Страсть на холсте твоего преступления - Mirin Grots

— Мы были вместе, но ему резко стало плохо, и он отлучился в туалет. Его долго не было, и я зашла проверить, а потом увидела его в отключке возле раковины, — быстро информирует девушка и я цепляю друга на себя. Он бледный и болезненный. Я кидаю его на кожаный диван и бью по щекам, через пару хлопков он туманно фокусирует свой взгляд на мне и морщится от громких басов. На втором этаже музыка играет не так сильно, мне страшно представить, что происходит на первом.

— Харрис вызывает Эйвона. Ну же, друг, не отключайся, — говорю я и щёлкаю пальцами перед его лицом. Он морщится, отбивается от моих рук, и я вздыхаю. Три месяца беспробудной выпивки и тусовок, чтобы забыть. Чтобы запить то, что он бы чувствовал в трезвом состоянии. Боль.

— Алкоголь не поможет тебе избежать проблем, — говорю я довольно громко, зажав переносицу между пальцами от начинающейся мигрени.

— Проблем? — пьяным голосом спрашивает друг и смеётся. Мне не нравится его смех. Эйвон — то единственное, что я никогда не смогу и не буду контролировать. Он мой лучший друг. Моя родная душа. Моё начало и моё продолжение. Он тот единственный, кто спас меня, готовый пожертвовать своей жизнью. Пять лет верной дружбы, верной помощи и поддержки. Я иду, он следует за мной. Я думаю, он продолжает. Он не мой подопечный, не мой агент, он мой друг.

— Задумывался ли ты о проблемах, когда отдавал её Андреасу, а? Задумывался? — он плюется, когда выкрикивает слова мне в лицо. Выражение боли отразима, ощутима и раздражительна. Музыка переключается на современную, её басы оглушают.

— Заткнись, — шиплю я и залпом осушаю бокал виски. Эйвон бубнит себе под нос, возвращаясь на диван.

— Теперь наблюдай за последствиями своей эгоистичной натуры, Харрис. Ты добился, чего хотел, ты добился её компании, ты добился того, чтобы она исчезла из твоей жизни. Так где твоя улыбка, долбанный ублюдок? Идеальный план провалился, потому что дядюшка сыграл не по правилам? Не вижу радости, — пьяный и злой он не контролирует свои слова. Я подхожу к нему и замахиваюсь, бью его в челюсть, заставляя волосы из хвоста разлететься по сторонам. Его голова болезненно запрокидывается, но он молчит. Кровь на его зубах, когда он улыбается мне, раздражает.

— Радуйся тому малому, что у тебя осталось, когда был весь мир, — хрипит он и улыбается. Я отбрасываю его и разворачиваюсь, тяжело дыша. Я сжимаю перила, закрываю глаза, стараясь отключиться. Стараясь контролировать порыв эмоций.

Радуйся тому малому, что у тебя осталось, когда была она.

Я дрожу, мои плечи напрягаются. В закрытых глазах мерещатся раскинутые на подушке рыжие волнистые волосы, бледная фарфоровая кожа, розовые пухлые щеки ребёнка. Но не глаза, её глаза никогда не были детскими.

Я сжимаю перила до боли в руках, до скованности в мышцах. Сжимаю зубы, слыша отчетливый хруст своей челюсти. Контроль. Чёртов контроль.

— Босс, — меня зовут. Я дышу через нос, раздувая ноздри и нахожу отвлекающие сигналы в танцующих людях. Сохранив покой, я разворачиваюсь. Один из телохранителей подходит ко мне с опаской и протягивает планшет с новостью: «Влиятельный бизнесмен и крупный тяжеловес в области инвестиций Андреас Грэхам Райт снова замечен на одном из крупнейших аукционов Нью-Йорка с молодой любовницей Терезой-Лилиан Хендерсон». Меня не интересует текст, я сразу же спускаюсь к фотографии и выбиваю воздух из лёгких. Изумрудное шёлковое платье в пол, отражающее блеск её подчёркнутых макияжем зелёных глаз. Её волосы красиво переливаются на свету, будто они загорелись пламенем. Длинные, волнистые, нарисованные рукой мастера. Она выглядит такой красивой и неповторимой. Тонкие нежные руки, изящная фигура, элегантная осанка. Рыжая принцесса в изумрудном платье. Стройная и маленькая, смотрящая прямо в камеру. И чужая рука. Рука Андреаса, стоящего рядом, собственнически сжимающего её талию. Его взгляд показывает всему миру «Она моя». И от этого моя грудная клетка кричит, рычит и рвётся, вырываясь наружу. Я со всей силы кидаю планшет об стену, вдребезги разбивая.

— Упс, третий по счету, — смеётся пьяный Эйвон.

Она никогда не была его. Она никогда не принадлежала ему. Она всегда была моей. Моей, моей, моей. Девочка была моей.

Найдись, моя девочка, сделай меня лучше, чем я был. Найдись и научи меня мягче произносить своё собственное имя.

Я называю это Адом.

Круг первый.

Я просыпаюсь в подвальном помещении с жёстким бетонным полом. Я без каблуков и мои ноги дрожат от холода и ветра, пронизывающие кости. Сырость и слякоть труб. Во рту пересохло, а голова пульсирует. Я чувствую засохшую кровь на затылке и морщусь. Мои руки связаны за спинкой стула, верёвка больно натирает и впивается в руки, образуя кровоточащие ссадины. Я хриплю, когда стараюсь кричать.

Проходит достаточно времени, когда виднеется свет из-под моих полуоткрытых век. Я поднимаю голову, в подвал входят трое мужчин, а за ними Андреас. Его мощный взгляд устремляется на меня, ненависть дребезжит в нём.

— Надеюсь тебе комфортно спалось, золотце. Тебе необходимы будут силы, — мерзкая улыбка окрашивает его медвежье лицо. Я молчу и это раздражает его. Это видно по поджатым губам. Он кивает одному из мужчин и тот не раздумывая, бьёт меня по щеке с достаточным применением силы. Я ахаю.

Меня хватают за челюсть, пальцы Андреаса больно сжимаются на моей коже.

— Когда я спрашиваю, когда я разговариваю с тобой, ты киваешь, Тереза. Ты меня поняла? — спрашивает он, но я с ненавистью смотрю на него и молчу. Я всегда была слабой, но не сегодня. Не сейчас. Не перед ним. Может это плохо скажется на моей жизни, и я подвожу себя к необдуманному риску, мне плевать.

Он кивает, и мужчина бьёт меня ещё раз. А потом ещё и ещё, пока я не сбиваюсь со счёта и забываю дышать. Мои кости становятся болезненно мягкими, тело панически дрожит и пытается справляться с защитными механизмами, пока меня избивают.

Боль нестерпимая, невыносимая и дикая.

— Достаточно, — говорит мерзкий голос и меня сажают, голову поднимают, и я слипаю глаза. Мне больно дышать, больно глотать, больно говорить и кивать. Мне больно жить.