Страсть на холсте твоего преступления - Mirin Grots

— Приятно вам аппетита, — совершенно искренне говорю я.

— Спасибо, — слышу короткое звяканье посудой от Иларии.

— Тереза, — как бы мне хотелось иметь над собой силу, чтобы после его властного голоса не останавливаться и продолжать свой путь, но это невозможно. Я останавливаюсь, незаметно сжимая руки в кулаки, будто в них находится вся ценность. Харрис в привычной выглаженной белой рубашке без пиджака и галстука. Первые пуговицы его рубашки расстёгнуты, предоставляя вид ключиц и фантазии. Рукава закатаны по локоть, открывая вид на мускулистые руки.

— Сегодня вечером пройдёт банкетный вечер. Всю необходимую одежду, аксессуары и макияж ты получишь к обеду, — бесстрастно информирует мужчина, а я впитываю, как губка. Я хочу возразить, наорать на него, как вчера вечером и обвинить, но я молчу.

— Мои раны ещё не зажили, многие синяки на видных местах, — утром я занималась осмотром своего тела и нашла множество синяков на труднодоступных местах. Харрис задумывается, осматривая меня с ног до головы, сканируя. Я выбрала тёплую и объёмную одежду, чтобы по большей части скрыться от него. Но даже в мешковатой одежде, под его взглядом, я будто обнажена.

— С этим не будет проблем, — говорит Харрис, и я тут же киваю, последний раз встречаясь глазами с его холодом. Мой внутренний голос перебивает Илария.

— Моим брендом на выбор вечернего платья стал ROBERTO CAVALLI, некоторые вещи подойдут только для того, чтобы выйти на красную дорожку, но есть одно элегантное, — она болтает о брендах, и я шумно хмыкаю, поднимаясь по лестнице. Уверена, Харрис внутренне пищит от радости из-за её рассказов.

Я рисую наброски, делая из них комок и кидаю в урну рядом со столом. Там скопилось достаточно помятых листов, но я не останавливаюсь. Я никогда не портила бумагу зря, так что не так сейчас? Через час после завтрака, я слышу стук в дверь и поджимаю ноги с блокнотом к себе. Харрис открывает дверь, осматривая меня и урну.

— Это некое выражение твоего искусства или ты просто мусоришь? — спрашивает он и я еле заметно улыбаюсь.

— Второе, — тихо говорю и ожидаю его нападения, он убрал руки в карманы штанов и подошел к кровати слева от меня. Я подняла глаза, сталкиваясь с ним.

— Сними свою кофту, — приказывает и я ахаю, откидывая блокнот, но держа в руках острый карандаш.

— С ума сошел? Я не надувная кукла, которую можно использовать по желанию, — мои резкие слова вызывают в его глазах гнев. Он берёт моё лицо в свои ладони и сжимает челюсть, заставляя запищать от неприязни.

— Сними кофту, Тереза или я сделаю это сам. Выбирай, — конечно, от его грубого тона, я воспарила и в голове проскользнула мысль подразнить его, но я сжала челюсть.

— Что ты хочешь увидеть?

— Нанесённый вред, — отвечает он.

— О, ты соизволил побеспокоиться о моём самочувствии? Так может нужно было навестить меня в больнице и узнать самому? — едко спрашиваю, злясь. Я убираю карандаш и встаю на ноги, собираясь выйти из комнаты, но его рука хватает моё запястье, возвращая на место.

— Я не… — начинаю я, но он грубо затыкает меня.

— Ты не надувная кукла, не моя заложница, не домашнее животное и не хомячок, я помню, — от его голоса я таю на месте, но быстро беру себя в руки и вырываю свою.

— Синяк на задней стороне шеи, на лопатках и локтях. Несколько царапин и порез, — говорю ему словесно, и Харрис был бы не Харрисом, если бы ему хватало только словесного объяснения. Он разворачивает меня к себе спиной, прижимая к твёрдому животу и торсу. Я ударяюсь об него, ощущая дискомфорт в раненных местах. Одним движением он хватает подол кофты и стягивает её с меня через голову. Мои волосы взъерошились, холодок от потери тепла пробежался по позвоночнику так же быстро, как и краска на щеках.

— Да как ты смеешь? — вскрикиваю я и прикрываю обнажённую грудь, разворачиваясь к нему. Его глаза потемнели от вида моего тела.

— Ты взяла во вкус новую привычку ходить без белья? — он прищуривается и задается вопросом почему я без лифчика. Да к чёрту его.

— Я нахожусь в помещении, в доме, не собираясь выходить из него ближайшие часы, — поясняю я, не зная зачем это делаю. Он кивает и заставляет меня обернуться к нему спиной, на что я с трудом, но всё равно соглашаюсь. Сначала Харрис мучает меня тишиной разглядываний, а после его тёплые пальцы нежно проходят по длине позвоночника, задевая позвонки. Мой позвоночник спел бы для него любовную серенаду. Пару секунд он медлит, я слышу звук открывающейся мази в тюбике и вздрагиваю, когда меня касается холодный бальзам. Он аккуратными массажными движениями втирает мазь в пострадавшие места, и я дрожу. Дрожу и благодарю его мысленно. Сама бы я вряд ли достала до труднодоступных мест, поэтому я молча принимаю ситуацию. Харрис отбрасывает мои волосы на голое левое плечо и массирует кожу шеи. Его движения приятны, хоть и приносят легкую боль. Когда он заканчивает, заставляет меня надеть свободную футболку. В дверь стучаться и при согласии Харриса, появляется горничная. Я удивлённо таращусь на неё. Она что, постучала в мою дверь, перед тем как войти? Что этот чертов мужчина сделал? Я столько дней ругалась с ними за вторжение, а стоило появиться Харрису, они все вспомнили о приличии. На её подносе стоит кружка с ароматным травяным запахом.

— Что это? — спрашиваю я, когда Харрис забирает поднос и ставит на столик возле кровати.

— Шалфей. Он снимает боль от воспалившихся ран, — поясняет он и я морщусь. Забота, он проявляет заботу. Когда как вчера принял решение усыпить мою любимую лошадь, сказать, что я временная в его жизни, появиться в особняке со своей невестой…

— Я ненавижу тебя, — тихо говорю я, но он всё слышит. Медленно оборачивается ко мне с непроницаемым лицом.

— Так ли это, девочка? — в его голосе слышится ухмылка.

— Совершенно точно, Харрис. Я ненавижу тебя за появление в моей жизни, — выдаю я с дрожанием в голосе. Я и себя ненавижу за слабость, которую питаю в нём. Его высокое и величественное тело, словно тень в ночном переулке, приближается ко мне медленными