Сергей Белоусов - Вдоль по радуге, Или приключения Печенюшкина
-- Компас!! -- заорала Аленка что было сил. -- Там же компас! Лиза! Компас! Пустите!
Не выпуская ни увеличительного стекла, ни корзинки, девочка прыгнула вперед, к обломкам стола. Один прыжок, другой, но тут нога ее запнулась о край люка, и с воплем Аленка провалилась вниз в зеленое мерцание и могильную стужу.
Морковкин и Фантолетта бросились за ней, но люка уже не было. На паркете, покрытом пылью и мелкими осколками красных хрусталиков, словно бы кто-то провел окружность мокрой тряпкой по циркулю, а потом вымыл в середине ее.
-- Режьте паркет, дон Диего! -- воскликнула Фантолетта. -- Скорее за Аленой! Мы спасем ее!'
-- Бесполезно, -- прошептал Морковкин, скривившись, как от мучительной боли. -- Люк заговорен семью черными заклятьями. Даже нам с вами здесь работы на полдня. Оглянитесь лучше вокруг.
Солнце, клонящееся к закату, освещало достаточно мрачную картину.
Герои находились посредине каменистого плато, окруженного отвесными скалами. Вокруг них лежали развалины того, что совсем недавно называлось Красной хижиной.
С вершин скал со всех сторон наплывали вниз, шипя и пузырясь, языки раскаленной лавы. Жар, волной ударивший в несчастных волшебников, с каждой секундой становился все нестерпимей.
А вверху над скалами, над их головами, раскинув красно-бурые кожистые крылья, парил гигантский дракон.
Алена не успела пролететь и нескольких метров, как какая-то сила мягко, но властно подхватила ее, затормозила падение и понесла вниз уже плавно и медленно. Неяркий зеленый свет лился прямо из стен колодца. Странно, что холода теперь совсем не чувствовалось. Через несколько минут девочка небольно ударилась подошвами валенок о твердое дно люка. Тут же из стен вокруг нее выросли и сомкнулись железные прутья, а на них опустилась сверху железная же крышка, тоже появившаяся из стены.
Алена оказалась в клетке, словно птица или зверь. Часть стены перед решеткой исчезла, и впереди образовался коридор. Клетку стремительно повлекло вперед. Девочка вцепилась руками в холодные прутья, чтобы не упасть. Колечко из лунапарка сияло у нее на пальце по-прежнему. Сейчас оно казалось слишком малой радостью в сравнении с пережитыми уже неприятностями. А что же будет дальше? Об этом Алена боялась даже думать. Плакать уже не было сил.
Она закрыла глаза и представила себя в кроватке под теплым зеленым одеялом. Включен ночник, с пластинки звучит негромко песня Робин Гуда, рядом уткнулась в Майн Рида Лиза, и мама несет им горячее молоко и по куску шоколадной колбаски перед сном. Тут подступила такая тоска, что девочка решила глаз не открывать.
Внезапно клетка вздрогнула и остановилась. Под веками у Аленки стало светлее, и девочка поняла, что освещение сменилось. Сбоку послышались всплески, басовитое уханье и похрюкиванье. На миг Алене даже почудилось, что она на даче: открыла утром дверь, зажмурилась от пронзительного солнца и слышит, как возится у рукомойника дядя Коля Кошкин -- сосед по участку.
Аленка с надеждой открыла глаза, но тут же закрыла их снова, помедлила и опять открыла -- с отвращением.
Не было дачи, солнца и дяди Коли, а был круглый зал метров десяти в поперечнике, освещенный яркой голой лампочкой, свисавшей на длинном плетеном шнуре с потолка. Влево и прямо уходили два коридора, такие же, как тот, что оставался позади клетки. Справа находилась прозрачная ванна, и в ней, в мутной зеленой жидкости, плескалось и ухало существо, нисколько к себе не располагающее.
Гладкое, безволосое, серо-зеленое, оно походило на странную помесь моржа и бегемота.
-- Попались, голубсики, -- проговорило существо, не поворачивая к девочке головы, шепелявя и сладко потягиваясь.
Наверное, весь страх, что был отпущен на Аленкину долю в этот долгий день, уже попросту вышел. Она с изумлением почувствовала, что нисколечко не боится, а просто устала и сильно хочет есть.
-- Ты, зеленый мешок! -- закричала Аленка.-- Ты что в своем аквариуме дурака валяешь! Не видишь, ребенок есть хочет!
Когда на нее нападал приступ голода, даже папа и мама не решались спорить с дочкой. Невозможно было уговорить ее дождаться положенного часа кормления. Булка, пирожное, остатки салата, холодные пельмени -- Алена мигом сметала все, что подворачивалось под руку, и тут же стихала, добрела. Мама в этих случаях укоризненно смотрела на папу и вздыхала: "Видно, чья дочь", а папа смущался.
