных шпионов, чтоб сбить директора со следа.
ПРО МАШЕНЬКУ
Михаил Павлович отправился на третий этаж, туда, где, если верить "Плану эвакуации в случае пожарной опасности", находился загадочный пожарный кран No 1...
Михаил Павлович вовсе не был уверен, что найдет там Аньку, но навстречу ему попался Айрапетян, который в одной руке держал стакан с компотом, а в другой кусок хлеба и котлету и все время оглядывался, будто проверял, не следят ли за ним.
- Простите... - испуганно пробормотал он, налетев на Михаила Павловича. - Вы не думайте - это я себе компот несу.
Для убедительности Яша поспешно отпил из стакана.
- А я и не думаю, - успокоил его Михаил Павлович, уже не сомневаясь, что Анька где-то близко. И спросил как бы между прочим: - Ты случаем Анну не видел?
У Айрапетяна был полный рот компота, поэтому он молчал и только усиленно мотал головой. И при этом поспешно отступал. Уже издалека он спросил настороженно:
- А что случилось, Михаил Павлович?
- Абсолютно ничего! - весело отвечал Еремушкин. - Тишь, гладь и божья благодать.
Это у Машеньки, Кузиной бабушки, была такая поговорка, и, неторопливо шагая по длинному коридору, Михаил Павлович тихонько улыбался и думал о Машеньке и о той поре, когда она еще не была Кузиной бабушкой...
Она еще совсем девчонкой была, Машенька, радистка партизанского отряда, а младшего лейтенанта Еремушкина направили туда обучать партизан своему опасному ремеслу: Еремушкин был сапером. Длинный, худющий, с пушком на верхней губе - так выглядел он в ту далекую непозабытую пору. Не отличить от Кузи, только форма военная.
Впервые он Машеньку у костра увидал и спросил покровительственно, свысока, то есть так, как и положено спрашивать боевому офицеру восемнадцати лет у пигалицы с косичками, неизвестно зачем оказавшейся на войне:
- Воюем, стало быть? Ну и как у вас тут?
Он ведь тогда еще не знал, что Машенька неделю бродила по лесу, тащила на себе рацию, а немцы за ней охотились. Так уж вышло: самолет, в котором летела Машенькина группа, подбили над линией фронта, и прыгнуть-то все успели, но опустились, можно сказать, прямо немцам в лапы, только Машенька и уцелела.
Конечно, ничего этого Машенька молоденькому младшему лейтенанту не рассказала, а на вопрос: "Как у вас тут?" - ответила, улыбнувшись:
- Тишь, гладь и божья благодать...
Сколько лет прошло, а Михаил Павлович все помнил, помнил ту Машенькину улыбку...
"Михаил Павлович, расскажите про войну!" Но сколько ни упрашивали, он никогда не рассказывал. Знал: им про подвиги подавай да про то, какой ты в ту пору был героический и отважный. А Михаил Павлович всю войну боялся.
За маму боялся и за братика, оставшихся в Москве.
За друзей Севу и Юрика, тоже где-то воевавших.
А потом еще и за Машеньку...
А после войны не осталось у него ни мамы, ни братика, ни друзей. Только Машенька. Но об этом Михаил Павлович рассказывать никому не хотел. Разве только Аньке немножко.
Потому что - необъяснимо - но Анька была удивительно похожа на Машеньку... Ну то есть это совершенно непонятно, но, когда Анька улыбалась, Михаилу Павловичу хотелось закрыть глаза. Та, давняя, юная Машенька смотрела на него, только без косичек.
Он всегда мечтал о внучке, именно о такой! Ничего, что с ней забот не оберешься, с упрямицей. Ничего, что она больше походит на мальчишку, вечно попадает в истории. Ничего, ничего, это пройдет!
- Когда? - с интересом спросил с потолка Карл Иванович, он любил подслушивать чужие мысли.
А Михаил Павлович улыбнулся:
- Думаю, очень скоро.
- Прямо, потом направо, - подсказал сверчок.
Так оно и было: свернув из коридора в тупичок, Михаил Павлович обнаружил Аньку. Она сидела на полу и не сводила сердитых горестных глаз с некой черной коробки, на которой горел красный огонек. Михаил Павлович сразу догадался, что это такое. Ах, Кузя, Кузя...
- Бедная ты моя Анька... - вздохнул Михаил Павлович и шагнул к проклятой Машине.
- Не трогайте! - строго сказала Анька. - И пожалуйста, не волнуйтесь - сейчас моя очередь!
ПОГОНЯ
Вам-то хорошо, вы-то уже знаете, где Анька, а Сергей Борисович мчится по коридорам за человеком в черном...
Честно говоря, было ему очень страшно: роста Сергей Борисович среднего, а человек в черном вон какой дылда! Поди угонись за ним. И коридоры вокруг какие-то совсем незнакомые, директор еще никогда не заходил так далеко. А тот, за кем он гнался, все сворачивал да сворачивал, запутывая след. Бегал он быстро, и вот, когда Сергей Борисович свернул в очередной коридор, то никого не увидел. Человек в черном пропал, исчез. Вот и шаги его стихли вдали. Директор остался один посреди незнакомых коридоров. Он сбавил шаг, прислушался. Тишина. А местность вокруг пошла уж и вовсе дикая: какая-то бутафорская беседка, увитая плющом, рядом королевский трон, весь в пыли и паутине. На спинке трона, на ржавом гвозде, висела помятая королевская корона, а в дальнем темном углу, чуть скособочившись, стоял средневековый рыцарь из папье-маше.
Если бы на нагруднике рыцаря не было выцарапано чьей-то искусной рукой "Васька - дурак", можно было подумать, что тут лет сто не ступала нога человека. Но сто лет назад слово "дурак" писалось несколько иначе. Вот так: "дуракъ".
Можете себе представить, каково было Сергею Борисовичу: Аня Елькина пропала, в коридорах прячется человек в черном. "Я должен его поймать, сказал себе Сергей Борисович, - и спасти Елькину. Вперед!"
И он снова побежал, чутко прислушиваясь, не раздастся ли где шорох, шаги. Но тишина, тишина стояла вокруг, жуткая, нежилая... Долго ли, коротко бежал он, но вдруг остановился как вкопанный: беседка, увитая плющом, фанерный королевский трон, рыцарь. На нагруднике выцарапано: "Васька - дурак". Что за чертовщина?
Сергей Борисович поспешно прошел мимо, свернул в другой коридор и побежал.
Увы, через десять минут он очутился у беседки, и рыцарь "Васька дурак", кажется, встретил его торжествующей ухмылкой.
Директор с ужасом понял, что заблудился и ходит по кругу.
ЧЕЛОВЕК В ЧЕРНОМ - КТО ОН?
Пока Сергей Борисович отважно преследует неизвестного преступника, надо объяснить кое-что.
Дело в том, что никакого преступника нет и не было. Так уж вышло, что в дальних коридорах директор увидел...
Да вы и сами, наверно, уже догадались, что это был Павлик, знаменитый актер, которого не пустили в Дом пионеров и который решил воспользоваться пожарной лестницей. Путь этот был отлично ему знаком - с детства, с той не очень далекой поры, когда Павлик еще не был знаменитым актером, а бегал в Дом пионеров на репетиции. То есть был он тогда самый обыкновенный мальчишка, никакой славы у него еще не было, и черные очки он не носил (чтоб почитатели на улице не узнавали). И Юля его тогда любила.
Ах, Юлька, ну чего ты дуешься! Теперь, когда Павлик стал такой знаменитый, кучу денег заработал, жить бы да радоваться привалившему счастью. Павлик лез по пожарной лестнице и придумывал свой разговор с Юлей: "Наймем Пашке няньку, а ты иди учись, ты ж давно мечтала. Пожалуйста - деньги есть, никаких забот, проси что хочешь! Все у нас теперь будет о'кэй, Юлька, может, даже в Москву переедем жить. Со мной не пропадешь! Кончай дуться, Юлька, глупо же это, пойми!"
Павлику вдруг захотелось взглянуть на родную Фестивальную улицу: там, там, среди лип, когда-то бродили они с Юлей. И именно там, однажды, собравшись о духом, он Юлю поцеловал. Знаменитый актер вытянул шею, но крыши загораживали Фестивальную, он торопливо полез наверх. Как там? Все ли на месте?
На месте все было: дома стояли, как положено, в ряд, в сквере дремали белые, все в инее, липы, а в конце улицы темнел, как и в прежние времена, лес... Будто на ладони лежала перед Павликом улица, он смотрел, смотрел на нее. А улица на него не смотрела, не хотела родная улица видеть знаменитого Павлика...
"Сговорились они все, что ли?" - расстроился знаменитый. Никто не хотел его видеть: ни Юля, ни Михаил Павлович... А Юлин брат и вовсе вчера сказал, что милицию вызовет, если Павлик еще придет!
"Вот помиримся с Юлькой, я тебе покажу! - грозно думает Павлик. - Ты у меня узнаешь, как близких родственников в дом не пускать! Ничего! успокаивает себя знаменитый. - Приду к ней в библиотеку, уж тогда мне никто не помешает! Только бы Михаилу Павловичу на глаза не попасться..."
Говорят, люди к старости делаются мягче. По Михаилу Павловичу что-то этого не заметно. Как сказал два года назад: "Павел, то, что ты собираешься сделать, - предательство!" - так и стоит на своем... Слишком уж строг он, Михаил Павлович Еремушкин. Строг и старомоден, вот что!