Услышав Аленин крик, существо от испуга подпрыгнуло в ванне так, что зеленая жидкость заходила волнами, а часть выплеснулась на пол. Оно медленно повернулось, разлепило голые веки и круглыми глазами бестолково уставилось на девочку.
-- Вот-те нате, еж в томате, -- бессмысленно прошептало существо и, булькнув, исчезло на дне ванны.
-- Я есть хочу! -- надрывалась Алена. -- Мы так не договаривались! Волшебная страна! Что же в ней волшебного, если есть ребенку не дают!
Она внезапно замолкла, вспомнив что-то, запустила руку в корзинку, вытащила яблоко, оглядела с сомнением и принялась с ним расправляться.
Существо меж тем вынырнуло на поверхность, держа в руках нечто, похожее на слуховой рожок па длинной цепочке. Оно вытряхнуло из рожка воду, подуло в него, отчего раздался противный треск, и принялось докладывать, приседая от почтения, сбиваясь и шепелявя совсем уже невозможно:
-- Васе капюсонство, Глупус у аппалата. Не виноват я, клянусь, тут осибоська высла. Клетка плиехала, а в ней, вместо доблодеев заплесневелых, Молковкина с Фантолеттой, девсенка какая-то. Клисит на меня, ногами топает, есть тлебует. Мозет ей, это, дус холодный с головастиками?..
Тут лампочка под потолком мигнула два раза, легкий сквознячок коснулся Аленкиного лба холодной невесомой лапкой и стих, а сверху, наполняя зал, раздался мягкий, но отчетливый голос с леденящими интонациями:
-- Болван! Плесень казематная! Службы не знаешь. Девочку накормить, обогреть, обласкать! Пожалуется на тебя -- костей не соберешь! Выезжаю лично! Все!
Глупус выскочил из ванны, стремительно прошлепал к клетке и плюхнулся у Алениных ног исполинской лягушкой прямо перед прутьями решетки, обдав девочку брызгами вонючей зеленой жидкости с запахом гнилого болота.
-- Миленькая, холосенькая, -- всхлипывал Глупус. Туловище его колыхалось, как гигантский мешок с желе. -- Бей меня, топси, колоти, сто хоцесь, делай! Ну, дулак, дулак я, но я зе исполнительный! Я же инисиативный! Я зе как лутсе хотел, только не залуйся на меня, у меня зе детки, такие, как ты. Зелененькие, толстенькие, глупенькие. Идиотики мои ненаглядные!..
Чистоплотная Аленка вытерла платочком лицо и руки от попавших на них зеленых брызг. Она с сожалением оглядела недоеденное яблоко, на которое тоже попали брызги, поискала глазами урну или мусорное ведро, не нашла, еще больше расстроилась и бросила огрызок, стараясь угодить в ванну.
Глупус, словно вратарь, взметнулся, перехватил огрызок в воздухе и проглотил его, коротко чавкнув.
-- Из васих лусек... -- сбивчиво залопотал он. -- Посьту за цесть... Пликазете клетоську отклыть?
Он пошарил под ванной, вытащил заржавленный ухват, провел им по двум прутьям, и те исчезли, оставив после себя легкий синеватый дымок. Можно было выйти, но Алена выходить не спешила.
-- Ты правда глупый, -- вздохнула она. -- Совсем как маленький. У меня ноги устали, и есть хочется. Ты мне стул принеси и булочку. А лучше покажи, где, я сама возьму, а то у тебя в лапах она болотом пропахнет.
Бестолковый Глупус засуетился, делая приглашающие жесты, прошлепал к стене, потер ее передним ластом, и в стене проступила и отворилась дверь. Аленка выбралась из клетки, подошла к двери и шагнула внутрь.
Там на полу стояло большое корыто, в котором плескалась на дне та же зеленая жидкость. Очевидно, оно должно было служить удобным диваном для почетных гостей. На небольшом возвышении рядом стояло корыто поменьше. В нем, сталкиваясь и наползая друг на друга, грудой копошились раки, головастики, крупные водяные пауки и проворные, размером всего с кулачок, осьминоги.
К горлу девочки подступила тошнота, она резко повернулась, чтобы выскочить из каморки, но дверь загораживала туша Глупуса, уставившегося на нее преданными круглыми глазами.
И тут раздалась отрывистая дробь барабана, неведомая сила подняла Глупуса вверх, пронесла над Аленой и вдавила в корытце с омерзительной снедью, исчезнувшее под его туловищем.
Девочка выскочила из каморки и застыла на месте. Исчезли ванна, клетка, лампочка на облезлом шнуре и смрадный запах болота. Круглый зал был устлан пушистым белым ковром. Вверху сияла и позванивала многоцветная люстра, а в двух шагах перед Аленкой, протягивая к ней руки
и улыбаясь, стоял маленький, чуть повыше ее самой, человечек. На нем был серый плащ до пят, вышитый голубыми драконами. Серебристый, сверкающий до боли в глазах капюшон человечек откинул на спину, и темные кудри рассыпались по плечам, обрамляя его доброе приветливое лицо.
